Достойная пара

Бедняжка тряслась как осиновый лист, но старалась не замечать этого, плотно прижимая руки к озябшей груди. Она была измотана, загнана западными волками, и легкими прыжками настигла Сину, остановившись в паре метров от него.

— Помоги, помоги мне сейчас, прошу тебя! — выдавила из себя девушка, едва двигая сизыми губами, она в полном отчаянии.

Сина молча поднимает глаза, и паника вдруг взрывается в теле волчицы огромной сокрушительной бомбой, глаза её полны слёз и ненависти, она разевает безмолвно рот, спасаясь от нехватки воздуха, а её замёрзшие губы дрожат. Астрид сжимает кулаки и медленно, ничего не говоря, пятится прочь, однако уже поздно — полукругом обступили жертву волки. Накинутый на случай дождя плащ Сина обходительно предлагает пойманной невесте, и та без драки принимает предложение, так же соглашается с целым сопровождающим отрядом, вот только в глаза смотреть больше не хочет.

Решить проблему можно всегда, без посильной помощи окружающих, и даже если кажется, что решения уже нет.»

Комментарий к 33. Оковы

Надеюсь, что не запутала с этими вставками про Астрид. :В

========== 34. Безумие ==========

Этим ничем не примечательным утром меня разбудил страдальческий возглас Кристофера, честно говоря, я почти решила, что на нас неожиданно напали, однако причина оказалась несколько прозаичней:

— Ты мне руку отдавила! — точно умирающим голосом просипел он и замер, стараясь не шевелить затёкшей конечностью. Я в неловкости застыла, разрываясь от желаний засмеяться и пожалеть его. Мужчина лежал на боку, с растрепанными волосами и более или менее отдохнувшим видом, мерно рассматривал меня; потом вдруг тень улыбки проскользнула на его лице и он потянулся ко мне, чтобы погладить за бедро, а затем неожиданно сменил тему. — Моя дикая девочка, — это прозвучало настолько соблазнительно, что я даже засомневалась, но взгляд Криса дал понять, что сказано всё так как и надо.

— Ты про то, как я угостила Ферокса цепью и миской? — задала вопрос, кое-как умудряясь сдерживать смешок, и посмотрела на мужа, тут же просиявшего глумливой улыбкой в ответ.

Судя по мертвецкой тишине, бьющей в щели шатра вместе со сквозняками, лагерь ещё не проснулся. Я сжала мужскую руку, медленно ползущую уже по внутренней стороне бедра.

— Я ничего не сделаю, не волнуйся, — он хитро и обещающе прищурил глаза, но тут свистящее безмолвие леса развеяли глухие шаги. Оборотень резко сел и прислушался, будто ждал кого-то.

— Крис, пора начинать, — мы оба узнали приглушённый голос Ферокса, он точно напугать нас хотел.

Моментально утратив ребяческий настрой, Кристофер уже более резво, чем вчера поднялся на ноги и поторопился покинуть шатёр. Лицо его теперь могло принадлежать единственно Сверру: хмурой складкой между насупленных бровей лег его боевой настрой, поэтому мне во что бы то ни стало захотелось развеять все его беспокойства как угодно:

— Совсем ничего не сделаешь? — скромно пролепетала я, навевая на слова лёгкую дымку обиды; получилось, видимо, хорошо, потому что после довольной усмешки мужчины, я таки получила поощрение.

***

«Случилось нечто ужасное. Как молния безоблачной ночью, это чувство пронзило успокоенные души стаи и вмиг затихло, оставив после себя огромный рубец. Никакого шума, запаха или зрелища перед этим не было, всё шло необычайно тихо, не было ни единого знака, хотя нет, он то как раз и был, только заметил и почему-то проигнорировал его старший воин клана, который теперь ошарашенно, точно неживой, пробирался сквозь толпу оборотней к главному дому. Все о чём-то тараторили и без конца щебетали как саранча, беспрерывно охая, а кто-то вообще пытался прорваться в дом, обезумев от паники, но всё было тщетно — так поздно вечером он был заперт. Абсолютно каждый знал, что именно произошло, но боялся произносить это вслух. Толпа, коей сейчас предстала стая, явила себя бестолковым растерянным сборищем, неспособным что-либо сделать кроме как бесноваться вокруг дома.

