Расплата за услуги

– Госпожа Громова, ты что, сдурела совсем?! Сейчас три часа ночи! – пробормотал мой мужик, укатываясь на другую сторону кровати злобным рулетиком, – Прекрати безобразничать. Я никуда не иду.

– Что значит «никуда не иду»? Это в конце концов ты их развёл! – возмутилась я, оббегая наше брачное ложе, чтобы категорически не дать ему смыться обратно в сладкое царство Морфея. – Я требую от тебя посетить кухню и совершить там мужественный поступок!

А дело было в том, что Громов любил поесть на кухне поздно вечером, развести отменное свинство и оставить его до утра. И сколько бы я его не упрашивала прекратить диверсионный подход к хозяйству, даже Димаса привлекала, но всё оказалось без толку. Внутренний стержень холостяка в Денчике оказался гораздо сильнее совести.

В итоге эта разгульная жизнь, как оказалось, чрезвычайно привлекает тараканов. Мало-помалу эти усатые уроды потеряли вообще всякий стыд и совесть и перестали разбегаться даже при включённом свете. Они вообще всем своим видом демонстрировали, что кухню у нас в очень скором времени отожмут и устроят там свой вертеп с блекджеком и крошками. И вот, когда я решила заглянуть в их обитель посреди ночи, чтобы просто попить воды, этот пиздюк здоровыйвместо того, чтобы тихонько, как мышечка, шмыгнуть под плинтус, решил ползти на меня, как стрёмная хрень из инди-хорроров, доводя до сердечного приступа своей внезапностью.Пришлось спасаться бегством и звать подмогу.

– Ты же киллер!– упорствовала я, взывая к професиональной громовской гордости.

– А ты ебанутая, – безапелляционно заявил он, упорно укатываясь на другой бок.

– Прикончи этого таракана! – я не выдержала, и начала принудительное вытаскивание громовской туши из-под одеяла, продолжая уговоры. – Плачу любые деньги!

– Возьму натурой, – сонно пробормотал мать-его-ассасин, поднимаясь наконец с кровати и ещё сам не до конца понимая, что говорит.

– Устраивает! – хватаясь за свой единственный шанс, выкрикнула я.

– Хочу услышать три главных слова, – он навис надо мной, пытаясь выдать горячую полуночную романтику.

Находясь в безвыходном положении. я обняла его за шею, приподнимаясь на цыпочках, чтобы достать до уха, и прошептала многообещающее:

– Сейчас позвоню отцу.

– Нет, – горестно взвыл Денчик, –только не ебучий Заславский, он и так мне все мозги прополоскал.

Озабоченный тем, что его новоприобретённый зять может подать плохой пример и так не самой хорошей девочке, мой папа действительно с завидной регулярностью вызывал Громова «на разговор». О чём они там говорили, за закрытыми дверями кабинета мафиозного босса, ни один, ни другой не кололись с упорством вьетнамских партизан. Да и сейчас было не до этого.

– А как ты хотел? – развела руками я. –Добро пожаловать в семью.

Вооружившись тапком вместо привычной винтовки из секретной комнаты, Громов очень трагично и в одних трусах поплёлся выселять с кухни в край обнаглевших визитёров.

– И где? – хмуро спросил он, хлопнув по выключателю и оглядывая свои владения.

– Был! – немедленно и очень эмоционально сообщила я, сразу почувствовав, что если это мудацкое насекомое срочно не обнаружится, то Денис просто уйдёт спать, и тогда с кровати его будет не вытащить уже даже бульдозером.

– В голове у тебя, знаешь ли, – Громов выдержал мхатовскую паузу, – тараканы, – выдал задолбанно, но с большим чувством, и развернулся, очень явственно собравшись уходить обратно на своё лежбище.

– Стоять! – я своим телом перегородила пути стратегического отступления. – Он стопудово здесь, закрался где-нибудь в уголок и смотрит, если ты его не ликвидируешь, он ведь совсем всякий страх потеряет, он нас с тобой сожрёт, он… п-прямо за твоей спиной!

Там сзади, на крышке прозрачного электрического чайника, просто источая блядское ехидство сидел здоровенный мерзотнейший таракан, который не проявлял ни малейших признаков стеснения, как будто в любую секунду готов был показать, кто здесь папочка. Громов медленно развернулся, но по чайнику лупасить не рискнул, и насекомое, воспользовавшись заминкой, уползло в проём между плитой и стенкой, оставляя за собой лёгкий флёр какого-то наебательства.

