Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 90

Прошло несколько дней, он был озабочен, но не избегал Ольги, не отходил от неё, помогая ей в хозяйственных занятиях.

Вечером, когда она поливала цветы в цветнике перед домом хутора, Ольга спросила его:

— Помните ли вы, о чём я вас просила? Придумали ли вы что-нибудь?

— Я всё решил в своих мыслях, — отвечал Яницкий с свойственною ему торжественностью.

— Помните, что если вы обречёте себя в монастырь, то покинете нас навсегда, — сказала она, быстро взглянув в лицо его.

— Я решил, что я буду преподавателем, чтоб не покинуть вас без поддержки!

Ольга расцвела и просияла, она выиграла половину дела.

— Это не помешает вам уехать далеко отсюда, — сказала она немного спустя.

— Где бы я ни был, я приеду, как только вы призовёте меня, — обещал ей Яницкий.

— И останетесь здесь? Навсегда?.. — спрашивала она, пытливо вглядываясь в лицо его.

— Навсегда?.. Но… — хотел он возразить.

— Сильвестр! — прервала его Ольга. — Обдумайте, согласитесь ли вы остаться здесь навсегда, если вас попросят об этом.

— Но для чего? — спросил Яницкий, ожидая, чтоб Ольга уяснила мысль свою.

— Для чего люди заключают союз… навсегда? — проговорила Ольга живо и не глядя на него.

— Если бы я думал, что это возможно, — сказал Сильвестр нерешительно и смущённо.

— Всё возможно для того, кто твёрдо идёт к тому, чего желает, — внушала Ольга. — Спросите только себя, не противоречит ли вашим склонностям такой союз… со мною? — докончила она.

Сильвестр стоял погруженный в себя, он приходил в положение человека, которому снятся счастливые сны; но Ольга ждала ответа.

— Я думаю, что нет, я не решился бы сказать вам только…

— Вы думаете, что согласны на такой союз? — спрашивала она, протягивая ему руку. Яницкий робко взял в обе руки протянутую руку Ольги и наклонился поцеловать эту руку.

— Боже мой! — послышался за ними громкий голос Анны. — Что же это за представление? — говорила она, подходя к ним ближе. — Что тут случилось?

— Я после скажу тебе, — отвечала Ольга спокойно.

— А вот и отец, он искал тебя, Ольга.

— Я после скажу всё отцу, — отвечала Ольга, думая только о случившемся и не отвечая на голос отца.

— Занята, что ли, чем? Чего вы не откликаетесь? — спрашивал сержант и, смеясь, махнул на них рукой.





Яницкий молча продолжал поливать цветы, улыбаясь как во сне и бессознательно заливая цветы водою.

— Ведь вы целый потоп в цветнике сделаете! — сказала Анна. — Бросьте лейку, отец зовёт нас с собою на пасеку. Идём, Ольга, скорее, — звала она сестру.

— Вы пойдёте, Сильвестр? — спросила Ольга.

— Я пойду вслед за вами, я догоню вас. Зайду только прибрать книги у себя и закрою окно.

Девушки пошли обе с отцом в ту сторону от дома, куда тянулось поле, потом начиналась степь с буераками, то есть небольшими овражками, в которых разрастались иногда густые лески, они поднимались по отлогим горкам, составляя отдельные рощи, острова и стенки, как их называют в Малороссии. В такой стенке леса помещалась пасека хутора с небольшой избой сторожа-пасечника. Солнце опускалось, свет его падал слабее, принимая красноватый цвет, и длинные тени расстилались на траву от деревьев и от проходящих людей.

Сильвестр скоро догнал сержанта и дочерей его. Он не пошёл за ними тотчас, чтоб дать себе время оправиться от охватившего его смущения. С ним так быстро совершилась перемена, мысль о которой ещё недавно не могла бы прийти ему в голову; как он был доволен смелостью Ольги, которой у него не хватило бы! Она сама предложила ему союз навсегда, предпочла его, безродного, какому-нибудь знатному и богатому жениху; предпочла из уважения к его душевным качествам и развитию умственному, — вот какова была Ольга! Такие мысли наполняли его между тем, как он догонял обеих сестёр почти у леса. Он поравнялся с ними и хотел идти рядом с Ольгой, но сестра её, Анна, стала между ними. Яницкому показалось, что она не желала оставить их вдвоём и нарочно мешала им говорить между собою. Он пошёл рядом с сержантом. Издали он слышал голос Ольги, её тихий серебристый смех; она была весела и шутила над Анной, которая спорила и серьёзно возражала ей недовольным тоном. На пасеке сержант спросил у деда-сторожа, есть ли у него подрезанные соты, и велел принести их. Все сидели на опушке, куда дед-пасечник принёс на маленьких глиняных тарелочках соты и свежего чёрного хлеба. Анна и тут не отходила от Ольги или сама угощала Сильвестра и разговаривала с ним. Яницкому раз только удалось подойти к Ольге на обратном пути домой, подойти так близко, что он мог сказать ей тихо:

