Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 27



– Лейтенанта твоего, мы нейтрализуем. Сделаешь так, чтобы он, под благовидным предлогом покинул объект. Всё остальное, я беру на себя. На крайний случай, снайпер «шлёпнет» его прямо на территории. Можешь считать, что с твоей тенью вопрос решен. Теперь о новом командире. Кто он? Откуда?

– Князев. Майор Князев.

– Знакомая, вроде фамилия. – припоминая что-то, Салман почесал затылок.

– Даудов! Да, ты и впрямь, завоевался. – от души рассмеялся прапорщик. – Забыл что ли, своего училищного другана? Даже я, проучившись с вами лишь пару курсов и то его сразу узнал. Помню, как он громче всех требовал моего отчисления, за ту несчастную и злополучную «кражёнку». Ну, Салман, шевели мозгами.

– Валерка, что ли? – поморщил лоб полевой командир.

– Он самы.!

– Нашел «другана». – Даудов смачно сплюнул. – Так ведь он, вроде в спецназе?

– Служил. – утвердительно кивнул прапорщик. – А теперь, почему-то здесь, на наших складах.

– Кусок, ты в этом уверен? Ничего, случаем, не путаешь? – переспросил чеченец, всё ещё сомневаясь в услышанной новости.

– Да, говорю тебе: ОН. Сегодня, через складское окно, как тебя его видел. Весь вечер, на пару с Побилатом по территории рыскал, будто искал что-то. Внешне, он такой же, как и прежде. Разве что мышцами немного по оброс.

– Выходит, Князь уже майора получил. – Салман вдруг задумался о чем-то своем. После чего, встряхнув головой, продолжил. – Есть у меня один человек, имеющий на вашего нового командира, вот такой зубище!.. – демонстрируя тот зуб, Даудов широко развел руки в стороны. – …А я-то дурак, поначалу не придал его словам никакого значения. Дело в том, что этот самый «человек», будто заранее знал о том, что Князев объявиться в нашем районе. Потому и ждет он Валеру, именно здесь. Уж давно, он его тут поджидает.

А впрочем и мне самому будет вовсе не лишним, кое за что с Князевым поквитаться. Перешел он мне однажды дорогу. – сквозь зубы проговаривая последнюю фразу, глаза чеченца налились кровью.

Против подобных угроз Михайленко не возражал. Уж очень не хотелось ему служить бок о бок с тем, кто знал из его биографии не самые лицеприятные факты. Прапорщик мгновенно уловил, как крепко зацепила Даудова то неожиданное известие. Знал он и о том, что Салман своих слов на ветер понапрасну не бросает. И коль чечен заикнулся сейчас о своей мести, то будьте уверены, он своего добьется.

– Надеюсь на то, что по нашим складам, из нашего же оружия палить не станешь? – пошутил Михайленко, уже собравшись распрощаться с бандитами.



– Иди-иди. Не опасайся. Твои склады принесут мне гораздо больше пользы, чем оставшееся от них пепелище. Пока я жив, ты можешь быть уверен в том, что на твоем объекте не прозвучит ни единого выстрела. Считай свои склады «заповедной территорией», где любая стрельба запрещена, ну, а меня своей самой надёжной «крышей». – усмехнулся Салман. При этом, вслед уходящему в темноту прапорщику, он успел ещё выкрикнуть. – Кусок, может послать с тобой сопровождающего, чтобы в ночном лесу, тебе случаем не заплутать? Чтоб не подстрелили тебя, твои же караульные?

– Какое, к чёрту, сопровождение? Сегодня я подкинул караульному наряду канистру спирта. Выглядело это так, будто бы складскую дверь, я по неосторожности оставил открытой. Клюнули. Наверняка, уж вся охрана пьяная. Потому и проскочу я меж ними, абсолютной невидимкой.

Во все времена и во все войны, самым коварным и опасным врагом для любой (пусть и самой сильной) армии, являлась измена. Предатель – враг более коварный и всегда непредсказуемый, в отличие от регулярных подразделений противника, либо светлых умов их главнокомандующих.

По своей подлости, измена равносильна «удару ниже пояса». И сколько б, воюющие стороны не тратили сил и средств на свои контрразведки, сколь бы тщательно не проводилась работа командиров по «выявлению и предупреждению», один хрен, в том тесном строю бойцов-соотечественников, обязательно отыщется и «слабое звено». То есть тот, кто «сломавшись» под давлением извне, либо исходя из своих личных интересов и всевозможных предубеждений, пойдет-таки на сделку с собственной совестью.

