Работа для гробовщика

– Что ж, – сказал Чарли Льюк, стрельнув глазами по сторонам, и в его голосе неожиданно послышался легкий сельский акцент. Причем голос оказался таким же налитым мощью, как и плечи. – Не знаю, что вы успели выяснить об этом деле, и потому кратко расскажу историю в том порядке, в каком ее докладывали мне самому. Все началось с несчастного доктора Смита.

Кэмпион не слышал ни о каком докторе Смите, но внезапно тот будто оказался рядом с ними. Приобрел реальные очертания, как нарисованный карандашом портрет.

– Высокорослый мужчина лет тридцати пяти, женатый на настоящей мегере. Перегружен работой до предела. Слишком уж добросовестно исполняет свои обязанности. Совестливый. Каждое утро выходит из квартиры, уже запиленный супругой вконец, и отправляется к себе в приемную с витриной, напоминающей прачечную. Сутулится. Спина напоминает верблюжий горб. Носит слишком широкие брюки, ерзает в кресле, словно сам Бог дергает его за невидимые веревочки. Голова почти без шеи, как у черепахи, и он поводит ею чуть заметно из стороны в сторону. Глаза постоянно встревоженные. В общем, хороший человек. Добрый. Не такой умник, как некоторые, нет времени для самосовершенствования, но вполне достойный профессионал. Личность старой закваски, хотя не окончил престижной школы и не причисляется к местной элите. Служит своему призванию, никогда не забывая, что это его долг. И вот Смит начинает получать гадкие анонимные письма. Естественно, это не может не потрясти его.

Чарли Льюк вел свой рассказ, не акцентируя знаков препинания и не слишком связно, зато помогал повествованию всем своим телом. Когда он описывал спину доктора Смита, его спина выгнулась тоже. При упоминании приемной он жестом обозначил форму витрины. Но его огромная сила все же оставалась более физической, чем эмоциональной, и он использовал ее в рассказе, забивая факты на свои места, как гвозди молотком. Кэмпиона он заставил буквально проникнуться пережитым доктором скандальным потрясением. Его речь обрушивалась на собеседника лавиной.

– Позднее покажу вам папку со всей этой грязью. А пока обрисую ситуацию в общих чертах. – И он стал яростно произносить фразы, руками помогая им как бы улечься в отведенные гнезда. – Обычные грубые непристойности. Заставил психолога поработать над письмами. Тот утверждает, что писала женщина, но с большим сексуальным опытом и далеко не такая необразованная, как можно предположить, если обращать внимание на грамматические ошибки. В письмах содержались обвинения в том, что доктор покрывает убийцу. Старая леди Рут Палиноуд была убита, похоронена, никто не задавал никаких вопросов, а врач несет за это ответственность. До доктора не сразу доходит серьезность проблемы, но потом он начинает подозревать, что такие же письма получают его пациенты. Обращает внимание на их случайные обмолвки. И бедолаге поневоле приходится задуматься. Он перепроверяет симптомы болезни той старушки. Сам уже напуган до смерти. Зачем-то делится своими тревогами с женой, которая, разумеется, начинает пользоваться этим, чтобы еще больше мучить его. Смит доходит до нервного срыва, обращается к коллеге-специалисту, и тот заставляет его обратиться к нам. Вот каким образом дело впервые попадает в мои руки. – Он дал себе передышку, глотнув разбавленного водой виски. – «Боже мой! – заявляет мне Смит. – Ведь ее мог убить мышьяк. Я вообще даже не предполагал возможного воздействия яда». «Что ж, доктор, – отвечаю ему я. – Это может быть лишь пустая сплетня. Но кому-то явно хочется распускать ее. Мы найдем, кто именно этим занимается, и все уладим». А теперь переместимся на Апрон-стрит.

– Я слежу за ходом вашей мысли, – кивнул мистер Кэмпион, стараясь не выдать своего волнения. – Мы говорим о доме Палиноудов, верно?

– Не сразу. Для начала общее описание улицы. Это важно для нас. Узкий и короткий проезд. Небольшие магазины по обе стороны. С одного конца – бывшая часовня Братства во Христе, ныне превращенная в репертуарный театр «Феспис», претенциозный, но безвредный, и пансион «Портминстер», он же дом Палиноудов – с другого. Как безнадежный пьянчуга, квартал за последние годы опустился и обнищал. Палиноудов постигла та же участь. Теперь их домом владеет престарелая бывшая птичка из варьете, решившая стать хозяйкой пансиона. Ипотека подешевела, она унаследовала какие-то деньги, в ее собственный дом угодила бомба, и тогда вместе с несколькими своими бывшими постояльцами она перебралась туда, заодно оставив самих Палиноудов в роли обычных квартирантов.