— Завтра я дам вам ответ на все ваши вопросы.

— Решительный ответ? — спросила она и добавила: — В полдень я приду в сад к пруду.

Вечером, вернувшись с прогулки на пасеку, Яницкий уже не видал более Ольги. Сёстры обе оставались в своих комнатах; случайно проходя мимо их окон, Яницкий мог слышать, что там шёл оживлённый говор, похожий на спор.

— Что ты призадумался, батюшка Сильвестр? — спрашивал сержант, замечая, что его что-то заботило. — Да тихий какой стал, точно малый ребёнок! Нету Стефана, тот бы нас развеселил.

— Да и я желал бы с ним поговорить сейчас, — отвечал Сильвестр, невольно высказывая своё желание посоветоваться с любящим его человеком.

К ужину Анна вышла одна, Ольга не приходила; Анна объяснила её отсутствие усталостью, головною болью. Сильвестр начинал тревожиться. Так ли он понял Ольгу и не жалела ли она, что поступила так решительно? Она была всегда очень сдержанна, что же принудило её вдруг изменить своим привычкам? Одна Анна могла что-нибудь объяснить ему.

— Могу ли я предложить вам вопрос? — сказал он, подходя к Анне, когда она вышла на галерею.

— О чём? — сухо и неохотно спросила Анна.

— Если позволите, я спрошу у вас о том, что касается вашей семьи, но что и меня тревожит по привычному участию к ней.

— Вы говорите о головной боли у Ольги? — спросила Анна.

— Да, о её здоровье и о том тревожном состоянии, в котором я вижу её в последнее время. Я привык откровенно говорить с вами, и если наши отношения не совсем изменились…

— Нисколько. Я по-прежнему уважаю вас, — поспешила ответить Анна.

— Так не можете ли вы сказать мне: не предлагали ли сестре вашей какое-нибудь сватовство, которым она могла бы тревожиться?

— Я намерена была сообщить вам всё, что знаю об этом; вот что встревожило Ольгу: отец сообщил ей, что при прощанье Разумовская пожелала ему найти хороших мужей для его дочерей и сказала, что сама об этом постарается. Сообразив кондуит графини относительно нашей семьи, можно заметить, что она получила к нам особенное расположение! Меня это радует; но у Ольги другие понятия, она огорчена и тревожится. А почему? Вы, может быть, это лучше меня знаете?

— Я видел только, что Ольга чем-то особенно испугана, и благодарю вас за объяснение.

— Если говорить откровенно, то я не одобряю её кондуита, — закончила Анна, снова помещая в речь свою иностранное слово, как она всегда делала теперь, и уходя на зов отца в столовую.

Сильвестр простился с сержантом и ушёл к себе. Он боролся с новыми мыслями и не мог лечь спать. Ему казалось, что именно теперь следовало бы поговорить с Ольгой. Отчего она скрылась вечером? Сомневалась ли она в нём или сама прибегала к союзу с ним неохотно, чтобы избавиться от зла, более неизвестного? Вправе ли они были оба вступить в брак на таком основании и благословит ли Бог союз — без прямой, искренней любви друг к другу? Он не может дать ей ответ назавтра! Сперва следовало спросить Ольгу о многом. Потушив огонь в комнате, он подошёл к окну и глядел на звёздное небо, но мысли его были в беспорядке, и он не мог молиться. Он вспоминал все годы, пережитые на хуторе, и мог ответить за себя, что Ольга всегда привлекала его, он всегда предпочитал её Анне. Могла ли она сказать, что не любила никого другого? Если б Стефан был здесь, он, верно, распутал бы все недоуменья! «До завтра!» — сказал он и, перекрестясь, попробовал лечь и уснуть; но сон пришёл не скоро, и до утра он спал неспокойно, часто просыпаясь и сознавая что-то тяготившее его.