Страница 2 из 5
– Вы знаете, Инга. Я не был с вами знаком ранее, но мне всегда казалось, что вы мужчина. Уж извините меня за такую нелепость. А что касается вашего творчества, то теперь в ваших образах появилось больше энергии, огня. Но они, безусловно, так же прекрасны, как и раньше.
Журналист пообещал написать большую статью и даже успел задать несколько вопросов, от которых Инга почувствовала себя неудобно. Она не знала, что отвечать. Ведь на самом деле у нее не было прошлого. Она и с настоящим-то не определилась до конца. Ее жизнь была словно книга, которую начали писать с середины.
Некоторые посетители интересовались, возможно ли купить ее картины. Другие хотели заказать у нее портреты. Посетители делали записи в книге почетных гостей, фотографировали. С каждым часом настроение у нее все более улучшалось. Так же как и у Андрэ, который взял на себя все чисто организационные вопросы. Она с неосознанной завистью смотрела, как музыкант внезапно почувствовал себя в этом водовороте лиц как рыба в воде. Куда подевалась его обычная неуверенность и отстраненность?
В последний день к ней обратился представитель фирмы устроителя. Они были довольны. И даже очень.
Персональная выставка! Хотя и непродолжительная, но персональная. Может быть, для Ингварда это предложение и не было бы чем-то особенным, но для нее… Неожиданным, как и известие о том, что две работы приобрел неизвестный меценат. Это уже были не разговоры, пускай и предметные, и это было очень, очень кстати. Можно будет пополнить гардероб и даже переехать в другую съемную квартиру, получше.
И еще. В самом конце молодой человек, представитель выставочной фирмы, передал ей письмо. Письмо в красивом конверте из плотной светло-голубой бумаги.
Само по себе это было необычно. На конверте ее имя и фамилия были написаны красивым каллиграфическим почерком. Содержание заставило задуматься.
"Дорогая Инга!
Вы, безусловно, лучшая из художниц-портретистов, с творчеством которых я познакомился за последние несколько лет. Для меня посещение вашей выставки явилось необычайно приятным сюрпризом. Я приобрел две ваших картины для своей небольшой коллекции, которую собираю уже достаточно давно. С удовольствием познакомлю вас с ней, если вы будете любезны принять мое деловое предложение.
Мне бы хотелось, чтобы вы написали мой портрет. С удовольствием приму вас в своем небольшом имении недалеко от Мюнхена. Поверьте, у нас здесь очень красиво.
К сожалению, я очень ограничен во времени. Жду вас буквально в ближайшие два-три дня. Надеюсь, ни вы, ни я не будем разочарованы.
Ваш
Бенедикт Бахман"
В конверте также находилось два экземпляра контракта. Сумма гонорара заставила ее нахмуриться.
Кто же этот Бенедикт? Возможно, она даже разговаривала с ним здесь, на вернисаже. Она попыталась припомнить всех, с кем беседовала за последние дни, и в досаде покрутила головой. Нет, невозможно! Человек приобрел две ее картины, а она даже не знает, как он выглядит! И выбор он сделал достаточно странный. Случайные портреты, написанные по наброскам, сделанным на бензозаправочной станции. Конечно, фигуры девушек получились достаточно живые, летящие, словно на крыльях ветра, экспрессия словно слегка смазанного образа. Живые девушки. Но ведь они и были живые, наполненные жизнью и красотой. Ей даже ничего не надо было добавлять, только передать, донести живое с помощью неживых красок до живых зрителей. Но, пожалуй, краски тоже были живыми. В ее руках. И портреты, они заслуживали, чтобы нести эту жизнь кому-то, жизнь, которой становилось больше.
Инга поймала себя на том, что улыбается, глядя непонятно куда, в пространство, мимо молодого человека. И все-таки ей было очень интересно, какой он, автор письма, и почему ее творчество так его привлекло.
– Да, конечно, я согласна. Передайте герру Бенедикту, что я готова приехать, как только это будет необходимо.
– Завтра.
Она с удивлением обернулась. Что имеет в виду этот…
– Что завтра? Что вы имеете в виду?
