Страница 17 из 64
Приоткрыла глаза и первым, что увидела – пчелу, сновавшую от кипрея к мелким соцветиям сныти. Жарко пекло полуденное солнце. Звонко щебетали, игриво перекликаясь, птицы, стрекотали неугомонные сверчки.
Я лежу во влажном платье, нагретом прямыми солнечными лучами, при этом мои босые ноги нежно омывала прохладная вода…
Понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что произошло.
Превозмогая слабость, медленно приподнялась на локте, и вздох отчаяния сорвался с губ: вокруг лишь мокрый песчаный берег, густо поросший камышом, травяные заросли и клонившиеся к воде ивы. Вскочила, завертела головой в поисках стен Ботвифуля, но в округе ни одного дома! Ноги подкосились, и я упала на колени.
Долго сидела на берегу, наблюдая, как в воде плещутся головастики и мальки, порхают стрекозы… Что теперь делать? Куда идти? От голода и слабости кружилась голова, дрожали руки. Если бы я только знала, чем обернется мой побег!
Боль в животе стала столь мучительной, что терпеть больше невозможно. Тяжко вздохнув, протянула руку к лилово-красному кипрею и сорвала молодой листик.
На удивление он был не хуже салата. Я оживилась, принялась обдирать нежные листочки двумя руками и запихивать в рот. Как же вкусно!
Когда дочиста ободрала кипрей, перешла на елочки (полевой хвощ).
В деревне его использовали для лечения саднящего горла, гнойных ран, воспалившихся десен. А если при заготовке попадались сладкие земляные орешки (клубни), запекали их или ели сырыми.
Разыскивая их, я выдергивала елочки с таким азартом, что если бы мама увидела мои старания, восхитилась бы… При мыслях о доме и родных, глаза снова повлажнели. Как же я скучаю по ним!
Накопав впрок сладких орешков и хорошенько вымыв, сложила их за шиворот платья. Злополучные монеты спрятала под платьем: проделала в нижней юбке сбоку дыру, у пояса, и к ней привязала кошель. Так хотя бы он не бросается в глаза. Затем побрела вдоль берега.
Несмотря на все несчастья, что случились, я продолжала верить, что река не могла унести меня далеко. Еще теплилась надежда, что если пойду вверх по течению, доберусь до Ботвифуля, найду Дирка... Однако стоило забраться на пригорок, надежда рухнула. Передо мной была не речка, а пруд, и как тут разобраться, куда идти? Оставалось лишь полагаться на удачу, которая то благоволит мне, то отворачивается.
Брела я осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, но свернув в пролесок, натолкнулась на старика, который тихо, без движения сидел на сухоломе и рыбачил. И хоть я шла почти бесшумно, он заметил меня и обернулся.
Первым делом хотела убежать, но старик был худым, спокойным, поэтому показался неопасным. С колебанием, но я отважилась подойти к нему чуть ближе и поздороваться:
– День добрый, дедушка. А далеко ли до Ботвифуля?
Дед оглядел мои босые ноги, мокрое платье и… улыбнулся.
– Далеко, дочка, – ответил негромко и доброжелательно. – Почти день пути. Неужто оттудова?
От его ответа я растерялась и ответила не сразу:
– Оттуда. А до Гронвиля?
– До него два денька пути!
Ошарашенная новостью, я заморгала и потерянно опустилась на пень. Что же делать?
– А до Эльверда? – спросила с отчаянием.
– Три.
«Если заплатить за извоз, чтобы меня отвели в Гронвиль...» – не успела окончательно определиться с планом, дед ласково обратился ко мне:
– Заблудилась?
Кивнула.
– Да как же без старших-то?
Промолчала.
– Я из Кулей. Видишь, вон там на пригорке деревенька? Сходи. Нежли кто поедет в город, тебя прихватит.
– Правда? – я вскочила, сжала кулаки. – Это было бы так здорово! – От счастья я готова была обнять случайного спутника. – А долго ждать?
– Да давеча Ниокл собирался ехать. Ты б сходила, узнала. У него дом как раз первый с края! – он махнул рукой. – Дойдешь сама по тропке? Аль проводить?
– Дойду, – от радости у меня даже силы появились. Я готова была бежать в Кули вприпрыжку.
– Только иди, не сворачивай! – крикнул старик напоследок.
– Не буду! – я поспешила в деревню.
Узкая тропка петляла, с пригорка уходила в низину с зарослями. А когда выправилась, я увидела деревню и высокие кусты разросшегося орешника. Я спешила, но стыдно выйти к людям грязной, лохматой и… очень голодной.
«Только горсточку наберу, приведу себя в порядок и побегу дальше!» – подумала и спустилась к орешнику.
Однако деревенские знатно ободрали его с одного бока, поэтому обошла и встала с другой стороны. Стою, орешки собираю, мысли провожу в порядок, волосы приглаживаю и тут вижу, старик идет по тропинке, по сторонам воровато озирается.
«Чего это он?» – хотела крикнуть: «Я здесь!» – помахать рукой, но смутилась, что очень он спешит. Даже запыхался. И выглядит сердитым, не как на берегу. Вон как брови сдвинул да губы поджал.
«Неужели все оставил на берегу, чтобы меня проводить?! – подумала. – Ни удочек, ни шайки с уловом не прихватил».
Только лицо у него теперь ястребиное, совсем не такое, как у простодушных людей. Еще коряга в руках, хотя вон как бодро идет, не хромает!
Я медленно присела, чтобы не заметил, и стала наблюдать.
Старик стоял на пригорке и озирался по сторонам, выглядывая меня неприятным, цепким взглядом. С того места деревня и дорога, ведущая к ней, видны как на ладони. И видно, что меня на ней нет. Он приложил ладонь ко лбу и еще раз огляделся по сторонам.
– Дочка?! – неожиданно позвал елейный голосом, а сам смотрит, как волк. Глазища злые-презлые! У меня озноб пробежал по спине. – Здеся ты?! Отзовись! Дочка!