Одинаковые рассказы

Мужчина вспыхнул, как от смущения, но ничего не ответил. Положил на стол гонорар, вдвое превышающий сумму, о которой они договорились, и быстро ушел, как будто опасаясь, что болезненные ощущения вернутся.

Настя какое-то время сидела не шевелясь, не притрагиваясь к деньгам, почти не дыша. Она чувствовала себя опустошенной, выжатой, слабой. Сама мысль о возможном насилии над женщиной или вообще любым слабым существом была настолько неприятной, острой, колющей, что она не могла успокоиться. Картинки проплывали перед глазами, она видела, как этот мальчик мучал беззащитных животных, как унижал жену, как ненавидел и презирал мать… Они подступали все ближе, и в какой-то момент ей и самой захотелось убежать, но в голову пришли слова бармена: «Не твое – не бери».

Тем не менее, у нее ушло почти несколько дней, чтобы суметь смотреть на эти картинки отстраненно, как на плохой фильм, а не начинать испытывать те чувства, которые они с собой несли, а еще через несколько дней пришла новая клиентка.

Она выглядела старухой, изможденной, серой, мертвой изнутри, хотя на самом деле ей не было и 50.

– Мне посоветовали прийти к вам, – надтреснутым голосом сказала она, – сказали, вы умеете делать чудеса.

Настя открыла было рот, спросить, в чем была проблема, но внезапно картинка пришла сама.

Событие, изменившее жизнь этой женщины, произошло 15 лет назад, и каждый день из этих 15 лет она жила во внутреннем кошмаре. Она была учительницей, обыкновенной школьной учительницей, работающей много часов в неделю за смешную зарплату, на которую можно было кое-как выжить, покупая полу-гнилую картошку и серые макароны, и живущей в маленькой квартирке, к счастью, доставшейся ей от матери. Мужа у нее не было, он бросил ее еще беременной, но была дочь-подросток, самая большая любовь и радость в ее жизни. Красавица и умница, отличница и вообще хорошая девочка. Все свои силы и помыслы женщина отдавала дочери, не мысля себя без нее и отказывая себе во всем, только бы отдать дочери лишний кусочек всего. И вот 15 лет назад одноклассники, пришедшие в гости к дочери, попить чаю или посмотреть телевизор, изнасиловали девочку, а чтобы скрыть это, или еще по какой-то причине, убили ее, задушив колготками, а чтобы скрыть и это, подожгли квартиру.

Одноклассников, конечно, нашли, и был суд, но так как они были несовершеннолетними, никаких особых мер к ним применить было нельзя, а хорошее финансовое положение родителей и вовсе позволило событию перейти в невинную детскую шалость. Волна сочувствия и соболезнования схлынула, знакомые и родственники вернулись к своей ежедневной жизни, а наша учительница осталась одна наедине со своими мыслями и ощущениями, а они были пострашнее фильмов ужасов. Несколько раз она пыталась покончить с собой, но безуспешно, спасали.

Ее ощущения были плотными, непроницаемыми, тягуче-черными. Настя прикоснулась к ним, и ей стало трудно дышать, затошнило и закружилась голова, затряслись руки… Она увидела гнев, боль, ненависть, несправедливость… Женщина сидела, не шевелясь, смотря перед собой в одну точку. Ей это все было привычно, а Насте обжигало горло, как случайный глоток самогона, но она смотрела в это черное облако, пытаясь направить на него золотистый свет, и понемногу облако таяло, уменьшалось, становилось прозрачным… Казалось, время остановилось, осталось в одной точке, замерло, умерло… Наконец, облако исчезло, и Насте захотелось вздохнуть с облегчением, но что-то не отпускало, да и женщина так и продолжала сидеть, смотря в одну точку… По опыту Настя знала, что как только клиент освобождался от негативных состояний, он прям в лице менялся и чувствовал себя воздушным шариком. Было что-то еще, там, в глубине мыслей этой женщины, спрятанное, чуть ли не погребенное. Настя внимательно посмотрела на женщину, но внутри той как будто выросла каменная стена, спрятавшая это что-то. Опять замелькали картинки, обрывки мыслей, ощущений, вот пожарные, вот обгоревшее тело, заключение судебно-медицинской экспертизы, вот суд, бледные подростки и, как ей виделось, ухмыляющиеся родители… Это ощущение хватало за горло, душило, лишало сил, но что это, что это???

