Работа для гробовщика

– Чистейшей.

– Понимаю, – Кэмпион был предельно корректен. – Я знаю, насколько такое редко случается[1].

– Она делает это почти каждый день примерно в одно и то же время. Я хотел увидеть все своими глазами. А вот и вы, старший инспек…

Тяжелые шаги по траве стали слышны отчетливее, и старший инспектор Йео, даже в штатском похожий на полицейского, обошел ствол дерева и пожал им руки.

Мистер Кэмпион обрадовался его появлению. Они были старыми приятелями и питали друг к другу те особо теплые чувства, какие часто возникают между людьми с несхожими темпераментами.

Глаза Кэмпиона приобрели еще более задумчивое выражение. Теперь он был уверен. Если Оутс мог вбить в свою седую голову пустую игру в эксперименты по наблюдательности, то Йео едва ли согласился бы напрасно тратить время, чтобы угодить начальнику.

– Ну что? – с усмешкой спросил Йео. – Теперь и вы видели это.

– Да, – отозвался шеф, погруженный в размышления. – Занятная штука – человеческая жадность. Об эксгумации должно сообщаться именно в этой газете, если номер свежий, но она не читает новостей или же заучивает строки наизусть. За все время, пока мы здесь, она ни разу не перевернула страницу.

Кэмпион вскинул свой чисто выбритый подбородок, но затем вновь наклонился и продолжил случайно найденным обломком ветки рисовать что-то на земле.

– Дело Палиноуда?

Карие глаза Йео сверкнули в сторону шефа.

– По-моему, вы пытаетесь заинтересовать его, – сказал он неодобрительно. – Да, там вы видите миссис Джессику Палиноуд, мистер Кэмпион. Она третья по старшинству сестра и сидит на этой самой скамье каждый день после обеда, невзирая на погоду. Ни солнце, ни дождь не мешают ей. Если приглядеться, она сильно смахивает на тех, кого мы называли когда-то чокнутыми.

– А кто была та вторая дама? – спросил Кэмпион, продолжая выводить свои иероглифы.

– Миссис Дон Боннингтон с Карчестер-террас, – вмешался Оутс. – Конечно, она знает, что не следует поощрять нищенство подаяниями, но, когда видит «женщину, доведшую себя до крайности», не может противиться желанию «хоть чем-нибудь помочь». Это, разумеется, нечто вроде суеверия. Как некоторые стучат по дереву.

– О, не надо никаких выдумок про предрассудки. Расскажите все как есть, – проворчал Йео. – Миссис Боннингтон выгуливает здесь в погожие дни свою собачку, мистер Кэмпион. И заметив постоянное присутствие в этом месте мисс Джессики, пришла к выводу, что у бедной женщины дела обстоят из рук вон плохо. После чего завела привычку обязательно давать ей монету, и ни разу она не была бестактна. Один из наших людей регулярно становится свидетелем подобных сцен и однажды подошел к милой старушке с предупреждением, что попрошайничество и нищенство противозаконны. Но как только он к ней приблизился, то заметил, чем она на самом деле занимается, и откровенно признается – ему пришлось отказаться от первоначального намерения.

– Чем же она занималась?

– Разгадывала кроссворд на латыни, – невозмутимо ответил старший инспектор. – Одна из газет для высоколобых публикует его еженедельно рядом с парой других на английском языке. Один для взрослых, другой для детей. Наш офицер сам относит себя к числу интеллектуалов и порой разгадывает детский вариант, а потому он сразу узнал знакомую газетную полосу. Его так поразило зрелище, как она вписывает слова в клеточки, что он просто в ошеломлении прошел мимо.

– Однако на следующий день, когда она всего лишь листала книгу, офицер выполнил свой долг, – заметил Оутс, – и миссис Палиноуд прочитала полицейскому лекцию об этике и об элементарной вежливости, вручив ему самому полкроны.

– Он отрицает, что взял у нее полкроны. – Маленький рот Йео, обычно чопорно прямой, скривился в усмешке. – Однако ему хватило сообразительности выяснить ее имя и место жительства, после чего он наедине побеседовал с миссис Боннингтон. Она ему не поверила – такая уж это женщина – и с тех пор продолжает делать то же самое, когда считает, что никто в их сторону не смотрит. Интересно другое: по его словам, мисс Палиноуд нравится брать деньги. Он говорит, она с нетерпением ждет и уходит очень сердитая, если миссис Боннингтон так и не появляется. Что скажете, мистер Кэмпион? Привлекательный для вас случай?

