Страница 303 из 315
- Все в порядке, «Малефакс», начинай подготовку.
В этот раз в голосе гомункула звучало искреннее почтение:
«Будет исполнено, госпожа капитанесса».
Некоторое время она наблюдала за Паточной Бандой. Она не слышала ни голосов, ни звона стаканов, ни заливистого смеха, но все равно не могла оторваться от этого зрелища. Наверно, подумалось ей, для высшего разума, если он существует, все мы похожи на такие двигающиеся цветные картинки. Он не понимает их слов, не понимает их действий, но старательно смотрит, сам не в силах понять, что ими движет, логика или первозданный хаос. Так мы сами иной раз наблюдаем за резвящимися в солнечных лучах рыбешками, размышляя о том, что видим – беспорядочный танец или сложный просчитанный узор. Бедный «Аргест». Он обречен всю свою жизнь наблюдать за людьми, пытаясь разобраться, какие ветра нас влекут и по каким законам они дуют. О да, ему хватит работы…
- «Малефакс», последний вопрос.
«Слушаю, прелестная капитанесса».
- Где сердце «Аргеста»?
«Я не…»
- Ведьма из меня не лучше, чем пират, но даже я знаю, что лишь рассеянные магические частицы могут находиться в воздухе. Сложным чарам нужно материальное пристанище. Что-то физическое, материальное, осязаемое. Как доспехи для абордажных големов или бочонки для гомункулов. И «Аргест» вынужден подчиняться магическим законам этого мира, вне зависимости от того, насколько он силен. Значит, и у него должно быть сердце. Якорь. Вместилище для узора его чар.
«Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду…»
Ринриетта взяла со стола серебряную вилку и рассеянно повертела ее в пальцах. И опять никто из Паточной Банды этого не заметил.
- Допустим, семь лет этим вместилищем служила «Вобла». Но «Вобла» погибла. А мы бежали в такой спешке, что не захватили ни единого гвоздя с нее. И, несмотря на это, «Аргест» каким-то образом последовал за нами, вплоть до Ройал-Оук, значит, то, что связывало его с реальным миром, тоже двигалось с нами до того самого момента, когда нас перехватили каледонийцы. В шлюпке не было даже запаса сухарей, лишь мы пятеро. Я не знаю, умеешь ли ты читать мысли, но ты определенно знаешь, что я хочу спросить.
Гомункул испустил протяжный вздох.
«Если вы опять подозреваете предательство…»
Ринриетта бросила вилку за плечо. Та даже не издала звона, вероятно, растворилась еще в воздухе.
- Нет. Этот акт мы уже прошли. Но если «Аргест» так могущественен, как мы представляем, что мешало ему создать человеческую оболочку, как мы создаем искусственных рыбок для приманки? Создать – и наделить ее разумом, чувствами, личностью, сделав неотличимой от настоящего человека?
«Вынужден напомнить, что он…»
- Он ребенок. Я помню. Но дети часто неосознанно подражают взрослым, и зачастую весьма талантливо. А «Аргест», без сомнения, очень талантлив. Он мог создать себе живой сосуд. Это ведь возможно?
По кают-компании «Воблы» прошелестел короткий неуверенный зигзаг сквозняка.
«Не могу сказать, что мне нравится ход ваших мыслей, прелестная капитанесса, но…»
- Это возможно?
«Да, это возможно».
Паточная Банда веселилась, не замечая Ринриетты. Со своего места она видела их всех – их улыбки, их гримасы, даже безотчетные жесты и брошенные украдкой взгляды, не предназначенные для постороннего наблюдателя. Но она не видела самого главного.
Кто из них – невольный слуга «Аргеста»?
Кто, сам того не подозревая, служит сосудом для невероятной силы?
