Страница 50 из 64
Лупатов на животе подался вперёд, обхватил царский сапог, приник к нему.
— Встань. И воздай лобзание Отцу Бессмертному.
Впился взглядом в образ Саваофа, перекрестился.
Лупатов отполз к иконе, поцеловал край рамы, поспешно вернулся.
Царь покрутил двумя пальцами бороду, стараясь не выдать любопытства, откинулся на спинку кресла, равнодушно приказал:
— Сказывай про боярина-князя.
Согнувшись до земли, на коленях, слёзно жаловался Лупатов. И под конец не выдержал, стукнул себя в грудь кулаком, почти выкрикнул то, чему научили его опричники:
— А тебя, великий князь, хулит и поносит. Я-де сам, по роду древнему, не ниже Рюрикова отродья!
Иоанн привскочил, в судорожной гримасе перекосилось лицо, изо всех сил взмахнул посохом, глубоко вонзился острый наконечник в резную лапу, поддерживавшую алтарь.
— Молчи!
Он трясся от душившего его гнева, на шее взбухли синие желваки.
— Смерды! Псы! Молчи! Молчите!
Бессильно упал в кресло, сжал больно рукой виски.
— Пить!
Священник бросился к чаше, наполнил её вином, поднёс царю.
Хлебнул, закашлялся.
— Воды!
Залпом выпил огромный ковш, рукавом вытер губы, посохом дотронулся до растерявшегося Лупатова, расслабленно выдавил:
— Так не ниже Рюри...
Не договорил, брызнул слюной, выкатившимися глазами огляделся вокруг.
— Ке-ларь!
Вяземский уже стоял наготове с царской шубой в руках.
На паперти толпились бояре. В ограде церкви, точно каменные изваяния, застыли верховые.
— Царь идёт. Царь!
Толпа упала на колени.
Иоанн шёл, тяжело опираясь на плечо Федьки, чётко выстукивал посохом о каменные плиты. На паперти окинул пытливо коленопреклонённых, взор остановился на одном из опричников.
— Друцкой!
Опричник вскочил с колен, вытянулся перед царём.
Грозный прищурился.
— Поскачешь к боярину-князю Курлятеву.
Перевёл дух, губы скривились в ядовитую усмешку.
— Показал бы он нам милость, пожаловал бы к нам на двор.
Уставился хищно на опричника.
Друцкой понял, чего хочет царь, приложился к подставленной руке, исчез.
Малюта увидел Грозного со звонницы, рванул верёвки, оглушительный перезвон резнул воздух.
Иоанн, окружённый толпою опричников, направился к трапезной. У крыльца он остановился, поманил к себе Лупатова.
— Нынче со мною потрапезуешь.
Лупатов ошалело уставился на царя. Вяземский пригнул его голову.
Грозный милостиво протянул свою руку для поцелуя. Боярин ткнулся в перстень губами.
ГЛАВА V
Ивашка возбуждённо вышагивал по чулану.
— Как знаете сами, а я надумал: нынче ночью с Фролом и Федькой в казаки уходим.
Никишка испытующе глядел на Фиму. Девушка молчала. Псарь презрительно сплюнул.
— Аль слаже в боярских холопьях?
Пальцы Никишки сжались в кулак.
— Ежели обо мне сказ, я не замешкаюсь.
Он хотел ещё что-то прибавить, — запнулся, отвёл в сторону взгляд. Фима решительно поднялась.
— И весь тут сговор: куда ты с Никишкою, туда дорога и мне.
Ивашка приятельски хлопнул изо всех сил сестру по спине, по лицу пробежала лукаво-снисходительная улыбка.
— Как в Чёрный Яр придём, так и скрутим вас.
Фима стыдливо закрыла лицо.
— Венчать будет Федька, а я — вокруг сосны ботожком прогоню.
— Вон оно где, соколики, сумерничают!
На пороге остановился Мирошка.
— А мы-то по всем лугам обыскались.
И, кривляясь, он поклонился до земли.
— К боярину на двор для беседы пожаловали бы.
Ивашка первый пришёл в себя, угрюмо шагнул к выходу.
— Не тебя. Больно ты псиной отдаёшь для боярской беседы.
Оттолкнул псаря, приказал дворовым увести Никишку и Фиму.