– Мисс Роупер – моя старая знакомая.

– Неужели? Интересно. – Узкие щелки глаз мгновенно расширились. – Тогда, быть может, вы кое-что скажете мне. Могла она написать те письма?

Брови Кэмпиона под оправой очков взлетели вверх.

– Для этого я недостаточно хорошо знаю ее, – пробормотал он. – Но она мне кажется тем редким человеком, который не удержался бы и поставил свое имя в конце письма.

– Вот и я так думаю. Мне она нравится, – Льюк говорил совершенно серьезно. – Но ведь ничего нельзя знать наверняка. – Он вытянул вперед свою большую ладонь и начал загибать пальцы. – Прикиньте сами. Одинокая женщина, счастливые деньки в прошлом, остались рутина, скука и, вероятно, даже ненависть к заносчивым, но обнищавшим жильцам. Они могут донять «самую добрую женщину», когда ее пансион переживает трудные времена. – Льюк сделал паузу. – Я бы даже не стал винить ее, – продолжил он затем с тем же серьезным видом. – У каждого свои заскоки. И порой обстоятельства приводят к обострениям. Я вовсе не имею в виду, что это непременно сделал наш старый увядший цветочек. Я лишь пытаюсь разобраться в мотивах. Ей вполне могло взбрести в голову избавиться от всей семейки разом, но она не знала, как провернуть такой трюк. Или же запала на нашего доктора и решила побольнее ударить его, оставшись без взаимности. Хотя, конечно, она старовата для этого.

– Кто-нибудь еще попал в поле вашего зрения?

– То есть кто мог стать автором писем? Человек примерно пятьсот. Любой из пациентов доктора. Он порой ведет себя с ними странно, когда стервозная жена доводит его до ручки, и к тому же эти люди изначально больны, не так ли? А есть еще остальные обитатели улицы. Я не буду описывать вам каждый дом на ней, чтобы нам не пришлось проторчать здесь всю ночь. Кстати, пейте, пейте, сэр. Но я дам вам представление о царящей там атмосфере. На углу напротив театра расположена лавка бакалейщика и торговца скобяными товарами. Хозяин из бывших деревенских жителей, но превратился в кокни уже лет пятьдесят назад. У него можно делать покупки в кредит до бесконечности. Однако постоянно имеет проблемы с властями. Может хранить сыр вместе с керосином. И стал совершенно другим человеком с тех пор, как умерла его жена. Знаком с Палиноудами почти всю жизнь. Их отец помог ему, когда он только открывался, а теперь, если бы не он, некоторые из них голодали бы к концу каждого месяца. Рядом с бакалейщиком расположился торговец углем, но он тут недавно. Дальше приемная доктора. По соседству с ней зеленщик и его семья. С ними все в порядке. Семейство большое, с множеством дочерей. Все лица в косметике, все руки в грязи. А вот затем, мистер Кэмпион, на нашем пути аптека.

Льюк попытался понизить голос, но его мощи все равно оставалось достаточно, чтобы заставить панели по стенам вибрировать. Наступившая затем краткая тишина, когда он замолк, воспринималась отдохновением от шума.

– Аптекарь представляет для вас интерес? – вопросом поощрил полицейского собеседник, которого успела увлечь манера повествования инспектора.

– Папаша Уайльд представлял бы интерес, даже если бы его просто изобразил художник, – произнес Чарли Льюк. – Что у него за заведение, вы не представляете! Настоящая лавка древностей! Слышали когда-нибудь о патентованном средстве от кашля и несварения желудка под названием «Динамит Эпплярда»? Разумеется, не слышали, зато держу пари, что ваш дед подорвал себе на этом динамите остатки здоровья. И вы по-прежнему можете купить его там при желании. В оригинальной упаковке. У него десятки маленьких шкафчиков с ящиками, набитыми всякой всячиной, а запах стоит как в спальне древней старухи – с ног сшибает. И среди всего этого восседает папаша Уйальд, похожий на пожилую тетушку с крашеными волосами и вот с таким воротничком. – Он вытянул подбородок вперед и вверх, а глаза округлил и выпучил. – Когда Боуэлсы выкапывали из земли мисс Рут Палиноуд, а мы стояли вокруг на холоде, дожидаясь, пока сэр Доберман наберет достаточно материалов в свои баночки с образцами, то я, признаться, уже начал думать, что мне придется-таки обратиться к папаше Уайльду. Не утверждаю, что именно он подсыпал яд, каким бы тот ни оказался, но купили его наверняка в той аптеке.