Gundabad

- Эльмирэ, - только и смог прошептать Трандуил, бессильно опускаясь на колени. С нее сняли шлем, и несколько белокурых прядей неряшливо выбились из косы. Ужасная рана на груди слабо кровоточила, отдавая сухой каменистой земле последние алые капли, а по лицу растеклась мертвенная бледность. Светлые ресницы королевы дрогнули, приподнимаясь, и по окровавленным губам скользнула слабая тень улыбки.

- Трандуил, - Эльмирэ с нежностью протянула ослабевшую руку к его лицу, багровая капля крови скатилась из уголка ее рта по полупрозрачной коже. – Meleth…

Трандуил поймал хрупкую ладонь за мгновение до того, как она бессильно обмякла. И эта безвольность тонких пальцев, ощущаемая даже сквозь металл латной перчатки, обожгла его сильнее, чем пламя, рвущееся из глоток тангородримских драконов. И потекла горячими бессильными слезами по лицу, заставив спрятать его в растрепавшихся белокурых волосах, в отчаянии прижимая неподвижное, окровавленное тело к груди.

Синдар отступили, склонив головы в безмолвной скорби. Серебристые, как две звезды, глаза застыли, устремив свой последний взгляд на короля. Эльмирэ была мертва.

Комментарий к Gundabad

**Meleth** (синд.) - любимый.

========== Just before the Shadow falls ==========

Комментарий к Just before the Shadow falls

Meleth (синд.) – любимый.

Melethril (синд.) – возлюбленная.

Приквел к Гундабаду. И вероятнее всего, я потом поменяю общее название.

Автор лежит на больничном, ест таблетки и хочет чего-нибудь няшного. Поэтому когда автор пересмотрел третьего Хоббита, у него сама собой родилась идея вот этого. По-моему, они милые.

Gary Hughes & Lana Lane – At the End of Day.

Лезвия столкнулись со звоном, разнесшимся по поляне и затихшим среди высоких деревьев. Птицы встрепенулись в зеленой листве, потревоженные чужеродным звуком, и оборвали песню, внимательно следя бусинками глаз за рассекающей воздух сталью. Проглядывающие сквозь переплетения ветвей солнечные лучи бросали слепящие взгляд блики на скимитары, путались в длинных причудливо заплетенных косах: белокурой – королевы и светлой до белизны – короля.

Сталь схлестнулась вновь, блики разлетелись по сторонам, заплясали по листьям, отражаясь от изогнутых клинков. Скимитары звенели при столкновениях, стремительно поворачивались, ударяя или блокируя, вращались и танцевали, покорные малейшему движению рук. Покрытые тонким слоем серебра и заточенные так остро, что способны были перерезать волос, лезвия раз за разом вступали в опасную игру, целя в незащищенные ничем, кроме тонких невесомых тканей, тела. Король наступал, нанося точно выверенные удары, готовый в любое мгновение остановить смертоносный клинок, если жена допустит ошибку. Светлые, цвета расплавленного серебра, глаза сосредоточенно сощурились, следя за каждым движением королевы, за поворотами ее клинка и переливами голубого и зеленого на ее платье. Солнечные лучи скользили по его лицу, очерчивая бледную тень от ожогов на левой стороне.

Королева, напротив, была весела. Она знала, что муж сражается едва ли в полсилы и не причинит ей вреда, даже если она сама бросится на его меч, но находила в этом свою прелесть. Поединок с ним был танцем, а не сражением, больше шутливым развлечением, чем оттачиванием мастерства. И она наслаждалась им, наслаждалась солнцем, светящим сквозь яркую зеленую листву, ветром, напевающим песню в ветвях деревьев, звоном стали и близостью мужа, оставившего на несколько часов обязанности короля и свою ветвистую корону.

