Душа "Совёнка"

Я хотел было последовать за ней, и тут вспомнил, что направлялся в медпункт. Но стоп: я должен был пойти туда, чтобы набухаться. Никто не говорил, что я выбираю прийти и набухаться! Я попробовал — и вправду за Двачесской можно следовать без боли.

Я проследил за ней до её домика. Всё ясно, кто-то решил набухаться с горя.

— Привет, чемпионка!

Она взвизгнула, пряча бутылку. Странно, я вроде не страшный. Видимо, надо было войти через дверь, а не через окно.

— Помнишь нашу с тобой игру? Я сказал, что есть одна женщина, которая лучше тебя. — Совсем дурак? Проваливай отсюда! — Я говорил не о Нылке. — А? — она быстро собралась обратно: — Мне-то какое дело? Уходи уже! — Я говорил о тебе. — ??? — О тебе, когда ты настоящая.

Я развернулся и ушёл. Точнее, сделал вид. Я присел там же — прислонившись к задней стенке домика. Судя по звукам, Двачесска выглянула в окно, заметила меня и села, прислонившись к той же стенке. Тот случай, когда словами делу лучше не помогать.

Мы так и сидели.

— Ты здесь? — Ага. — Ты хотел правды? — Ага. — Ты мне... нравишься. С самого первого дня... — было слышно, что эти слова даются ей очень тяжело. — Теперь ты.

Что ж, я обещал.

— Не я тебе нравлюсь, Двачесска. А незнакомый пионер, приехавший в “Совёнок”. Обо мне ты ничего не знаешь. Но будем честны: и я о тебе ничего не знаю. — Ну вот опять… — Ты спрашиваешь, как я к тебе отношусь? А никак. Я тебя практически не знаю. Я просто хочу, чтобы ты радовалась. Понимаешь? — Не понимаю. Зачем тебе тогда я? Шёл бы к той же Нылке… Да вообще к кому угодно! — Ты хочешь сказать, что твоя радость так легко разменивается на чужую? Да тебя покусать надо за такие слова! — Да иди ты! — в её голосе была слышна нотка смеха. — Мне важно, чтобы радовалась именно ты. И мне не важно, кто именно будет тебя радовать, — я поднялся. Она смотрела на меня из окна. — Пока я тут, хочу видеть этот задорный огонёк в твоих глазах. Можно? — Я подумаю, — она игриво улыбнулась.

Кажется, мне удалось.

ВЫБИРАЙ

Машка

Улькета

Ну его нафиг, я устал

Честно говоря, я задолбался. Я тут что, психолог-волонтёр?

Неожиданно для меня я снова оказался в тот самый момент, когда утром в музкружке все оглянулись на меня.

— Доброе утро, соседки. Знаете, что? Идите в жопу!

Я собрался уходить, но обернулся посмотреть на результаты своего труда. Те девушки, с кем я провёл вычеркнутое из хронологии время, и вправду держались иначе.

— Да, да! Да, и вы тоже идите в жопу!

Я направился в свой домик. Возле него в Шезлонге лежала Одэвочка и читала книжку.

— О, Семён! У меня к тебе поручение. — Одэвочка, а можно не сейчас? Такое впечатление, что я не спал сутки. — Семён, — она грозно поднялась. — В честь спасения Шурика нам надо собрать земляники и принести другие ингредиенты, чтобы испечь торт. — И? — И я хочу послать тебя с девочками на остров, чтобы вы собрали земляники для торта. — А я тут причём? — Так все заняты! — Боюсь, что я откажусь. — Ты что, не хочешь вложиться в общее дело, как подобает порядочному пионеру?

Я просто подошёл к ней и снял с неё панамку.

— Одэвочка. Я задолбался. Давайте я отдохну — а потом мы поговорим. Хорошо? — Да…

Она попыталась ещё что-то сказать, но я уже просто зашёл в домик и повалился на кровать.

Очнулся я уже ближе к ужину. В столовой уже было людно, но я нашёл свободный столик и принялся за еду. Произошедшее сегодня ещё только предстояло осмыслить.

— Что с тобой? — подошла Славяна. — Просто очень насыщенная смена, — улыбнулся я. — Ну и славно. Ты же помнишь, что после ужина мы все в поход идём? Уже собрался? — А? Поход?

К Славяне подошла Нылка.

— Поход. Ты не знал? — Неа… — Ребята! — послышался голос Одэвочки. — В честь чудесного спасения нашего друга и товарища, Шурика, мы приготовили для вас этот торт!

Торт… Меня же хотели привлечь к его изготовлению! А я заснул. Впрочем, у меня была причина. Мне больше было интересно, что меня, как спасителя Шурика, вообще не упомянули. Более того, хотели привлечь к изготовлению торта! Я почувствовал себя счастливчиком.

