Страница 22 из 155
— И вы закололи последнего, — со смехом воскликнул Шридман, — история немного однообразна.
— Простите, лейтенант, — произнёс Понятовский с иронической вежливостью. — Вы были неправы, прервав меня. История не так проста, как вы думаете. Когда я стал драться с четвёртым братом, то сделал неловкое движение, так как моя рука была утомлена предыдущей борьбой, и он... заколол меня.
Все русские офицеры разразились громким, радостным смехом.
Великий князь некоторое время с удивлением смотрел на графа, затем он также стал смеяться до того, что слёзы выступили у него на глазах.
— Он заколол вас насмерть? — воскликнул он. — В самом деле, это — самая оригинальная история из всех слышанных мною когда-либо!.. Шридман, видите ли, всё-таки граф пережил ещё более удивительные похождения. А что сталось с молодой девушкой? — спросил он, продолжая смеяться.
— Я перевёз её через границу, — ответил Понятовский, — и женился на ней!.. К сожалению, она вскоре умерла после недолгого счастья.
Всеобщая весёлость увеличивалась; наконец ею заразились даже голштинские офицеры.
Шридман был вначале озадачен и молча смотрел на графа; казалось, ему нужно было несколько времени для размышления, чтобы понять всю сущность рассказа. Затем он вскочил как взбешённый и так ударил кулаком по столу, что зазвенели все бокалы. Наконец среди смеха всех присутствующих он в страшном гневе крикнул:
— Нет, это уже чересчур! Вы, кажется, насмехаетесь надо мной, рассказывая мне историю, в которой нет ни одного слова правды.
Не теряя ни на секунду невозмутимости, Понятовский с холодным презрением ответил ему:
— Вы требовали от меня доверия к вашей истории, которая, по моему убеждению, ни в каком случае не могла произойти в Потсдаме при дворе великого короля; я её выслушал, не возразив ни слова, и мне странно, что вы не ответили любезностью на мою любезность и прямо называете мой рассказ неправдой...
— Я не позволю оскорблять себя и насмехаться надо мной, милостивый государь! — воскликнул Шридман, угрожающе сжимая кулаки. — Ваша история лжива, так как вы сумасшедший!
Томительная тишина сменила весёлость; великий князь смущённо смотрел пред собой. Все остальные нетерпеливо ожидали ответа на эту грубую выходку.
Понятовский по-прежнему холодно и спокойно произнёс:
— Присутствие его императорского высочества мешает мне ответить вам так, как этого заслуживает ваше поведение.
— Нет, нет! — воскликнул Пётр Фёдорович. — Нет, моё присутствие не должно ни в чём стеснять вас. Мы здесь в своём непринуждённом кружке, в котором должен быть отброшен всякий этикет... Я — не что иное и не хочу здесь быть ни кем иным, как обыкновенным же офицером...
— Но это не может нам помешать, — сказал Понятовский, — забыть о том, что имеем честь находиться в присутствии племянника и наследника её императорского величества.
— А я хочу, — ещё горячее воскликнул Пётр Фёдорович, — чтобы вы забыли это. Слышите ли, граф Понятовский? Я этого хочу и приказываю вам говорить так, как вы говорили бы, если бы меня здесь не было или если бы я был таким же офицером, как все вы.
— Ну, в таком случае, — сказал Понятовский, приподнимаясь и бросая гневный взгляд на лейтенанта Шридмана, который всё ещё сжимал кулаки и бормотал какие-то ругательства, — если ваше императорское высочество приказываете мне это, то этот господин должен при всех выслушать то, что я ему ответил бы, если бы меня не удержало присутствие великого князя. Я сказал бы, — продолжал он, возвышая голос, — что рассказ об убийстве генерала в Потсдаме и о прощании его величества короля прусского с юнкером Шридманом представляет собою сплошную нелепую и наглую ложь и что Шридман выказал изумительное начальство, позволив себе рассказывать подобные вещи в присутствии его императорского высочества и образованных кавалеров. Наконец, поведение этого господина относительно меня достойно не офицера, а грубого тамбурмажора и заслуживает примерного наказания.
