Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 60



Солдаты оглянулись. Перед ними стоял низенький старичок, одетый в чёрное длинное платье и в бархатную шапочку на голове. Лицо у него было бритое, с крючковатым носом и маленькими, хитрыми глазками. Из-под тонких губ выглядывало два ряда мелких почерневших зубов. Под мышкой правой руки он держал толстую книгу.

Солдаты сняли шляпы и почтительно поклонились, так как узнали в подошедшем известного всей Байоне учёного и губернаторского доктора Онорэ Парфёна, или, как он сам называл себя (в подражание господствовавшей в то время между учёными тенденции переводить свои имена и фамилии на латинский язык), Гонориуса Одоратуса.

Изрёкши вышеприведённые слова, он уставился взором на дорогу и стал смотреть на приближавшихся незнакомцев.

— Осмелюсь заметить, знаменитейший доктор[2],— сказал Баптист, бывший когда-то, пред тем как сделаться солдатом, студентом в какой-то иезуитской коллегии, — что же будет, если мы последуем по одному из этих способов, хотя бы по первому, который, если не ошибаюсь, философия называет дедукцией?

Гонориус Одоратус быстро с удивлением взглянул на солдата, но тотчас подавил в себе удивление и ответил равнодушным тоном:

— А что последует, вы сейчас увидите. — Он полез в карман своего платья, вынул оттуда табакерку и, захватив из неё изрядную щепоть табаку, отправил её в нос. Затем, прочихавшись и устремив взоры на дорогу, по которой усталым шагом шли оба странных путника, сказал: — Для того чтобы дойти до истины по этому способу, необходимо исключать некоторые однородные понятия. Общее понятие, в которое входят эти вот путники, есть понятие о человеке, о людях. Следовательно, эти два существа, идущие к нам, есть люди. Но люди принадлежат к какому-нибудь народу или племени. Мы же знаем, что племён на земле насчитывают до ста пятидесяти, число немалое! Разберём каждое из них в отдельности… Вы не устали слушать, друзья мои? — обратился он к солдатам, заметив лёгкий зевок со стороны Баптиста.

— О нет, нет! Пожалуйста, продолжайте, — ответили солдаты, боясь в душе, как бы не наплело на них губернатору это приближённое к нему лицо.

— Итак, — продолжал философ, — разберём все отдельные народности. Что это не жители Европы, доказывает их странный костюм. У французов, англичан, шотландцев, испанцев, обитателей итальянских государств, австрийцев, швабов, саксонцев, шведов, датчан, фламандцев и некоторых иных нет такого платья, как у этих незнакомцев. Правда, их лица похожи на наши же, но это — лишь один признак, который мало что значит. Однако это и не неверные турки. Правда, их головные уборы похожи на турецкие, но они сшиты не из материи, а из мехов. Хотя бороды их и похожи на турецкие, но это тоже ничего не значит. Это не есть и алжирцы или варварийцы, так как у них нет в ушах женских металлических украшений, которые носят название серёг. Исключив всё это, мы приходим к окончательному заключению, что эти люди не есть жители Европы, Африки и Азии.

— А кто же они? — спросили солдаты.

— Это — не кто иные, как жители с того света.

— Как с того света? — воскликнули в один голос суеверные солдаты.

— Да, с того света: из страны, открытой великим Христофором Колумбом и принадлежащей королю испанскому.

— Так это, стало быть, — индейцы?

— Они самые, — авторитетным голосом сказал Гонориус Одоратус. — Очень может быть, что они прибыли в наш город, чтобы показывать себя на площадях за плату.

IV

В это время странные путешественники подошли к самым воротам города. Уставший подьячий тяжело отдувался и вытирал рукавом кафтана струившийся ручьём по лицу крупный пот. Яглин тоже порядочно устал и с удовольствием думал о том, что здесь, в Байоне, наконец можно будет передохнуть.

— Ну, слава Тебе, Господи, наконец-то дошли!.. — сказал подьячий. — А назад — как ты хочешь, Романушка, а на своих ногах я не пойду. Так ты и знай! Хоть на ослах, а поеду. Подыхать мне на басурманской стороне вовсе неохота.

