Душа "Совёнка"

— Семён! Что случилось? — ко мне подбежали взволнованные Одэвочка и обиженная красотка. — Я сам не очень понял… — Кто тебя так отделал? — спросила Двачесска, усмехаясь. Нылка просто была в ужасе. — Я не видел его лица… — ну, тут я говорил правду — я не видел своего лица, когда себя бил. — Эх, что же с турниром делать… — замешкался Элеежкин. — Какой турнир, о чём ты? Меня проще дисквалифицировать… в таком-то состоянии…

Элеежкин пожал плечами и так и сделал. Виолестра, у которой в халате оказался пузырёк йода и ватка, принялась меня обрабатывать. Было неприятно, но гордость за то, что я додумался до такого способа решения неразрешимой проблемы, расплывала моё лицо в широкой улыбке. Виолестра относила это на свой счёт и стрила мне свои разноцветные глазки. Я отвечал взаимностью.

— А вот и победитель! — радостно объявил Элеежкин. Точно, последняя часть загадки! — Протестую! Возражаю! Я буду жаловаться! — завопил я, устремившись к нему.

Победила Двачесска. Как по заказу. А значит, у меня был шанс.

— Она жульничала! — Да ты даже игры моей не видел, — усмехнулась Двачесска. — Семён! Это как-то неспортивно… — начал было Элеежкин. — Докажи, что победа честная! Обыграй меня! — не унимался я. — Ха! С чего бы? Ты дисквалифицирован. Неудачник, — в это слово она вложила всю надменность, на которую была способна. — Ты так говоришь потому, что и вправду жульничала? Или потому, что боишься проиграть? — я демонстративно отвернулся. — А ещё спорить со мной хотела… — Ах так! Тогда давай сыграем! Сейчас же!

Протесты Элеежкина никем из нас в расчёт не принимались, и вскоре вокруг образовалась толпа. Получив свои карты, мы не торопились действовать: игра в гляделки — едва ли не самая интересная часть всего действия. Так мы и сражались взглядами и жестами, попутно меняясь картами. Двачесска начала с надменных взглядов. Я ответил, словно отшучиваясь. Она стала соблазнять, демонстрируя свой способ ношения формы. Я стал её пародировать. Она ответила мне страшным для среднего обитателя Совёнка взглядом. И получила в ответ много-много похабщины. Это вынудило её перейти к обороне — испуганному взгляду.

— Прости, я мог бы строить тебе глазки целую вечность, но есть одна женщина, которая лучше тебя, — и, не давая ей прийти в себя, продолжил: — Вскрываемся?

Она нервно бросила карты на стол. Я положил свои. Боясь, что всё в самом конце сорвётся. И…

— Мне… удалось? Мне удалось… Мне удалось! Уррааа!!!!

Я бросился всех обнимать от радости. Двачесска хотела убежать, но не успела. Краем сознания я заметил, что она не сопротивлялась, но этот край заполнился другой мыслью:

— Да, мне удалось! Я сделал это! — Семён, чего ты кричишь? Ты же дисквалифицирован из турнира… — Главное не победа, а участие! — кричал я, обнимая Элеежкина. — Мне удалось! Я поспорил — и не поспорил! Я не участвовал в турнире! Но играл! Я не выиграл у Нылки! Не выиграл у Улькеты! Не выиграл у Двачесски! И обыграл Двачесску! Ура!..

Всё ещё не придя в себя от радости, я выбежал из столовой. Настроение было таким, что хотелось всех обнимать и со всеми делиться радостью.

Когда я немного подуспокоился, в голову пришла мысль куда-нибудь сходить, развеяться. Например, на пляж, поплавать. Или на сцену, поорать что-нибудь. Или…

Стоп! Опять ситуация выбора! Значит, надо посетить каждое место — и не посетить его? Да вы издеваетесь! Есть идея попроще.

Забежав в столовую и улучшив момент, пока все убираются и расставляют столы, я стянул фломастер и направился к административному зданию, где висела карта. Самый простой способ везде побывать и не побывать нигде — это побывать виртуально, правильно же? Вот я и написал на стекле, за которым висела карта: “Здесь был…”

Кто здесь был-то? Семён? Ну я не совсем Семён. Я? Я бывают разные. Здесь был… Да кого здесь только не было! Так и напишу.

Втройне довольный собой, я отправился в домик. Интересно, сколько дней нужно будет издеваться над механикой лагеря (и над собой) в таком режиме? В любом случае, этот мир невероятно безопасен — даже в случае моей ошибки никто меня не будет казнить нехорошей грушей. А значит, сегодня я могу забыть забыть заботы и держать трубой хвост: вот и весь секрет, чтоб жить сто лет! Э… хвост? Ладно, забудем об этом.