Мы подошли к тортику… И тут на него накинулась Улькета. Несмотря на все усилия Одэвочки, девчонка-ракета успела покусать торт в нескольких местах. За что и была отлучена от похода на сегодня.

Интересно, а если бы я всё-таки тогда взял себя за одно место и обработал бы Улькету — это бы произошло?

Так или иначе, мы отправились в поход. Ничего особого — пришли в лес, устроили костёр. Я присел так, чтобы ко мне никто не приставал, и начал думать. Но то меня гоняла Одэвочка, то приставали кибернетики, то ещё что… Улучшив момент, я улизнул.

Наконец, я вышел на другую полянку. Здесь, кажется, то, что надо.

— БА-БУШ-КА!!! — Чего разорался? — послышался знакомый голос. — Тебя зову. — Я, по-твоему, бабушка? — Кричать это удобнее, чем “СТЭНД”, тем более, что результат тот же. — Подловил. Зачем звал? — Кажется, я понял, как этот лагерь работает. В общем и целом (крайние случаи не берём).

Стэнд изобразил заинтересованность.

Я, конечно, лукавил, говоря, что разобрался. Разбираться я хотел вместе с ним.

В жизни много одновременно текущих процессов. Каждый из них состоит из событий. Но и каждое событие — это совокупность всех происходящих в нём процессов. Иными словами, мы творим судьбу, а судьба творит нас.

Лагерь “Совёнок” — это карман, в котором работает событийная система. Семён должен приехать, Семён должен уехать — этого не изменить. Должно пройти семь дней, прежде чем цикл перезапустится. Но всё остальное не предзадано. Логика лагеря такова, что ты должен множество раз делать выбор. Каждый раз Семён выбирает не только действия, но и собственные состояния души. Семён должен войти в лагерь одним, а выйти другим.

— Если так подумать, ты прав. Мне много раз казалось, что я покидаю лагерь немного другим человеком, — прервал меня Стэнд.

Для “Совёнка” есть состояния предпочтительные и состояния допустимые. Если Семён по ходу дела принимает всё менее и менее допустимые состояния, лагерь начинает работать с ошибками. Люди ведут себя как куклы, ты начинаешь видеть отзвуки параллельных лагерей. В моём случае изменилась даже суть навязываемых лагерем выборов.

— Ты хочешь сказать, что моя память вернулась благодаря тому, что я в определённые моменты стал поступать нестандартно? Что ж… Вполне возможно. — Совершенно верно. Теперь давай перейдём к сути того, что здесь должно произойти.

Наша жизнь подобна базару, где мужчины предлагают главный товар — себя, а женщины придирчиво выбирают. Мужчине кажется, что у него есть выбор, только если к нему выстроилась очередь.

Цена, которую платит женщина, — её эмоции. Мужчина дышит её радостью и живёт её интересом. Поэтому и то, и другое способны делать с мужчиной страшные вещи, развивая именно то, что понравилось в нём женщине.

С этой точки зрения к Семёну выстроилась очередь: 5 девушек, каждая со своими тараканами. События с ними меняют его в сторону, соответствующую девушке, развивая в нём соответствующие черты характера. Как только Семён получит их, лагерь должен его отпустить.

— Вот только я тебя огорчу — я не один раз проводил с каждой из девушек всю смену. И ничего. Так что твои построения — не более чем построения. — Почему же. Всё должно работать именно так, как я сказал. Другой вопрос — что лагерь сломан. — Сломан? — Либо какой-то механизм работает неправильно, либо там застряло что-то лишнее, либо чего-то недостаёт. Поэтому ты до сих пор здесь. — Ох как удивительно. А теперь скажи мне то, чего я не знаю. — Теперь мне понятно, почему ты здесь застрял. — И почему же?

Да потому, что ты так до сих пор и не задумался…

— Я тебе уже всё сказал. Лагерь поломанный. Эффекты от поломок — проявления твоих способностей и происходящая со мной котовасия. Как ты думаешь, что будет, если доломать его в конец? — Он просто перезапустится. Мне уже приходилось в первый же день всех убивать и всё сжигать. И ничего. — Но в нужный момент тебе приходилось делать выбор, как мне? С подобным принуждением со стороны лагеря? — Мне… — хоть я и не видел его лица, мне показалось, что он получил озарение. — Нет. Даже тогда никаких выборов. Не с кем было выбирать. — А это значит… — ? — ...что шанс у нас есть. Продолжив ломать его в том же направлении, мы сможем навязать лагерю такой выбор, чтобы он нас выпустил. Или… — Или что? — его фигура очевидно напряглась. — Мы можем ведь поступить и поинтереснее. Мы можем… Украсть его. — Кого? — Лагерь. Совёнок.