Душа "Совёнка"

Отдельное удовольствие — дарить странные состояния. Когда женщине одновременно приятно и неприятно, и она не знает, что выбрать, но умоляет продолжать… Как, например, при щекот…

— ...ке…

Я внезапно очнулся. Что происходит? Я у умывальников и щекочу… Машку? А она делает вид, что убегает, и смеётся своим звонким голоском?

Осознание всего этого пришло только после того, как я завизжал не своим голосом и побежал в сторону домика.

Стоп-стоп, ещё раз. Ещё раз. Я встретил Стэнда, у меня был выбор, что с ним сделать. Затем меня внезапно накрыло и я перешёл в трансовое состояние, в ходе которого началась котовасия? Нет, стоп, я что-то упускаю. Точно, что я мог сделать со Стэндом? Порасспрашивать. Или потроллить. Вроде ничего особого. Тогда почему я впал именно в такое состояние именно с такими мыслями, и почему всё закончилось, как закончилось?

— Ты продолжаешь меня удивлять. Притом с утра пораньше. — Я тоже хочу тебя подразнить. И в отличие от прошлого раза, не беззлобно… А?

Я резко обернулся к нему. На его лице возникла гримаса изумления — уж больно резко отличался тон моей фразы с моими широко раскрытыми, словно озарёнными глазами.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — сказал я, подходя к нему. — Неа. — Лагерь — это система, основанная на выборах. Весь вчерашний день я насмехался над выборами, которые предлагал лагерь. И ты видел, что случилось? — Ты побил сам себя? — Да нет же! Я сделал не относящийся к делу выбор с утра — и лагерь его внезапно поддержал! — В смысле? — Я выбирал — расспрашивать или троллить тебя. Потом меня накрыло… — И ты пристал к невинной пионерке. — Ну да. Так вот: я выбирал не между действиями, а между состояниями, понимаешь? — И что? — А то, что я выбрал одно из состояний, оно развилось в транс и стало действием! — Да, теперь я понимаю. — Я о том же. — Вчера я думал, что ты просто слегка двинутый. Прости, что я в тебе сомневался!.. — он словно утёр слезу, я пожал плечами. — Ты идиот, каких свет не видывал!!! — Семён! — услышал я голос Одэвочки. — Поторопись, линейка скоро. — А, да, точно. Стоп… Я забыл свои средства личной гигиены в умывальнике! Можно я быстро сбегаю и прибегу на линейку? — Ладно… Но быстро!

Сложно сказать, что испытывала Одэвочка после вчерашнего. Вроде бы как ни в чём не бывало, а вроде и в глаза не смотрит, а взгляд отягощённый. Интересно. Потом проверю.

Как оказалось — зря торопился: опоздал на линейку — а там, судя по доносившимся обрывкам речи Одэвочки, ничего путного. Так что я, стараясь, чтобы меня не заметили, прошёл мимо.

Я снова прокрутил в голове события вчерашнего дня и этого утра. Так или иначе, Стэнд прав: у меня нет никаких причин считать, что утренний инцидент связан с изменениями лагеря. Как-никак, я нередко умудряюсь что-то недоглядеть и возникают забавные инциденты, как, например, с главной златовлаской лагеря. Так что, пока не получу детального подтверждения своей догадке, её лучше рассматривать как возможную.

В столовой оказалось не так уж и много пионеров. Видимо, все поели ещё до линейки, что ли? Так или иначе, я заметил одиноко сидящую Нылку за завтраком. Внезапно передо мной возникла Жуча, библиотекарша:

— Бери завтрак и садись. Разговор есть.

Я было хотел спросить, приказ ли это, но почувствовал неладное. Я могу согласиться или отказаться, пойти к Нылке или не пойти. Ситуация выбора. Нужно что-то придумать…

Внезапно разум начал затуманиваться, словно меня начинало крыть. Это состояние было странной смесью отторжения и приятия, страха и мечтаний, паранойи и шизофрении. И долго находиться в этом состоянии я явно не мог. Плюнув на всё, я выбрал одно из двух…

Шизофрения, расколотость ума. Таинственный и опасный недуг, когда мышление раскалывается на множество малосвязанных друг с другом частей, которые то собираются вместе, то расходятся снова. И вместе с тем в этом состоянии нет ничего неестественного.