– Герр директор просил передать, что машина будет ждать завтра утром в указанное вами время. Адрес известен водителю. В случае необходимости он вам перезвонит.
– Но я еще не разговаривала с моим другом. И вообще не уверена…
– Разве? Кстати, меня зовут Отто, и я уверен, что мы еще увидимся.
– Ну хорошо, Отто. В десять можно? Вы понимаете…
Молодой человек кивнул, развернулся и направился к выходу, оставив ее стоять в растерянности с бумагами в руках. Отто исчез из виду, оставив только легкую тень, неуловимое воспоминание, словно быстро тающую дымку из прошлого.
Она старалась понять, что же в этом было такое странное, холодок, который она прочитала в его глазах, сами глаза как будто знакомые. Она вдруг почувствовала, что в комнате словно действительно похолодало. Люди как будто старались держаться от нее дальше, чем прежде, и листы бумаги, которые они держала в руках, они словно побывали на морозе и совсем не хотели становиться теплее в ее руках, а наоборот, пытались передать эту запечатленную в себе стужу ее пальцам.
Художница огляделась в поиске места, куда можно было бы отложить странный документ и присесть, чтобы собраться с мыслями. Все-таки этот Отто, он будто бы был знаком, но в то же время она была уверена, что никогда не встречала его.
"Жаль, Андрэ не участвовал в нашем разговоре, он разбирается в людях лучше меня". Инга вздохнула, возможно, она поспешила дать согласие, но все-таки какой он, этот герр Бенедикт?
– Ого! – она не заметила, как подошел ее мужчина, как он забрал у нее бумаги и сейчас уже бегло посматривал контракт. Она словно была немножко не в себе. Почему, что случилось? Инга не знала. Знала только одно.
– Андрэ, я завтра уезжаю. По делам.
День второй. Знакомство
Карета неслась, как ветер, среди вспыхивающих по всему небосводу молний. Странная гроза с молниями красного, синего и зеленого цвета, разрезающими небеса поперек. Небо, которое еле виднелось среди вершин, чернеющих по бокам дороги деревьев. Черное небо среди черных деревьев. Что оно есть, можно было понять только при вспышках молний.
Она никогда раньше не видела такой грозы. Или, может быть, просто никогда не путешествовала в грозу. Кучер гнал экипаж, словно мчался наперегонки со стихией. Она не могла понять, куда он так спешил. Удивительно было, что колеса почти не подскакивали на неровностях, дорога была необыкновенно ровной.
Быстрее, еще быстрее. Может быть, он не хотел попасть под дождь, который должен был непременно вот-вот разразиться в такую грозу. Но нет, с неба до сих пор не упало ни капли. Только вспышки рвали беззвездную пустоту подобно взмахам необыкновенных сабель, и ветер завывал, пытаясь угнаться за экипажем.
"Как же кучер видит дорогу в этой темноте?" За нависшей чернотой на небе не просматривалось ни малейших намеков на отблеск луны. Как бы близки мы ни были к дому, и как бы хорошо он не знал дорогу, но это попросту невозможно. Страх на секунду стиснул сердце и разбежался мурашками по спине. А откуда она вообще знает, что дом близок? И чей дом? Девушка попыталась приблизить лицо к окну и рассмотреть хоть что-нибудь, как ослепительная вспышка света вместе с оглушительным раскатом грома заставили ее отшатнуться и вновь забиться в угол.
Наэлектризованный воздух не давал дышать, и в голове билась только одна мысль: скорее бы, скорее бы.
Еще минута или две, еще несколько взрывов белого и голубого так близко, что, казалось, молнии можно было коснуться рукой, и карета резко остановилась.
Буря, словно понимая, что ей не удалось помешать в достижении неизвестной цели, замерла, словно собираясь с силами. Но наступившая глухая тишина, казалось, давила еще больше, чем грохот и завывание ветра.
Она замерла в ожидании. В ожидании чего-то неизбежного, надвигающегося подобно судьбе, предопределенного самим неизбежным ходом событий.
Дверца открылась совершенно беззвучно, и тьма хлынула внутрь кареты холодным потоком, оставляя свои отметины везде, куда смогла только дотянуться. "Как странно, может быть, она живая?"