Элемента.T

— Сынок, смирись, нам нет места в человеческом мире. Мы рождены богами, — ответил Элэму Главнокомандующий.

— Но мы же используем тела людей, — вмешался Эмэн. — Пусть как гости, как голоса в их головах, но при желании ведь можем подавлять их волю?

— Это опасно, — взвизгнула прабабушка Унта.

— И тем не менее мы пользуемся слугами для оправданных целей. Но это мы считаем их оправданными. Слуги для того и растут с детства в Замке, чтобы использовать их.

Мать зыркнула на него злобно, явно изо всех сил сдерживаясь, чтобы промолчать.

— И ты лучше всех знаешь, — ответил ему отец. — Как недолго можно использовать чужое тело, даже слуги. Для остальных людей это чревато безумием, а для нас болезнями.

— Но должен же быть способ иметь собственное тело в другом измерении?

— Предлагаешь убивать ради этого людей? — Армариус смотрел на него исподлобья с интересом.

— Нет, мы не будем никого убивать, — смутился Эмэн. — Но если настоящих тел нам не светит, то, как получилось, что весь город видел Таэл.

— Эмэн, — теперь мать смотрела на него как грозовая туча, готовая разразиться гневной тирадой как дождём. — Ты мог бы спросить об этом у Таэл. И тогда узнал бы, что это был дар её погибшей подруги. И предвосхищая твой следующий вопрос, отвечу: вырывать у Королевских Махаонов сердца мы тоже не будем.

Эмэн насупился и промолчал.

— Хоть что-то новенькое за восемьдесят лет, — сказала прабабушка Таул Здравомыслящая. — Давай, командир, поясни им быстренько про кровь и свободу, да разойдёмся. У меня ещё на сегодня запланирован маникюр.

— Мама, да вы жгёте, — охая как старый филин, засмеялся Правдивый Олом.

— Если, я когда-нибудь станут таким, — сказал ей тихо Элэм, сидящий рядом, — Сделай одолжение, просто меня убей.

Он подлил ей ещё волшебного напитка из плодов мортана, и этот вечер стал не так уж и плох.

Таэл всё ждала, когда же наконец заговорят о любви, но начали вспоминать Умуна Наиглупейшего.

— Три цвета крови было у наших людей, — сказал отец и поднялся.

Золотая тесьма на плечах Главнокомандущего матово заблестела, отражая свет уходящего за горизонт солнца, оставаясь на белом кителе яркими отсветами подошедшего к концу дня. Последнего дня, который у неё был. Завтра отец передаст свой пост Эмэну, и уже золотые эполеты Эмэна будут сверкать своей новой тесьмой.

Таэл стало грустно, она не слушала отца, потому что дословно знала эту речь. Что за дурная привычка у взрослых — одно и то же по сто раз рассказывать с таким видом, словно это свежие новости.

— Три чистых цвета крови: жёлтый, пурпурный и голубой. Но Безумец разрешил им смешаться и к ним добавились зелёный, красный и синий, — он почти закончил, и вдруг посмотрел прямо на Таэл. — Ваша задача, дети мои, не допустить большего кровосмешения. Шесть цветов – это предел, который может себе позволить наш народ.

Отец закончил, и даже сорвал жиденькие аплодисменты, под которые поклонился и сел.

Таэл тысячу раз слышала эту историю, но так и не поняла, какую роль в жизни Умуна сыграла любовь. И Таэл решила, что это её последний шанс.

— Он полюбил простую девушку и испортил жизнь всем последующим поколениям людей? — спросила Таэл. — Какая же это любовь? И при чём здесь вообще была любовь?

— Позвольте, я — сказала Хранительница Душ и её мягкий вкрадчивый голос, который так редко удавалось услышать, невольно вызвал гробовую тишину. — Девушка его так и не полюбила.

Она посмотрела на Таэл печально, и продолжила, обращаясь только к ней, словно никого в этой комнате больше и не было.

— Можно вылечить бога от любви, можно вылечить человека от любви, но заставить любить никого нельзя. Его нарекли Умуном Наиглупейшим, но он был самым несчастным богом на свете. Он полюбил земную девушку и готов был сделать для неё всё — сдвинуть горы, высушить море, построить ей хрустальный дворец. Но она не хотела дворец. Она любила парня не своей крови. Умун не знал, что с этим делать. И он убил его.

Таэл невольно ахнула, и в гробовой тишине это прозвучало очень громко.

— Девушка была вне себя от горя. Она плакала день и ночь, она умоляла Умуна забрать её, сделать своей наложницей, рабыней, ковриком под дверью, чем угодно, только вернуть парня. И Умун оживил его.

Фужер в руках Таэл накренился, но она даже не заметила, как сладкая жидкость полилась на платье, пока она не пропитала ткань насквозь. «Плевать!» — мельком бросила Таэл взгляд на испорченное платье.

— Умун забрал её, но она тосковала в Замке. Он вылечил её от любви, но она стала как бездушная кукла. Он повернул время вспять и вернул ей любовь. И только тогда он понял, что всё это время хотел счастья для себя, а должен дать счастье ей. Он был очень могущественный правитель. Он разрешил смешать кровь людей, и она смешалась. Он разрешил любые связи, что угодно, лишь бы она была счастлива.

— А она? — Элэм тоже слушал не дыша.

— А она родила ребёнка, который умер. Потом следующего, и он тоже умер. Она плакала и во всём обвиняла злых богов.

— Вот же тварь!

— Эмэн! — одёрнула его мать.

— А он?! — не выдержала бабушка Онта, словно не знала правды.   

— А он приказал придумать что угодно, чтобы у её детей был шанс.

— И ты придумала? — Таэл точно знала, что это была Хранительница.

— Это моя работа, — улыбнулась Сама.

— Она была счастлива? — спросила Таэл.

— Да, но недолго. Она родила троих детей, но оказалась плохой матерью, плохой хозяйкой и плохой женой. Её красота поблёкла, она стала нервной, раздражительной, озлобленной. Гоняла мужа, орала на детей. Умун перестал за ней следить. Он проклял день, когда влюбился. Он пожалел обо всём, что сделал ради неё. Но его власть закончилась, на смену его поколению пришли их дети. Он уже ничего не смог бы изменить, да больше и не хотел.