Шридман вскочил и сделал движение, как бы желая броситься на графа. Товарищи удержали его, в то время как он от бешенства сжимал кулаки.
Русские офицеры столпились около Понятовского. Все взоры обратились на великого князя. Он был очень бледен и вытирал лоб носовым платком.
— Дело очень серьёзно, господа, — сказал он наконец дрожащим голосом, которому он напрасно старался придать твёрдость и уверенность, — здесь с обеих сторон были произнесены слова, требующие удовлетворения, если только они не будут взяты обратно.
— Но, ваше императорское величество, вы сами приказали мне говорить, — возразил граф Понятовский, склоняясь пред великим князем, — поэтому вы, конечно, найдёте вполне естественным, что я не могу взять свои слова обратно. Я не привык говорить что-либо необдуманно и всегда отвечаю за то, что сказал... Итак, я готов дать господину лейтенанту Шридману, если он, со своей стороны, не хочет взять свои слова обратно, то удовлетворение, которое может дать каждый порядочный человек, и если, — насмешливо продолжал он, — меня постигнет судьба того генерала в Потсдаме, то я прошу заранее ваше высочество о том, чтобы вы не исключали молодого человека со службы.
— Голштинский офицер не может взять свои слова обратно и просить прощения! — воскликнул Пётр Фёдорович, лицо которого радостно засияло, как будто этот случай доставлял ему величайшее удовольствие и обещал интересный конец. — Не правда ли, ведь извинение невозможно, генерал Ландеров?
— Совершенно невозможно, ваше императорское высочество, — ответил генерал.
Шридман, потерявший значительную часть своей уверенности и гнева и с некоторой боязнью смотревший на Понятовского, молчаливым кивком ответил на категорический ответ своего начальника.
— В таком случае хорошо же, — горячо сказал великий князь, — эти господа должны скрестить свои шпаги, а так как я в вашем обществе не хочу быть ничем иным, как простым офицером, то я сам буду свидетелем всего.
— Как прикажете, ваше императорское высочество, — сказал граф Понятовский. — Завтра рано утром я буду готов...
— Нет, не завтра рано утром! — воскликнул Пётр Фёдорович. — Нельзя откладывать дело чести, мы можем устроить всё сейчас же.
Его, казалось, охватило лихорадочное нетерпение, и он делался всё оживлённее по мере того, как Шридман становился всё тише и тише.
— Невозможно, — сказал Понятовский, — никогда я не обнажу шпаги в том дворце, который должен быть ограждён от звука оружия присутствием её императорского высочества великой княгини и её придворных дам.
— Ну, в таком случае! — воскликнул великий князь, проявляя всё своё упрямство, которое не позволяло ему отказаться от раз овладевшего им желания. — Ну, в таком случае пойдёмте в парк. Несколько времени тому назад я видел, что теперь на небе светит полная луна, а потому мы там беспрепятственно можем окончить дело, не потревожив сна наших дам.
Граф Понятовский молча поклонился.
— Свет луны обманчив, — произнёс Шридман сдавленным голосом.
— Шансы для обеих сторон будут одинаковы, — воскликнул великий князь, — ваш бой будет тем интереснее... Не правда ли, генерал фон Ландеров?
— Как прикажете, ваше императорское высочество! — ответил генерал.
— В таком случае идёмте... идёмте скорее! — приказал великий князь. — О, это очень романтично, интересно!.. Но стойте! — прервал он себя. — Кто же будет секундантами?.. Господин майор Брокдорф, вы, но всей вероятности, сослужите эту службу вашему товарищу?
Фон Брокдорф поклонился с немного смущённым и неуверенным видом.
— Я же со своей стороны, — сказал граф Понятовский, — позволю себе попросить господина Пассека сделать мне честь быть моим секундантом.
Пассек подошёл к нему и тихо сказал:
— Невозможно, чтобы вы бились с подобным человеком, граф!.. Дворянин не должен драться с каким-то авантюристом.
— Я оскорбил его и должен дать ему удовлетворение, — ответил граф, — относительно же всего остального будьте покойны: я уверен в своём клинке. Кровь не будет пролита; уверяю вас, что развязка этого дела очень оживит и позабавит этот двор.