Не спасай обречённого!

Настеньке он верил

Больше, чем себе.

Нежно подмигнула

Настенька-дружок

И ножом пырнула

Стаса в левый бок.

Так не стало Стаса.

Но всё это чихня!

Ей хватило мяса

На четыре дня.

Сожрал он депутата,

Трёх брокеров, фарца,

Кадета, демократа,

Прабабушку, отца

И на большой дороге

Пятерых гуляк,

И очень, очень многих.

Но, в общем, был добряк.

Раиса Федотовна кладёт гитару рядом с собой, с тоской смотрит в пространства и тихо произносит:

– Рома, а может, нашего мальчика сожрали?

Роман Павлович: – Глупости! Он сам сожрёт, кого хочешь.

У Романа Павловича звонит мобильный телефон. Он вынимает его из кармана, смотрит на табло и шёпотом говорит:

– Бураков звонит. Сейчас будет материть меня всяко и разно (нажимает кнопку, прикладывает мобильник к уху, подобострастно). – Да, Фёдор Фёдорович, слушаю. Тут понимаете, такое дело… ошибочка вышла. Я тут… знаете… Что? Понимаю! Признаете и принимаете критику с моей стороны! Ну, хорошо. Защиту моей кандидатской поближе передвинете… по срокам? Даёте гарантию? Я рад…Вы меня за критику всей академии благодарите? Да, дерьма у вас там много… Нет, я хотел сказать. На чаёк, к вам? Обязательно зайду. С супругой? Да, в крайнем случае, можно и с ней. Ага! До свидания, Фёдор Фёдорович. Хорошо, учти. Тогда попроще. До встречи, Федя! (Раисе Федотовне). Вот так с академиками надо разговаривать. А то, ишь, ты, зажрались!

Раиса Федотовна: – Замолчи ты, кричащая рыба! С кем это ты к нему на чай собрался! (передразнивает) «В крайнем случае, можно с ней». Нашёл… крайний случай. Если бы ты знал, сколько прекрасных людей меня на чай приглашает! Если бы я весь этот чай выпивала, то из туалета бы не выходила… по причине постоянного желания помочиться.

Роман Павлович: – Да, ладно. Это у меня такое по телефону вырвалось. Случайно. Я без тебя никуда… Даже бы в баню мужскую бы только с тобой ходил. Но ведь не… положено.

Раиса Федотовна: – Вот только туда ты меня и приглашаешь, потому что… мне нельзя там находиться. Ну, если можно и ты настаиваешь…Это всегда так. Туда, куда можно и нужно мне ходить, чёрта с два ты позовёшь!

Роман Павлович: – Время такое! Ничего не понять. Хотя, вроде бы, всё так просто, но… не понятно. Ты знаешь, я всё чаще прихожу к выводу, что кто-то кого-то постоянно берётся привести к счастью, но не может этого сделать. Но это ещё полбеды, страшно, когда не хочет, и не просто не хочет, а умышленно приводит если не в чащу леса и на топкое болото, то к краю пропасти… обязательно.

Раиса Федотовна: – Я тоже могу философствовать и вспоминать, вспоминать, вспоминать и делать… выводы. Неутешительные выводы, где сальдо с бульдо никак не сходятся, и не сойдутся.

Роман Павлович (меняет тему разговора): – Раинька, я тебе не говорил, что через свою двоюродную бабушку… как тебе сказать. Одним словом, у предков её отца… Короче, во мне течёт капля крови, может, граммов даже сто пятьдесят, дворянской крови. Что-то там от графа Воронцова или Хвостова. Я это, к тому, почему наш сын очень… такой порядочный человек и… доверчивый. Благородство не спрячешь.

Раиса Федотовна: – Парень как парень. Я хоть и мать, но знаю, что недостатков у него предостаточно. А насчёт графьёв, то у нас в школе есть такой, чумоватый учитель, физику преподаёт, иногда и математику. Так он официально добился того, чтобы его считали потомком целого семейства графов и герцогов Гамильтонов. Где-то, за определённую плату, такие документы дворянские грамоты у нас, в Москве, выдают.

Роман Павлович: – У него фамилия Гамильтон?