В жизни мы постоянно носим маски. Это способ нашего выживания в противоречивых требованиях общества. За маской улыбки нужно скрывать гнев, за маской строгости и гнева — гордость и радость. Маски помогают нам сдерживаться друг перед другом, но они же лишают нас близости.

Порою маски так плотно прилегают к человеку, что при их смене он будто становится совсем другим. Хулиган в одном месте становится домашним мальчиком в другом, и даже не замечает этого.

Кто же этот человек на самом деле — хулиган или домашний мальчик? Этот вопрос неправильный. Его мышление, его самосознание расколото на множество частей, из которых он собирает себе маски, каждый раз показываясь то так, то эдак. Поэтому личность переходит в маску, а маска образует личность.

Так же и с Нылкой. Нылка — лишь имя, которое я дал маске. Рана — имя другой маски. Лишь исключительные события позволят разбить маски и собрать из кусочков…

— ...то, что называют целостной личностью.

Находясь в трансе, я краем сознания улавливал, что происходило. Я сел за стол к Нылке, начал ей что-то втирать и попутно есть её завтрак. Нылка уже стала Раной и свирепела с каждой секундой.

— Так вот, я это к чему… — я растягивал каждое слово, поднимаясь и отходя. — Мне нравится Нылка — тихая, печальная девочка, которую надо взять на ручки и пожалеть...

Рана поднялась со стула. Её пока спокойный, но полный решимости взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Но Рана — ока какая-то более… живая и настоящая, что ли. Этим она мне нравится даже больше. Ладно, я пошёл…

Девушка закрыла лицом руками и побежала в мою сторону. Я едва успел отскочить — она, уже став Нылкой, на полной скорости вылетела из столовой. Судя по всему, я сделал что-то не так…

В любом случае, мне есть о чём подумать.

Что есть сознание? Возможных ответов много, как и форм, в которых существует сознание. Оно подобно механизму, которым пытается управлять наше Я. Но механизм этот сложен и глючен. То, что в повседневной жизни кажется надёжным, невероятно уязвимо и работает с кучей ошибок, а то, что кажется багом, может быть невероятной фичей. Все элементы сознания взаимосвязаны, и устранение одной кажущейся ошибки может обернуться сотнями других. Но самое сложное — понять, где кончается Я и начинаются механизмы сознания, и где кончается ошибка и начинается норма.

Мои трансовые состояния для многих кажутся ошибкой, но для меня это естественный способ мыслить. В них я могу контролировать ход основного потока мыслей и его взаимодействия с реальностью. С их помощью я могу решать весьма сложные и нетривиальные задачи, и я достаточно подготовлен, чтобы переходить из них в “нормальное” в нужный момент. Иногда случаются курьёзы, но и на старуху бывает проруха.

Судя по всему, лагерь отслеживает выбор не только действий, но и внутренних состояний — оказываясь в ключевых для системы моментах, я выбираю направление потока мыслей в трансовом состоянии, и лагерь принимает это за выбор предложенных им вариантов.

Естественно, меня такое не устраивает от слова совсем. Но раз так, то нужно придумать и меры противодействия. А для этого мне нужна правильная обстановка.

Вот так я и дошёл до медпункта. Как раз и правильная обстановка, и хорошая компания. Тем более мне после вчерашнего надо было показаться. Наверное.

На пороге меня как раз встретила Виолестра.

— Привет… пионер. Никак подлечиться пришёл? — Предположим, да. А что-то изменится, если я скажу, что я просто гулял? — Тогда я скажу, прогульщик, что у меня для тебя есть ответственное поручение. — Раздеться для проверки зрения? — Можешь начинать прямо здесь, я разрешаю, — улыбнулась она.

Удар ниже пояса, однако!

— Вы мне поможете составить опись лекарств, которые сегодня привезли, — сказала она, но улыбка с её лица так и не сползла.

Из-за спины Виолестры выглянула Нылка, всё ещё красная от произошедшего в столовой.

Вот вроде охота сказать, что я думаю про это поручение, а вроде охота продолжить ничего не значащие заигрывания с медсестричкой…