— Ладно, ладно, Прокофьич! — усмехнулся Яглин. — Как-нибудь уладим дело. А теперь вот надо поручение исполнить: до градоначальника дойти.

— Валяй уж ты. Ты как ни на есть, а по-ихнему научился лопотать.



Действительно, в течение долгого времени пребывания русского посольства в Испании Яглин довольно бойко научился говорить по-испански, так что расчётливый русский посланник был очень доволен, что пришлось уволить переводчика, с которым Яглин объяснялся по-латыни, чему он научился от немцев в Немецкой слободе, в Москве.

В это время часовой преградил им дорогу мушкетом и грубо спросил на местном наречии, сложившемся из смеси французского, испанского, баскского и гасконского языков:

— Что за люди? И куда вы идёте?

— Нам нужно видеть градоначальника этого города, — кланяясь солдатам, ответил Яглин. — Посланы мы чрезвычайными посланниками царя всея Руси Петром Потёмкиным и его советником, Семёном Румянцевым, которые прибыли к могущественному королю Франции с предложением братской любви и согласия. Так как наш путь из города Ируна, где теперь находятся посланники, лежит через этот город, то надлежит нам увидаться с градоначальником и просить его помощи и содействия к дальнейшему нашему пути в славный стольный город ваш.

Яглин сказал это на испанском языке, хотя, конечно, не без ошибок.

— Вот тебе и индейцы! — проворчал про себя Баптист. — А впрочем, Россия… Россия… Кто её знает, где она? Может быть, тоже в Америке.

Но Гонориус Одоратус сразу понял свою ошибку, что эти люди — вовсе не индейцы, как он предполагал, а выходцы из далёкой страны Московии, о которой, впрочем, мало было известно, за исключением того, что она находится чуть ли не на краю света и населена свирепыми и кровожадными народами, как-то: московиты, татары, казаки. Господствует над этими народами властитель, которого зовут великим князем Московии, вместе с высшим духовным лицом, называемым московитским папой, или патриархом. Ещё известно, что из этой страны приходят на Запад драгоценные меха, получаемые из далёкой московитской провинции, называемой Сибирью, населённой ещё более кровожадными народами, название которых в точности не известно.

Учёный с любопытством посмотрел на московитов, подивился на их костюмы, внимательно поглядел на лица и подумал про себя: «Люди как люди. И ничего особенного в этих московитах нет. Больше сказок, оказывается, про этот народ говорят».

Затем, приняв на себя важный вид, он произнёс:

— А на какой предмет отправлено ваше посольство к нашему христианнейшему государю — да хранит его Бог на многие лета?

При этом он приподнял над головой свою маленькую шапочку.

— А об этом мы ничего не знаем, — ответил Яглин. — Про то ведают наши посланники, так как им поручено всё это объявить. Мы же — только слуги их.

Гонориус Одоратус ещё раз посмотрел на московитов. Он не знал, как обращаться с этими двумя людьми. Кто их разберёт, этих диких людей: не то просто прислуга, не то важные лица в посольстве, особенно этот вот толстый и рыжий. Если принять за больших людей да обойтись с ними как следует, самому после неловко будет. А если обойдёшься как с челядью, а они окажутся важными лицами, то могут обидеться, а после и от губернатора попадёт: облечённый чуть ли не королевской властью, маркиз шутить не любит и как раз поколотит собственноручно.

Между тем около этой группы начали собираться любопытные. Необычные костюмы двух чужестранцев привлекли внимание гуляющих, и они стали подходить к заставе. В простом народе двое московитов возбудили ещё более толков — и никто в толпе не знал наверное, что это за люди. Кто-то решил, что это — варварийцы.

— А что это за народ такой? — спросила какая-то горожанка, державшая на руках небольшого мальчугана.

— Варварийцы? — переспросил решивший это, который, в бытность солдатом, плавал на галерах по Средиземному морю. — А это тот самый народ, который разбойничает по морям и христиан в плен забирает, а потом отвозит их по разным магометанским землям и продаёт в рабство.

2

За рубежом и в прежнее время было принято так называть всех ученых.