–Это, однако, королева чужих какая-то, а не таракан, –задумчиво выдал Громов, опуская карательный тапок.

–Подожди, нельзя этого так оставлять! – я оттеснила его плечом и пробилась к плите. – кис-кис-кис-кис, иди сюда.

– Ты, твою мать, серьёзно? – опешил Денчик, но таракан был другого мнения и на «кис-кис-кис», игриво шевеля усами, тихонько выполз обратно на свет, видимо решив, что захавать посреди ночи какого-нибудь «вискасу» будет не лишним.

– Гаси, гаси его! – если б моя мать услышала тот бас, которым я это заорала, она бы незамедлительно вызвала на квартиру отряд экзорцистов во главе с каким-нибудь насильно воскрешённым святым.

Несмотря на то, что таракан моей матерью не был, он от такого поворота тоже знатно охуел и впал в свой тараканий ступор, в котором Громов и застиг его своим карательным тапком. Послышался знатный хлопок, и в своём воображении я ещё дорисовала предсмертный тараканий стон, чтоб успокоить расшатанные нервишки.

– Ну всё, я закончил, – с поистине профессиональным хладнокровием тот обернулся ко мне. – Готова расплачиваться?

– А до утра подождать? – осторожно осведомилась я, отступая в коридор.

– Вот ещё, я кредиты не раздаю, – категорично заявили мне, вылавливая и настойчиво возвращая в кухню.

–Ты ж спать хотел. П-подожди… – принялась неразборчиво мямлить я, отступая к столу, но он на это не вёлся, не позволяя сократить расстояние между нами, и когда я упёрлась ягодицами в столешницу, то выдала от смятения совсем уж звёздную фразу.–Ты совсем уже что ли совсем?..

– Да, – подтвердил Громов, плотоядно сверкая глазами, –Я совсем.

Он навис сверху, заставляя внутренне сжаться, потому что источал, чёрт возьми, опасность, как-то очень быстро превращаясь из местной грозы тараканов в горячего совратителя. Я томно вздохнула, закусив палец, потому что – какой он в этих своих трусах, лохматый со сна и со всеми своими шрамами –секс.

– На столе будет не очень… удобно, – пробормотала я, окончательно стушевавшись.

– Ничего страшного, – соблазнительным шёпотом промурлыкали мне на ухо, пуская по позвоночнику волны расслабляющей дрожи.– Будет моё маленькое наказание за позднюю побудку.

И мне захотелось заорать, что я сдаюсь, сдаюсь, чёрт побери, сдаюсь, ты слишком охуенный, возьми меня прямо здесь, но свело лёгкие, и воздух вырвался из груди с характерным присвистом. Громов слегка приподнял меня, помогая сесть на стол, и я перевела пьяный, чуть расфокусированный взгляд на его лицо. Кожа мгновенно покрылась мурашками: мой краш так зловеще улыбался, что тянуло обозвать его богом похоти. Плеча коснулись чужие губы, он сначала поцеловал кожу, едва касаясь губами, затем последовал ощутимый, исполненный укора укус.

– Вообще-то, – я с трудом перевела дыхание, – это мне тут надо негодовать… Развёл тут этих, как их…

Он подался вперёд, накрывая мои губы своими, очень подло не давая договорить, и я упала на стол от такого резкого движения. Больно ударилась локтем, зашипела и выгнулась. Меня успокоили поцелуем в ключицу. Денис сначала припал к ней губами, потом ткнулся носом, как кот, тяжело втягивая воздух. Из головы разом выветрились все мысли, даже самые чёткие. Мир повис вокруг смазанный, вязкий и медленный, как предсумрачные облака. Громов расстёгивал мою ночную рубашку спокойными методичными движениями, в которых не было ни единого лишнего жеста.

Я перехватила его руку, встретилась взглядом.

«Ой, да просто порви».

Но ему было не интересно так. Хотелось прочувствовать и пережить всё, каждый момент. Хотя на последней пуговице он всё же сбился, отодрал её под мой одобрительный вздох, и наконец стал намного ближе. Я притянула его к себе, такого большого и своего, жадно сверкая мутными от неприличных желаний глазами, блаженно оглаживая рельефную спину. Я люблю, когда он носит свою рабочую чёрную водолазку. Но и когда он не носит ничего, вот как сейчас, тоже очень люблю. Кажется, я сказала ему это на ухо. Кажется, именно поэтому он задохнулся.