В минуты, подобные этим, она всегда возвращалась памятью в те дни, когда смела лишь наблюдать за чужими поединками, наблюдать украдкой и из-за ветвей дерева, боясь, как бы не заметил ее тот высокий беловолосый страж Дориата, что обращался с клинком искуснее других. Когда она хранила свою любовь к нему глубоко в сердце и опускала глаза всякий раз, когда он проходил мимо, не ведающий, как горячо она желала быть достойной его. Он не ведал бы этого и до сих пор, если бы не опалившее его драконье пламя. Неискренними были бы ее мысли о любви, если бы она смогла остаться в стороне, продолжая отказывать себе в желании уберечь его от страданий. А он дичился ее поначалу, как и всех, кто желал помочь, отказывался от чужого сострадания, скрывая ожоги под перчаткой и высоким воротом, пряча изуродованное лицо за вновь отрастающими волосами. Пока не понял однажды, что полюбил в ответ, сам того не желая и не стремясь к любви. И, с тех пор, бывало, шутил, что неправильно всё это, что это ведь он должен был завоевать ее сердце, а вовсе не наоборот.

- Ты думаешь не о том, - Трандуил выбил скимитар из рук жены и отступил назад, рефлекторным движением проворачивая рукоять клинка в руке.

- Прости, - Эльмирэ опустила ресницы в притворном смирении и подняла оружие из травы. – Я, верно, не лучший ученик.

- Вовсе нет, - ответил король, не ставивший себе цели подорвать ее уверенность в собственных силах. – Но ты целитель, а не воин. Тебе это ни к чему.

Королева с залихватским видом крутанула в руке скимитар и нанесла удар с разворота, заставив взметнуться юбку с разрезами. Трандуил отбил атаку и снова отступил назад.

- Мне известно твое мнение, meleth. Что война – это не женское дело. Но, быть может, ты помнишь, одна моя подруга как-то сказала, что порой война не оставляет нам выбора. Что в трудный час рядом может не оказаться ни отца, ни мужа. И что же, мне покорно умереть, потому что я целитель, а не воин?

Бледное лицо короля омрачила тень.

- Не стоит равняться на нее, Эльмирэ. Она не лучший пример для подражания.

- Ты становишься холоднее зимней стужи всякий раз, когда я вспоминаю ее, - печально отозвалась королева и устремила взгляд серебряных глаз куда-то в сторону. – Я даже имени ее произнести не могу, чтобы не услышать в ответ твоего упрека. А ведь когда-то она была другом и тебе.

- А потом сгинула вместе с сыном Феанора, - едко добавил Трандуил, куда меньше жены склонный сожалеть о тех, кого считал врагами. – Что вряд ли хоть кого-то опечалило.

- Это опечалило меня, - спокойно ответила королева, взглянув на него искоса. Она редко позволяла себе разозлиться, слишком мягкой и умиротворенной была ее натура. – И я думаю, что-то не так с нашим народом, если он называет любовь предательством. Вы ставите ей в вину лишь то, что она не отвернулась от мужа после того, как он и его братья прошлись по нашей земле огнем и мечом. Не она привела их в Дориат, и нет сомнений, что она пыталась их отговорить, но вам этого было мало, вы упорно требовали от нее оставить мужа и детей ради королевства, которое было уже не спасти. Она любила Дориат не меньше, чем мы, meleth, но тебе проще было проклясть, чем попытаться понять.

Быть может, в ее словах и была доля правды, но Трандуил слишком хорошо помнил, как растекалась алая эльфийская кровь на полах в чертогах Менегрота. Как синдар погибали от мечей собственных братьев, охваченные ужасом и неверием. Как один из сыновей Феанора нанес ему удар, разрубивший доспех на правом плече, и лежать бы этому братоубийце мертвым на мраморном полу, если бы битва не разделила их прежде, чем Трандуил успел перехватить клинок в левую руку и снести его рыжую голову с плеч. И женщину, которая поставила верность мужчине выше верности своему народу, он не мог ни понять, ни назвать иначе, чем предательницей.

- А я ведь тоже говорила тогда, что последую за сыном Орофера, куда бы он не отправился, - добавила королева. – И говорю сейчас. Так что же, и я, по-твоему, предаю наш народ, любя одного из нас сильнее, чем всех остальных?

- Твоя доброта однажды тебя погубит, melethril, - ответил король. – Дай тебе волю, ты бы и Морготу простила его черные дела, не то, что сыновьям Феанора.

- Не возьмусь судить о Морготе, но наши братья из нолдор, ни гномий народ не вызывают у меня ненависти, - Эльмирэ перехватила меч и попыталась обезоружить мужа. Трандуил со скучающим видом удар отбил. – Я не держу на них зла, meleth. Чего не скажешь о тебе.