Сина судорожно перепрыгивал с одной мысли на другую, думая о том, что могло произойти и кто мог оказаться жертвой; он расталкивал повергнутых в агонию паники оборотней, пока сердце его разрывалось от страха, что он мог опоздать, хотя общее состояние стаи и её крайняя тоска говорили о многом. Взбесившиеся у входа волки послушно уступили дорогу старшему воину, а затем, под замеревшее молчание взволнованной стаи, дверь открылась и Сину пустили в дом.

Он старался идти медленно, и шаги его гулко звенели в плотных холодных стенах угрюмого дома, дыхание первый раз так сбилось с того времени, как он вступил в ряды воинов, а затем стал в клане вторым после Альфы. Голова разрывалась от боли, потому что мужчина знал, что всего этого можно было избежать, но всё же равнодушно проигнорировал крики вселенной. О, как же теперь он сокрушался!

Женщины в доме словно испарились: ни одной не было, кроме тех, что привидениями стояли у входа; вообще вся жизнь этого дома померкла — он и раньше был мрачным, а теперь и вовсе на грузные мысли нагонял, словно здесь мстительный дух поселился. Высокая дверь в спальню была приоткрыта, возле неё лежал поднос, заполненный до бортиков травяным чаем и множеством осколков. В глаза бросился подсушенный ранее и размякший в кипятке цветок с лепестком, напоминающим шлем. Аконит. Хаемон бледный, точно позеленевший, лежал на полу в собственной рвоте, определённо давно мертв, а Астрид сидела верхом, мандражирующими ручками непонятно для чего сжимая над телом кровавый нож. Поздно было корить себя, но Сина облегчённо выдохнул, когда увидел, что Астрид жива. Тут же появилась и волчица, обронившая поднос, она чуть ли не припала к земле, сокрушаясь и моля прощение, одной ей известно за что:

— Она! Она подложила отраву! — взмолилась волчица, складывая руки у головы кулачками, но её вряд ли кто-то слушал, и поэтому она поспешила незаметной тенью скользнуть туда, откуда пришла.

Сина продолжал стоять у двери, не смел входить или тревожить Астрид. Он видел умершего Альфу, и будь там любой другой убийца — немедля был бы казнён, но теперь Сина испытывал разве что не удовольствие, и эти смешанные чувства пугали его. Это была его вина и только; на протяжении долгого времени он видел её мучения, но ничего с этим не делал, поэтому теперь он не дрогнул, когда окровавленная девушка с помутневшим взглядом выплыла из комнаты. Лицо милой некогда волчицы перекосило ожесточением, она выглядела потрёпанно, точно умалишённая. Астрид тяжело, но быстро дышала, как после пробежки; она покачивалась на ходу, цепляя дверь и дверной косяк: ей тяжело давалось справляться с потерявшим силы телом. Каждый её шаг сопровождался нервными судорогами, и всякое резкое постороннее движение могло вызвать её самую непредсказуемую реакцию. Сина смотрел и никак не мог узнать девушку, и потому тупо в упор разглядывал её. Ему казалось, что именно так будет выглядеть демон, если того загнать в угол; думал, что, возможно, ни Хаемон, ни даже Ингольв ни за что в жизни не представляли себе подобные перспективы брака; задавался вопросом, кем нужно быть, чтобы разбудить такого зверя, но ответ уже лежал на полу в спальне, весь в рвоте и крови, мёртвый и более непричастный.

— Тебе придётся сделать выбор, — всё лицо её покрылось нездоровым блеском. — Либо ты со мной, либо ты с ним, — лизнула потрескавшиеся губы, её грудь качнулась, наполняясь воздухом, и девица кивнула в сторону комнаты, где лежал мёртвый Хаемон.

Она была далеко не слабачка, однако по силам не превосходила старшего воина, тем не менее одна только сила её духа впечатляла. Ответ Сины давно был предопределён мягким девичьим смехом, и он, подтверждая её ожидания, покорно склонил голову. Тогда Астрид испустила горький презренный смешок и отбросила в сторону лезвие, то скользнуло по полу со звонким скрипом.

— Я просила принести мне отвар, где он?! — заверещала она на уронившую поднос волчицу, прижимая к себе державшую нож руку».

Астрид пообещала себе никогда не заговаривать о своей короткой супружеской жизни, и до сих пор держала верность обещанию, да и вряд ли когда-нибудь в будущем расскажет правду о тех загадочных покрытых густым мерзким туманом отношениях с Хаемоном.