Корди широко улыбалась, оживленная беседа ничуть не мешала ей сооружать в тарелке причудливую конструкцию из рыбных котлет, шпината, пудинга и зубочисток. Тринадцатилетняя девочка, пытающаяся смириться с тем, что ей никогда не стать настоящей ведьмой. Без своей шляпы, в одной лишь клетчатой юбке и рубахе со множеством карманов, она выглядела беззаботной школьницей, удостоившейся места за семейным столом. Но было ли это ее истинной сущностью или же оболочкой, созданной «Аргестом»? Ее слепая, почти не контролируемая сила – отличное укрытие для его собственных чар…
Габерон вальяжно развалился на своем месте, поигрывая мускулистыми плечами, ворот его белоснежной рубахи, как обычно, был небрежно распахнут. Томный взгляд больших выразительных глаз, подкрученные кончики усов – для канонира «Воблы» каждый ужин в кают-компании был сродни выходу примадонны на сцену. Опасные глаза – мерцающие, по-кошачьи насмешливые - только у канониров такие и бывают. Отчего она взяла, что знает его? Да, их носило по одним ветрам семь лет, но в Габероне до сих пор осталось больше тайн, чем может влезть в огромный рундук. Если он и приоткрывал кусочки своего прошлого, то лишь тогда, когда сам того хотел, и никто не может поручиться, что самый большой и страшный кусочек он не припрятал на потом…
Тренч жадно ел, ссутулившись над тарелкой. Взъерошенный, перепачканный, измазанный свежей смазкой, он походил на вечно настороженного дикого зверька, который с подозрением косится в сторону протянутой руки. Он и на борту «Воблы» остался прежним – молчаливым, хмурящимся, сосредоточенным. Мальчишка, который никогда толком не знал, что такое детство. Но сейчас Ринриетта видела то, что не видела Алая Шельма, сидящая во главе стола – едва заметную улыбку на его перепачканном лице. А ведь он тоже может быть «Аргестом». Сила, которая время от времени завладевала им, заставляя делать «штуковины» - разве это не отголосок настоящей силы, запертой в его долговязом нескладном теле?..
Шму с безрадостным постным выражением на лице ковыряла рагу. Как и прежде, она казалась застывшей тенью, состоящей из одних острых углов, даже взгляд невольно отпрыгивает в сторону, словно опасаясь пораниться. Наемная убийца, из души которой мучительными варварскими ритуалами вытравили все человеческое и естественное, превратив в бездушный инструмент, подчиненный чужой воле. А то, что уцелело, дрожит от страха в своей оболочке, точно перепуганная рыбешка в пустой бочке… Шму выдавал взгляд, который, как она думала, некому перехватить, взгляд, устремленный на ничего не замечающего канонира… И одного только этого взгляда, который, видно, одинаков у всех юных девушек, даже у наемных убийц, было достаточно, чтоб все понять. Но недостаточно, чтобы понять, не спрятано ли внутри нее нечто большее и нечто куда более опасное…
Ринриетта стиснула зубы, так сильно, что заныло в висках. Любой из них мог быть связан с «Аргестом», даже сам того не подозревая. Любой из них мог служить сосудом для существа исполинской мощи с душой ребенка, которое так толком и не научилось разбираться в хитрой карте ветров человеческого мира. Каждый из сидящих здесь был совокупностью странных черт, достоинств и изъянов, но какие из них были естественными, а какие – слепо скопированными или созданными «Аргестом»?..
Кто-то появился на «Вобле» лишь недавно, как Тренч, другие бороздили с ней ветра не один год, но сейчас это не играло никакой роли. Существу с силой «Аргеста» несложно было бы привести их на корабль в другой момент, причем обставить появление достаточно естественно… Кто из них? Кто?..
И почему она решила, что подручный «Аргеста» непременно сидит сейчас за столом? В Паточной Банде состоят не только существа из плоти и крови. Дядюшка Крунч погиб, его память можно не оскорблять подозрениями, но есть и другие… Что если это сам «Малефакс»? Ринриетта ощутила неприятный холодок между лопатками. Видит Роза, в поведении «Малефакса» всегда было много странностей даже по меркам Паточной Банды. Единственный в мире гомункул, способный сохранить рассудок на напичканном магией корабле. Знающий столь много, что невольно возникают подозрения – а не читает ли он мысли?.. Что, если все это время он был тайным подручным «Аргеста»?
Ринриетта помотала головой, чтоб выбросить эти мысли прочь. Если предостережения «Малефакса» правдивы, ей как никогда потребуется предельная концентрация, нечего бередить душу жуткими картинами. Но была еще одна мысль, самый краешек которой выглядывал из-под нагромождения страхов и фантазий. Мысль, упорно возвращающаяся всякий раз, когда она смотрела на девушку в алом кителе, рассеянно улыбающуюся своей команде с капитанского места. Мысль, которую ей придется додумать, как бы противно или страшно не было.