Волею императрицы

— Вот ваши комнаты, — указала тётка Анне на комнаты, видневшиеся из дверей; они были пусты, без всякой мебели и без занавесок на окнах; несколько простых стульев стояло около стен. Анна подумала тут же, что нетрудно будет убрать эти маленькие комнаты всем запасом ковров, занавесок и мебели, ехавшим при них в обозе из Петербурга.

В полдень прибывшим родственникам подали обед из трёх блюд: щей с бараниной, куриных котлет и сладкого слоёного пирога.

— Не погневайтесь, у нас не петербургские повара, — заметила госпожа Каверина.

Анна поспешила сказать, что находит всё очень вкусным.

— Только и желаю, чтоб вам нравилось, а племянник военный человек, им в походах и так не придётся кушать.

Весь день прошёл в том, что Каверина показывала генералу и жене его сад, всю усадьбу с избами дворовых людей, скотный двор и ближайшие поля. Анна осматривала всё не скучая, вспоминая давно оставленный ею хутор отца. Генерал выслушивал тётку, соображал, высчитывал и надеялся, что, изменив многое и улучшив, можно было удвоить доход. Он уговаривал Каверину быть терпеливее с рабочими людьми, которые за строгость её не раз поджигали её сараи и скирды хлеба и уничтожали доходы многих лет; а пока он намеревался учредить везде ночные караулы, назначив хорошую плату сторожам.

— Ты у меня всех перебалуешь! — говорила Каверина. — У меня и прежде больших взысканий не было, я не такова, как наш ближайший сосед: у него семнадцатилетняя девушка за побеги, кружева в кандалах работала, сама на себя руки наложила и в кандалах скончалась. Я с таким соседом и не знакомлюсь! Мы не звери, по-людски живём с рабочими.

— Как же это допускают другие!.. — содрогаясь, спросила Анна.

— Кому же жаловаться? Далеко надо просьбы подавать. У нас ещё мало таких людей, а в степных губерниях, подальше от столиц, так воеводы не лучше поступают: только им заплати — и будешь прав! Там архиереи попа не поставят без того, чтобы он не принёс сотню-другую рублей; да и с попами тирански поступают.

«Так вот среди каких людей приходится жить в деревнях…» — подумала Анна. Генералу это было неново, он уже много слышал и видел на своём веку.

— Есть у нас и хорошие соседи. Как отдохнёте с дороги, то надо будет всех родных и знакомых объездить; для этого попросим и парадную карету у кумы моей, помещицы Арцебашевой. Она недавно купила к свадьбе своего сына и пятьдесят рублей заплатила; ну и карета же: вся снаружи позолоченная, а внутри обита трипом алым. Вот надо побывать у всех, по обычаю всё сделать.

Так несколько времени Каверина, как за гостями, ухаживала за генералом, женой его и Лизочкой и почти не заводила разговора о расходах и денежных делах. Генерал вступил в распоряжение хозяйством; Анна убирала свои комнаты с помощью привезённой с собою прислуги. Когда комнаты были готовы и убраны всеми коврами, занавесками, мебелью и портьерами, а на столиках разложены были дорогие безделушки — Каверина долго разглядывала всё молча, потом вздохнула и проговорила: «Уж как всё это, должно быть, дорого стоило!» Генерал не отрицал этого, но заметил, что всё это было приданое Анны.

— И приданое надо беречь, чтобы на весь век стало, — заметила тётушка.

Анна улыбнулась, но муж делал ей знаки, прося не возражать.

Чтоб с точностью выполнить обычаи, Каверина в конце этой же недели достала генералу карету, о которой она упоминала, и Анна должна была ездить знакомиться с соседями и родными. Их везде принимали радушно, оставляли непременно обедать, иногда не отпускали от себя до вечера, и на обратном пути Анна всегда была в страхе за дочку, оставленную дома. Недели в две Анна осмотрела всех соседей, видела разнообразные усадьбы и разные характерные лица; она нашла много простых, радушных людей и много «московских щеголих и пересудчиц», как называла их Каверина. Все соседи в свою очередь собрались у Кавериной и Анны — поздравить с приездом и заявляли желание видеться как можно чаще. Толпа гостей едва помещалась в маленьком доме и, пользуясь хорошей погодой, устраивала обед и чай в саду. Все любовались нарядами Анны, её столовым и чайным сервизами и восхваляли «её отменный вкус». По отъезде гостей Каверина благодарила Анну, что она умела так устроить «к удовольствию гостей». Ей приятно было торжество, доставленное ей вкусом и щеголеватостью её племянницы, но на другой день она была не в духе; генерал долго не догадывался почему. Вечером, за чаем это обнаружилось очень просто. Тётушка вспомнила вчерашнюю сервировку стола обеденного и чая и решилась спросить, сначала глубоко вздохнув, дорого ли всё это стоило? И неужели они могли жить так роскошно, не делая долгов, на те деньги, которые она им высылала в последние годы неурожаев?

