Никаких принцев!

Дамиан немного скованно кивает.

- Да.

- Ну тогда какая разница? – преувеличенно воодушевлённо восклицаю я. – Пойдём, наконец, завтракать, я голодная, как волк. Сейчас тебя съем.

Конечно же, мне приходится снова приложить массу усилий, чтобы Дамиан перестал вести себя как на светском рауте. Пусть ради этого он рассказывает мне массу всего бесполезного про праздник цветущего папоротника. Я даже про демонов готова повторно слушать. Просто мне действительно хорошо, когда он рядом. Может быть, я уже влюбилась? По-настоящему? Навсегда? Мне же становится горько, когда моя камеристка, красавица хоть куда, вбегает в столовую, восклицает, глядя на меня: «Ах, какой ужас! Сейчас, госпожа, я вас причешу!», а сама строит Дамиану глазки.

А Дамиан смотрит на меня – да-а-а, только на меня-а-а-а – и смеётся. Потом говорит, что я забавные рожицы корчу. Специально для него я корчу ещё. И тоже что-то рассказываю, что-то смешное, пусть только смотрит на меня, меня одну…

И такой прекрасный выходной совершенно невежливым образом разбивает сначала письмо из дворца, а затем и посланник от Ромиона.

Из дворца пишет будущая свекровь. «Зови меня мамой, дорогая!» Письмо задушевное, во всех смыслах (потому что надушено оно тоже очень сильно, у меня даже в носу свербит) и написано в довольно неформальном стиле. Королева Изабелла приглашает меня на маленький семейный обед в честь праздника. Судя по тому, что похожее письмо получает и Дамиан, королева собирает всех близких родственников. И она тоже против предрассудков. Чему Дамиан почему-то совершенно не рад.

И если я мгновенно озадачиваюсь одним вопросом: что надеть? И, чуть позже, вторым: как себя вести? То Дамиан только кривится, будто проглотил лимон, вздыхает, смотрит на меня и кривится ещё сильнее.

Неужели он тоже представил меня в праздничном платье Розалинды?

Кажется, нет: Дамиан просит подать воды, потом откуда-то из кармана выгребает целую аптечку флакончиков и бутыльков, быстренько что-то смешивает (вода вскипает) и протягивает мне.

Я задумчиво смотрю на газированную, исходящую паром, фиолетовую воду.

- Это такой изящный повод остаться дома?

- Дома мы точно не останемся, - уныло сообщает Дамиан. – Королева прикажет привезти нас, даже если мы будем лежать при смерти. Нет, Виола, это комплексное противоядие.

Как у них всё серьёзно.

- Да? А может, я его потом выпью, когда отравлюсь? – Мне очень не хочется это глотать. Оно даже пахнет отвратительно!

- Потом – будет поздно, - Дамиан сам берёт бокал и, не моргнув глазом, выпивает половину.

- И часто вы его пьёте? – фыркаю я, пытаясь оттянуть момент дегустации.

- Каждый раз, когда едем во дворец, - обнадёживает Дамиан. – И это только комплексное противоядие. Например, Ромион уже наверняка выпил не только комплексное, но и с десяток дополнительных – на всякий случай.

Или у них паранойя, или мачеха-королева нереально злая. Меня-то ей зачем травить?

Пью зелье. Со второго раза мне даже удаётся его проглотить. Если козлёночком не стану, то это будет большим чудом!

Ромион с посланником передаёт сообщение, что через полчаса он подъедет к моему дому, и мы вместе прибудем во дворец. По-семейному.

- У твоего брата странное чувство юмора, - читая это «по-семейному», говорю я.

- Это не чувство юмора, это банальная необходимость, - объясняет Дамиан. – При нас, а особенно при тебе, королева его убить не посмеет, один же он рискует случайно заблудиться во дворце, набрести на маленькую комнатку с большой корзиной яблок и одним из этих яблок отравиться. По крайней мере, в прошлом году, когда Её Величество устраивала похожий обед, так почти и случилось. К сожалению, в ту же комнатку – тоже совершенно случайно – забрёл и я. И у меня совершенно случайно оказалось противоядие.

- У вас… очень странная семья, - только и могу сказать я в ответ.

Дамиан усмехается.

- Не то слово.

Ровно через полчаса к парадному входу подъезжает карета. Ромион меня поприветствовать не выходит (хотя должен – по правилам этикета). А когда Дамиан галантно подаёт мне руку и помогает забраться внутрь, принц смотрит на нас так красноречиво неодобряюще, что хочется показать ему язык. Но я замечаю, какой он, бедняга, бледный (после десяти-то дополнительных противоядий) и просто молча сажусь напротив. Рядом, тоже молча, устраивается Дамиан.

Потом карета трогается, и братья очень старательно начинают не смотреть друг на друга. Это забавно, потому что если Дамиан ещё может бросить взгляд в моём направлении, то есть в окно, то Ромион пытается не смотреть и на меня. Так что глаза ему, бедняге, деть некуда.

- Может, мне кто-нибудь подробнее расскажет про эту вашу сумасшедшую мачеху? – не выдерживаю я. – Что от неё ждать-то?

Дамиан молчит – наверное, соблюдает субординацию, – поэтому после короткой паузы отвечает мне Ромион.