Можете не сомневаться и в том, что любой из предателей прекрасно осознает масштабы последствий своих подлых деяний, а так же меру своей ответственности. И тем не менее: корысть, алчность, зависть, страх или иные низменные чувства, закравшиеся в их души, в конечном итоге, берут-таки верх над общечеловеческими моральными устоями.

Нет и не может быть каких-либо сомнений и в том, что у предателя всегда найдется веское оправдание своей измены. Как вам понравиться следующее: «Именно с этого, то есть, с передачи засекреченной информации о новейшем оружии, я и начал борьбу за мир во всем мире!..»; «Дабы препятствовать возможной экологической катастрофе и смерти прибрежной флоры и фауны, я был вынужден опубликовать в зарубежных средствах массовой информации секретные карты минных полей и военных баз!..».

В том же ключе происходят предательства и в высших эшелонах власти: «В знак укрепления дружеских взаимоотношений с независимой республикой Х, её официальной делегации, участвующей в подписании договора о взаимном сотрудничестве, была передана информация о резидентной сети, работавшей в данной стране под дипломатическим прикрытием!». Как же, чёрт побери, честно и благородно по отношению к партнёру. И не важно, что за этой скромной формулировкой могут скрываться сотни арестов, десятки смертных приговоров, тысячи разрушенных судеб людей, до конца преданных твоей державе. А ты, эти самые судьбы, просто взял да и «слил».

Если ж опуститься с небес на грешную землю, то и мотивация измен здесь будет значительно банальней. К примеру, тот же прапорщик Михайленко, свою корыстную связь с чеченским полевым командиром, оправдывал ничем иным, как обычным возмездием.

Да-да, помогая врагу краденным со своих складов оружием, прапор мстил. Причём мстил он, сразу всей российской армии. Так уж вышло, что именно по её вине, совсем не сложилась его личная и семейная жизнь. Ведь ради нее, Михайленко потерял свою молодость, так и оставшись никем непризнанным.

«Подумаешь, разок. Всего лишь раз, оступился. – нередко утешал себя наш герой. – С кем, по молодости лет, не бывает? Ну, украл кое-какие тряпки? А впрочем, если разобраться, то и не брал я их вовсе. Эх, сглупил я тогда. Не хотелось мне более учиться в том училище, задолбала меня та, жёсткая курсантская дисциплина. Вот и взял я на себя (правда, за хорошие отступные) чужой грех. Кабы знал (в свои неполные двадцать два года), чем может обернуться для меня, та дружеская услуга, так ни за что бы на нее не подписался. Да, если бы и украл? А кто, скажите, в нашей стране не ворует? Так зачем же, братцы, из-за какого-то плёвого пустяка, каких-то сраных шмоток, гробить человеку всю последующую его жизнь?»

И действительно, клеймо «крысы», каким-то незримым образом преследовало прапорщика на протяжении всей его армейской жизни. После отчисления из училища, вместо благополучного возвращения домой, Михайленко был отправлен на один из дальних полигонов, дослуживать армию в ранге обычного, рядового солдата. Оттуда, за отличную дисциплину и успехи по службе, он и попал в школу прапорщиков. А после, началась его долгая карьера военного. И повсюду, где бы только не приходилось ему служить, известие о том (казалось бы, давно забытом) проступке, по незримым каналам армейских баек и слухов, неотрывно следовало за прапорщиком. Новые сослуживцы, как-то ненавязчиво старались избегать с ним, не только тесной дружбы, но и повседневного приятельского общения.

Однако, время шло. И более чем за десятилетнюю службу, Михайленко успел сменить около дюжины войсковых частей. Вместе с новыми назначениями и «чёрный след», тянувшийся за ним из училища, постепенно заносился песком забвения.

Именно Чечня и стала для прапорщика новой вехой в его послужном списке. Только здесь, вдали от приевшихся гарнизонов, в круговерти боевых действий и можно было начать жизнь с чистого листа. Не мудрено, что в Ичкерию, наш прапор напросился сам. Для коллег по службе, рапорт Михайленко казался диким, чересчур смелым и, в определённой степени, даже опрометчиво-отчаянным. Однако сам прапорщик, отправляясь на Кавказ, ни о каком героизме и не помышлял.