Домик, как всегда, утопал в сирени. Этот чудесный запах ласкал мой нос и манил войти внутрь. Одэвочка была уже в кровати. А тот беспорядок, который я устроил при поисках, так и не убрала. Покачав головой, я раскидал вещи по местам.

— Семён? — Ага. — Хорошо. Давай, спокойной ночи!

Ну уж нет. У меня слишком хорошее настроение, чтобы я её сейчас отпустил!

— Одэвочка? — А? — Да я давно спросить хотел… Вы не боитесь? — Чего? — Ну как же — лето, молодость, сирень, кустотерапия… — Только не в мою смену, улыбнулась она. — Ага. Хотя многие бы боялись, особенно если мальчики с девочками вместе. Особенно с такими красивыми! — произнося последние слова, я восхищённо на неё смотрел.

Она поднялась:

— Только без глупостей мне тут! — О чём вы? Вы что, подумали… — А что я должна была подумать? — рассердилась она. — Что порядочный пионер не будет таким заниматься, а порядочная вожатая такого не допустит! Вы ведь это подумали? — А… ну да! — Вот тут истории всякие ходят. О пионерах друг с другом. И даже о пионерах с вожатыми. А у нас такого быть не может — у нас есть вы. И знаете что? Я очень рад, что живу именно с вами! — Согласна! Другие на нашем месте давно бы стали это… но наша смена лучшая! Здесь много замечательных ребят, на которых можно положиться. — Я о том же. Мы тут не просто живём, мы пример другим подаём! Это же какая ответственность! — Вот именно! Я рада, что ты думаешь так же, — она улыбнулась.

Я разделся и приготовился ложиться, но не сдержался:

— Ну как? Скажите мне: как? Как может нормальный пионер нормальную вожатую просто взять и… И!? — Да это ж всё равно что… не знаю… ты меня!.. — Ну или вы меня!

Нависла пауза, а потом мы рассмеялись.

— А знаете что? Я хочу руку вам пожать. — А пожми, Семён! — она поднялась с кровати. — Рука у вас, Одэвочка, нежная, но крепкая. Эта рука знает, где погладить, а где направить. Я бы под вашим началом — ух, горы бы свернул! — И твоя рука, Семён, твёрдая, мужская, надёжная. Да я бы с тобой… в разведку бы пошла! — Спасибо, Одэвочка! — обхватил наше рукопожатие свое рукой. — Тебе спасибо, Семён! — он сделала так же.

И мы трясли нашими руками, глядя друг другу в глаза.

…

Чистая мысль и абсолютная непосредственность… Сколько же в ней притягательного! Для меня, не умеющего не думать, такие состояния странны и даже опасны… Но не сейчас. Мир словно пропитало спокойствие, и даже малейшиее движение грозилось его нарушить. Я боялся дышать. Любая, даже самая незначительная мысль могла развеять эту чистоту, эту первозданность, словно я вернулся к истокам бытия.

И всё испортил ошарашенный голос:

— Семён?! — А?! — мой голос был не лучше. — Это что сейчас такое было?! — Ну, это… Совёнок, здесь что угодно могло произойти! — То есть мы что с тобой, это?.. — Мы нормальные му… пионер с вожатой, — и почему я хотел сказать “нормальные мужики”? — Вот. А один раз — это ещё… не это слово!

====== День 3 ======

Проснулся я от звука будильника. Одэвочки в домике, как ни странно, уже не было. Я собрал умывальные принадлежности и отправился приводить себя в порядок. Виолестре надо было отдать должное: тело после вчерашнего практически не болело.

— Вчера ты, конечно, дал маху, — послышался из-за спины знакомых голос. — Всё ради вас, дорогие зрители. Но от помощи зала бы я не отказался. — Ну нет! Я бы до такого не дошёл!

И вот что бы ему ответить? Попытаться порасспрашивать? Или подразнить? Такое событие вряд ли было предусмотрено лагерем, так что выбор чисто за мной…

Кто-то от них бежит, кто-то их ищет. Большинство их сторонится, а некоторые из них не могут вылезти. Странные состояния — сущая загадка для человека.

Но их странность очевидна лишь тем, кто привык мыслить узко. Кто не знает, как можно одновременно хотеть и не хотеть. Странные состояния невообразимо нормальны, а обычные получаются из них путём наложения и смешения. От любви до ненависти один шаг, и один же — в противоположном направлении. Всё определяют лишь добавки, оставляя в тени главное — неравнодушие.