Женщина внезапно подняла глаза, и Настя увидела. Стыд. Огромный, черный, с красной пастью. Это он сжирал учительницу все эти 15 лет, стыд перед другими людьми, перед тем, что они думают о ней и о дочери, а вдруг они думают, что она сама все это спровоцировала, позвала этих одноклассников к себе домой, что она вообще была не тем ангелочком, каким мать ее представляла! И тогда и мать из нее никудышная, и вообще, это же какой позор!!! А мать самой учительницы всегда ей говорила, что самое страшное в жизни – опозориться перед обществом. И она боялась позора, как огня…

Ей было лет пять, не больше, она была хорошенькой маленькой девочкой, которая с удовольствием учила стишки, для того, чтобы громко их декламировать перед взрослыми – родственниками и знакомыми ее родителей, стоя на табуретке, потому что когда она их громко и складно декламировала, ее мама очень ее хвалила и гордилась ей, а еще больше – собой, потому что тогда родственники и знакомые умилялись, и говорили маме: «Надо же, какая умненькая девочка! Вы, должно быть, очень ей гордитесь! Вы – отличная мать!»

Перед празднованием Нового Года все были очень заняты, все готовились к ночи поедания салатов перед телевизором, а детям дали задание не путаться под ногами и выучить новые стишки, дабы усладить слух подвыпивших взрослых. Наша маленькая девочка очень старалась, она выбрала самый длинный и сложный стишок из всех, которые были в ее книжке, и часами репетировала, представляя себе, как мама будет хвалить ее и гордиться ею. Наступило 31 декабря, в гости пришли другие дети, и они весело бегали по квартире и играли, и когда взрослые позвали детей для «показательных выступлений», они как раз прятались в ванной. Все дети по очереди забирались на табуретку и рассказывали взрослым столь любимые ими стишки про зайчиков, елочки и белочек, и вот наступила очередь и нашей умницы. Она быстро залезла на табуретку, встала, и поняла, что совершенно забыла стишок, пока бегала и играла с другими детьми. Она беспомощно озиралась вокруг, в поисках поддержки, тишина затянулась, и она услышала строгий голос матери:

– Все дети рассказали стишки, давай и ты! Не позорь меня перед всеми!

Но девочка беспомощно молчала, так как стишок в голову не приходил.

– Я забыла, – очень-очень тихо сказала она.

– Тогда марш в свою комнату! Никаких тебе подарков на Новый Год! Мне за тебя стыдно! – почти взвизгнула мать, искренне веря, что дочь ее опозорила перед всеми и что это худшее, что могло случиться с ней в новогоднюю ночь.

Мать давно умерла, намертво закрепив стыд в своей дочери, которая всю свою жизнь старалась быть правильной и хорошей, чтобы ей все гордились. И дочь свою учила быть правильной и хорошей. А оно вон как вышло…

– А если бы ваша дочь забыла выученный стишок, вы бы ее простили? – очень тихо спросила Настя, все еще видя эту маленькую девочку на табуретке.

– Конечно, – также тихо ответила женщина, – она же ребенок! Ничего страшного, мало ли, может, переволновалась… Я ее в любом случае люблю.

– Ну так и себя простите, – еще тише сказала Настя.

Женщина глубоко вздохнула и неожиданно расплакалась. Настя видела, как стыд выходит из нее вместе со слезами, понемногу, но выходит, а сама женщина понемногу успокаивается, а вот и маленькая девочка на табуретке улыбается, потому что мама ее любит, и она это точно знает…

Учительница вышла от Насти другим человеком, а вот Настя опять восстанавливалась несколько дней, думая о том, как ужасно пережить смерть своего ребенка. Эти мысли и картинки как-то сами приходили к ней, неожиданно, смущая и мешая. Чтобы как-то отвлечься, она ходила гулять в парк возле леса, и подолгу сидела на скамейке, разглядывая окружающих. Забавно, как почти над каждым человеком, проходящем мимо, она почти сразу видела темное облако волнений или страхов, задумываясь над тем, а есть ли вообще люди, довольные своей жизнью. Проходящая мимо модно одетая старушка в шляпке неожиданно остановилась возле Насти и попросила разрешения присесть рядом на скамейку. Настя на секунду поморщилась, подумав, что в парке масса пустых скамеек, зачем нужно кому-то садиться именно рядом с ней, но и запретить вежливой бабушке присесть не могла.