Раиса Федотовна:– Нет. У Ильи Назаровича фамилия Хомутов. Но он утверждает, что, когда-то, при Петре Первом, эта фамилия при российском царском дворе, как бы, обрусела. Все живущие тогда в Питере Гамильтоны стали, с нашей лёгкой руки, Хомутовыми. Как ни странно, и в Санкт-Петербурге достаточно таких вот, Хомутовых-Гамильтонов. Получается, что выживший из ума, наш Илья Назарович тоже ведь Сусанин, очень старается, благодаря своему дворянскому происхождению, многих вести за собой. А потом каждому… в конце пути он в культурной форме говорит: «Ты – быдло, а вот я…».

Роман Павлович: – Такие Сусанины не страшны. Они балансируют на грани сумасшествия. Пограничное состояние перед полным срывом «крыши». Многие из тех, кто не стали настоящими Сусаниными, я подчёркиваю, нашего не очень доброго времени, становятся шизофрениками. Представь себе, их очень трудно выявить. Под старость лет они начинают сочинять музыку, писать стихи, изобретать «сверхводородную» бомбу, становиться депутатами… только для того, чтобы, как можно больше людей привести если не к пропасти, то… к разбитому корыту. Да ещё и денег хорошо… хапнут и такую себе пенсию сделают, что… мама не горюй.

Раиса Федотовна: – А ведь нашёлся умный человек, простой учитель русского языка и литературы, не академик, который популярно объяснил нашему Илье Назаровичу, что…от побережья Татарского Пролива почти до Ламанша в незапамятные времена «проходил» эвенкийский этнический пояс… значит, культурный, исторический, этимологический и всякий разный.

Роман Павлович:– Причём здесь всё это? Ты хочешь сказать, что у кочевников и других народов существовал синдром Сусанина? Предполагаю, верю и даже знаю!

Раиса Федотовна: – Просто, в переводе на русский язык с эвенкийского слово «хомото» или «хомотэ» означает – «медведь». Оказывается фамилия «Хомутов» происходит от слово «хомото». Вот тебе – и всё его дворянское происхождение. Теперь наш учитель физики пишет в столичное дворянское собрание на нашу русистку Жанну Аркадьевну Вейцман жалобы. При этом он заявляет, что с её стороны – это ущемление прав русского народа и даже узурпация, вперемешку с русофобией.

Роман Павлович: – Странно, почему вы, историки и лингвисты, забыли обычное русское слово «хомут». Видно, я что-то недопонимаю. Как бы там не было, ваш Хомутов – стопроцентный Сусанин и старается, как можно больше людей не только зависти в тупик, но и столкнуть их лбами… со своим дворянским происхождением (немного кичась своими энциклопедическими познаниями). На Руси издавна медведя называли по-всякому: сергач, ведмедь, горбач, мишка… Да как только не называли!

Раиса Федотовна: – Теперь я поняла, что когда в Москве во времена совдепии проходили Олимпийские игры, на шарах, чёрти куда, улетел именно ни кто иной, а… медвежонок, видимо накаченный водородом или гелием. Так некоторые ответственные товарищи хотели активно прогнуться перед Горбачёвым.

Роман Павлович: – Я въехал, на что ты намекаешь, Рая. Чего ты смотришь на меня, как на гуманоида? Поясняю. На Гербе Единой Партии России нарисован медведь. Значит, всем им заранее было известно, что рулить станет… правда, под строгим надзором старшего товарища…Ну, ты меня понимаешь, кто. А ведь вели нас Сусанины к демократии, оказалось, что всё уже… проголосовано (не без иронии). У нас два товарища – у руля. Не сиамские близнецы, но, где-то, около этого. А время настало такое светлое-пресветлое, как при полной… луне. Что это я разнылся? Надо всегда, товарищи и господа, довольствоваться самым малым, как… Впрочем… Но плохо когда медведь не только хозяин тайги, но и Всея Руси. Тут… нонсенс. Несусветная хреновина. Медвежьи замашки, мышление, непредсказуемость, коварство… Да пусть, всё отправляется к чёртовой бабушке!

Роман Павлович идёт всё к той же гитаре. Берёт её в руки садится, перебирает пальцами струны и… солирует:

– Самый добрый в мире

Иванов Порфирий.

Только мой рассудок

Счастья не познал.

Я иду по свету –

Ни одной монеты,

И пустой желудок –

Весь мой капитал.

Туфли прохудились, нет обновы,

И пиджак порвался на беду.