Генерал оробел, видя, что разговор коснётся долгов, и кашлял, медля с ответом, выигрывая время, чтобы обдумать план сраженья перед битвой, как ловкий предводитель войска; но Анна подоспела ему на помощь так быстро, как налетает со стороны летучий отряд на помощь полкам, окружённым неприятелем:

— Давно следовало бы нам признаться, дорогая тётушка, что у нас есть долги, но вы о долгах не думайте и не тревожьте себя, отец мой заплатит их из именья покойной моей матушки, которого он ещё не передавал моему мужу.

Госпожа Каверина, как кипятком обваренная началом слов Анны, ободрилась и выпрямилась, выслушав их конец. Помолчав немного, она откинулась на спинку стула и сказала с достоинством:

— Мне нечего было тревожиться за себя, потому что я тружусь и забочусь для вас же! Вы оба, как я вижу, — хорошие люди, только легко смотрите на трату денег и можете себя запутать в долгах. К счастью, вы переехали в деревню вовремя, и всё можно поправить!

Никто не возражал заботливой тётушке; она пришла в лучшее расположение духа после своего монолога, высказав всё, что накипело у ней на сердце, все чувства страха и сомненья. Генерал зашагал, весело разглаживая усы и бакенбарды, с самодовольной улыбкой. Он прошёлся по комнатам, выглянул в сени, вернулся и затворил окна, жалуясь на сырой вечер, а вслед за тем в комнате появилась кормилица с маленькой Лизой на руках, с примирительницей всех семейных сцен.

— А вот и наследница! — сказала тётушка. — Наследница вашего имущества, ха-ха! — весело закончила Каверина.

Разговор перешёл на Лизу, она переходила с рук на руки, говорили о её особенных свойствах, о сходстве с родителями; ей предлагали взять в руки то ложечку, то блестящие щипчики; общая весёлость возобновилась под влиянием её улыбок. Генерал опять заходил по комнате, напевая военные сигналы, что всегда показывало у него самое приятное настроение духа. Гроза миновала, и семейная жизнь пошла мирно в следующие дни, хотя Каверина, видимо, наблюдала за всем и проверяла расходы генерала. Он выносил это терпеливо, утешая Анну, и то всё пройдёт, когда он увеличит доходы имения.

Анна так же терпеливо выносила эту жизнь, несмотря на свою старую привычку блистать и веселиться в первые годы замужества, когда она не знала никаких стеснений. Всё изменяется в человеке незаметно. Пролетевшее время, разочарования, усталость незаметно изменили вкусы Анны; она довольствовалась летней жизнью в деревне, где не могло быть у неё потребностей, стоящих дорогих денег. В доме госпожи Кавериной, обшарив все углы, нельзя было найти ни одной книги, кроме её большой книги: «Приходо-расходной». Но по соседству был дом, у странного, хотя неглупого хозяина которого была целая библиотека, собранная во время его службы в Петербурге и походов за границу; в настоящее время он был в отпуске; книги были большею частию на иностранных языках, романы и философские трактаты, от которых был не прочь хозяин. Он был чрезвычайно трудолюбив и любознателен и этим свойством обязан был своим развитием; но он был болезнен, мнителен и некрасивой наружности. Молодая жена его была просватана за него с тринадцати лет, и несколько лет он ждал свадьбы. И после свадьбы она оставалась ребёнком, не разделяла страсти мужа к книгам и скучала его серьёзными разговорами. Анна часто приглашала её к себе, чтобы развлечь её, и брала книги у её мужа. Все помещики часто посещали друг друга, вели вместе карточную игру или танцевали под звуки домашних оркестров, часто встречавшихся у зажиточных помещиков. Они подражали столичной жизни, желали не отставать в веселье и тратах денег. Каверина поощряла Анну посещать соседей; только бы дома соблюдалась должная экономия, и она не жаловалась на отсутствие племянницы. Анна охотно выезжала, если можно было брать с собой и дочь. Со всех сторон получала приглашения. Она сделалась необходима на каждой свадьбе. Свадьбы совершались тогда с точностью в исполнении всех обрядов старины: жениха и невесту провожали в церковь; потом все знакомые проводили весь день в их доме; давался длинный обед, за которым молодые сами почти ничего не кушали; их переводили после обеда за другой стол, уставленный сластями, сахарами, как это называлось. Вечером начинались танцы, которые продолжались до полуночи. Если в окрестности не было свадеб, то наверно были именины или крестины, от которых не было возможности отказаться. Всё это было хорошо летом, но осенью и наконец зимою, в метели, тяготило Анну. Но эти частые поездки и посещения соседей имели свою хорошую сторону, время летело незаметно и скоро; не успела оглянуться, как прошло уже ползимы и подходил новый, 1756 год, который принёс с собою много тяжёлых событий для России и готовил нежданное горе для Анны.