Кэмпион распрямил спину и улыбнулся, одновременно желая и извиниться, и выразить сожаление:

– Прошу прощения, но, откровенно говоря, нет.

– Дело до крайности увлекательное, – Оутс словно не слышал отказа. – Оно обещает стать своего рода классикой в истории криминалистики. Это настолько сложные, но интересные люди! Вы же их знаете, не так ли? Я еще мальчишкой слышал о профессоре Палиноуде и его жене поэтессе. Сейчас мы говорим об их детях. Они странные и тоже очень умные, но теперь вынуждены частным образом снимать комнаты в том самом доме, который когда-то им принадлежал. Полиции всегда трудно общаться с подобными умниками, а сейчас среди них и объявился таинственный отравитель. Мне показалось, это должно привлечь ваше внимание, поскольку попадает в поле вашей профессиональной деятельности.

– Границы данного поля претерпели изменения, – словно извиняясь, пробормотал Кэмпион. – Кто же этот ваш молодой офицер?

Оутс избегал встречаться с ним взглядом.

– Во главе расследования детектив-инспектор Чарли Льюк, – пояснил он. – Младший сын старого Билла Льюка. Вы должны помнить Льюка. Он и присутствующий здесь старший инспектор были близкими приятелями еще по дивизиону «Y». И если сынок пошел в отца, не вижу причин, почему он не сможет раскрыть это дело. С нашей помощью, разумеется. – И он с надеждой посмотрел на младшего коллегу.

– Как бы то ни было, но я в любом случае посвящу вас в детали. История стоит того, чтобы ее выслушать. Кажется, в нее оказалась замешана вся улица, вот ведь какая любопытная штука получается.

– Вновь вынужден извиниться, но я, знаете ли, уже осведомлен почти обо всем. – Мужчина в тяжелых очках грустно разглядывал Оутса. – Женщина, ныне владеющая домом, где они все сейчас обитают, – бывшая актриса варьете Рене Роупер. Мы давно знакомы. Более того, однажды она очень помогла мне, когда я еще пытался крутить романы с балетными примадоннами. Рене навестила меня этим утром.

– Она попросила вас официально действовать от своего имени? – Вопрос оба полицейских задали хором, и Кэмпион рассмеялся.

– Нет, – ответил он. – Рене не вашего поля ягода. Просто она до крайности расстроена тем, что в ее респектабельном заведении произошло уже два убийства – их ведь пока только два, не больше? Рене пригласила меня бесплатно пожить у нее в пансионе и попытаться разобраться во всем. Мне пришлось справиться с сильнейшим желанием отвергнуть ее предложение, но в итоге я покорно выслушал эту ужасающую историю.

– Ну так тем более! – Глаза старшего инспектора округлились, как у циркового медведя, и он произнес: – Я совсем не религиозен, но знаете, чем мне представляется все это? Зловещим предзнаменованием с небес. Никаких совпадений не было, мистер Кэмпион, что очевидно. Видна рука судьбы.

Худощавый мужчина поднялся со своего места, глядя через залитую солнцем лужайку на согбенную фигуру на скамье и на цветы клумбы, располагавшейся чуть дальше.

– Нет, – промолвил он с прежней тоской. – Две вороны – еще не предзнаменование, инспектор. Если верить пословице, для этого требуются по меньшей мере три. Мне пора идти.

Глава II. Третья ворона

Одна ворона знаменует собой опасность. Две служат предупреждением о скором появлении незнакомцев. Три считаются недобрым знаком.

Поднявшись до вершины холма, Кэмпион замедлил шаг, остановился и развернулся, чтобы посмотреть назад. Внизу перед ним развернулась сцена, напоминавшая яркие миниатюры, словно заключенные внутри стеклянного купола. Зеленая трава, полоска тропы и похожая на куклу неопрятная фигура с грибом на голове вместо шляпки. Смутная мистерия на темной скамье.

1

Если иметь в виду покупательную способность английских денег в конце 1940-х годов, когда происходит действие романа, шиллинг – это действительно крупная монета для милостыни.