На крыльце, развалившись в резном дубовом кресле, сидел Курлятев. Из-за его спины нетерпеливо всматривалась вдаль и суетливо топталась на месте боярыня. Недоумённо жались друг к другу согнанные на двор холопы.
Сияющий Мирошка подвёл к крыльцу Никишку и Фиму, бросил их боярину под ноги.
Василий Артемьевич хлопнул в ладоши. Дворовый бросился в сени, принёс разобранные крылья, с омерзением бросил их и перекрестился.
— Приладь-ка к месту.
Никишка, ничего не понимая, собрал части, приподнял выжидающе голову.
Боярыня спряталась за сенных девушек, ожесточённо плевалась и торопливо шептала слова заговора против нечистой силы. Курлятев исподлобья взглянул на холопа.
— Для какой нужды дьявола тешишь?
Никишка простодушно улыбнулся.
— Летать хочу.
Боярин суеверно поднялся, закатил глаза.
— Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут бесы...
И наотмашь ударил холопа по лицу.
Мирошка подскочил сзади, скрутил Никишке руки, коленом упёрся в спину, чтобы боярину удобнее было бить по выпяченной груди.
— Повтори ещё, смерд!
— Не ведаю в том колдовства, что своим умишком прикин...
Новый удар по переносице не дал ему договорить.
Боярыня, превозмогая страх, подкралась к Фиме, поманила глазами девушек.
— Рвите ногтями ей рыло.
И первая ожесточённо царапнула девушку по лицу.
Курлятев оттолкнул жену в сторону, что-то обдумав, торжественно, нараспев, приказал:
— Для-ради Бога — бить их батогами до седьмого поту.
Не глядя, указал пальцем на дрожащую Фиму.
— А блудницу после батогов в железа заковать и голодом морить, докель не издохнет.
Мирошка и ловчие набросились на приговорённых, сорвали с них одежду.
Прильнув к теремному оконцу, жадно следила боярышня за тем, как обнажённых холопов взвалили на плечи двум дворовым, связали канатами и били под счёт отца батогами.
Точно в столбняке застыл у тына Ивашка. Два псаря зорко следили за ним, боялись, что не стерпит он, бросится к своим на выручку и погибнет в неравной борьбе.
Стиснув конвульсивно зубы, Никишка молчал. Только при страшных, смертельных криках Фимы из груди его рвался надрывный хрип.
Василий Артемьевич прикрикивал на ловчих, в такт ударам хлопал в ладоши. По краям губ пенилась и сочилась слюна.
Неожиданно поднятый высоко батог застыл в руке приказчика. Боярин сердито прицыкнул, взгляд его невольно потянулся за взглядом Мирошки.
— Опричина скачет, боярин!
Вздрогнул, сразу весь съёжился, робко притих.
Всадники мчались к усадьбе.
С визгом, топча друг друга, в страхе разбежались дворовые.
Друцкой подскакал к крыльцу. Не поздоровавшись, он надменно уставился на хозяина.
— Пошто, боярин, людишек казнишь?
Вытянулся перед опричником, одёрнул кафтан.
— С нечистым спознался. На крыльях летит.
— А девка?
Зло сверкнули глаза.
— Блудница девка.
Друцкой спрыгнул с коня, любопытно склонился над крыльями. Опричники столпились подле него.
— Так сказываешь, на крыльях летит?
Утвердительно мотнул головой.
— А ведомо ли тебе, боярин, что такие дела в приказ сдают?
И, меняя презрительный тон на властный, к дворовым:
— Заковать их в железа.
Не спеша поднялся с частью опричников на крыльцо.
— Принимай, князь, проезжих.
Василий Артемьевич почтительным жестом, стараясь сохранить в то же время достоинство, пригласил в дом незваных гостей.
Арестованных приковали цепями к стенам, одного перед другим.
Спускалась ночь. Лес заволокло тяжёлою бурою пеленой. Неожиданными порывами из чернеющего вдали провала у дороги взметался ветер, комкал и рвал студенистые глыбы тумана. На мгновение ветер обнажал встревоженно вздрагивающие старые сосны. Воровским посвистом резал нахохлившуюся даль и уже неслышно полз по земле к ощерившемуся оврагу.
По обочине дороги на четвереньках крался с двумя парнями Ивашка. Изредка он решительно вскакивал, умоляюще прикладывал руки к груди.