Элемента.T

Это был самый долгий месяц в жизни Дэна. Бесконечный. Тяжелый. Трагичный.

Он едва успел успокоить Марго. Объяснил, что можно говорить и чего нельзя, как себя вести, и почему его рядом практически не будет, как Кэкэчэн стало совсем плохо.

Когда он только вернулся, ободрённая его появлением, она показалась ему не так уж и плоха.

— Кто там сегодня с тобой? — спрашивала она ежедневно, демонстративно выглядывая из-за Дэна и разглядывая его невидимое сопровождение. — Ушастенький? А голубоглазенькая когда будет? Очень уж она хороша.

Обычно его телохранители не имели привычки отвечать, но стеснительный Крот или так полюбившаяся бабке Ирис, иногда развлекали её своими историями.

— Вижу дело совсем плохо, раз к тебе тень приставили, — как-то сказала она.

— Да так, перестраховываются, — отмахнулся Дэн. — У вас как дела, Кэкэчэн?

— А, плохо! — сказала она просто. — Думала тебя и не дождусь. Как там Сарка моя? Скучаю я по ней.

— Она хотела со мной приехать, но ей не разрешили, — честно сказал Дэн.

— Это кто же? Жених?

— Нет, — хмыкнул Дэн. — Не жених. Я.

— Я с некоторых пор стал сам себе писать из будущего письма, — сознался он.

— Так почему бы и нет. Вы ж туда-сюда по времени мотаетесь, правильно себе какие заметки оставлять, чтобы не забыть.

— Я вы когда-нибудь видели двух меня одновременно?

— Так я ж со своей комнаты редко выхожу. Но вот когда Ева твоя здесь была, мне кажется, пару раз ты двоился. А может, показалось. Я за вами не слежу. Устала я за эти годы от вас.

Это был их последний разговор, потом она слегла, и Дэн понял, что дело и, правда, плохо. Он пытался её расспрашивать о её народе, о легендах, о Ватэсе, но это было трудно. Она путала прошлое и настоящее, забывала, как его зовут. И как Дэну не горько было это сознавать, но уже не дни, а часы её были сочтены.

— Позови-ка мне Райку, — сказала она в последнее утро своей долгой жизни.

— Веру Павловну? Волошинскую? — на всякий случай спросил Дэн, убедиться, что она не бредит.

— Да, её, Волошинскую, будь она не ладна.

После долгого разговора за закрытыми дверями, Вера Павловна вышла заплаканная и пошла одеваться. Бабка желала прогуляться.

Дэн нёс её на руках, закутанную в тёплый платок, в стареньком пальто, которое было ей велико на несколько размеров и простая мысль о том, что оно больше никогда не будет ей в пору, рвала на части его душу. Он боялся, что она увидит его слёзы, которые ему нечем было вытереть, но она на него не смотрела. Она как ребёнок радовалась солнцу, ещё холодному, но уже по весеннему яркому, чистому небу без единого облачка и уже кое-где пробивающейся по косогорам первой травке.

Идти оказалось далеко, за деревню. Но Кэкэчэн показывала дорогу и попутно осуждала распаханные с осени огороды.

— Наш народ считал, что земля — это дракон, и пахать землю — наносить ей раны. Они жили собирательством, охотой и рыбной ловлей. Да, и сейчас живут. Свободный народ никогда не станет другим. Да, Райка?

Вера Павловна не ответила. За всю дорогу она не проронила ни слова, но шла бойко, не отставала и не жаловалась.

— Почти пришли, — сказала Кэкэчэн и показала рукой на пологую сопку. — Нам во-о-он к тому камню.

На границе ещё чёрного леса вверху и уже заметно зазеленевшей поляны внизу лежал огромный камень. Простой серый, он был похож на треугольную пирамиду, только сильно скруглённую временем, ветрами и осадками.

— Видишь эти кусты? Через пару дней вся эта сопка станет лиловой — зацветёт багульник, — поясняла старушка, пока они поднимались. — Больше всего на свете я люблю как цветёт багульник. Мои предки говорили, если в это время загадать желание – оно обязательно сбудется.

— А это могила того, о ком ты спрашивал, — обратилась бабка к Дэну, когда он поставил её на землю возле камня.  Она прижалась к камню щекой и погладила двумя руками, словно пытаясь обнять. — Ну, здравствуй, чужой белый бог!

Дэн обошёл камень по кругу. Даже он со своим ростом едва мог дотянуться до его вершины, а старушка, распластавшись на нём, едва доставала головой до его середины.

Крот, который всё это время шёл вместе с ними, тихонько шепнул Дэну, когда он скрылся от старушек за камнем:

— Это разлом.

Дэн был здесь вместе с ними зимой, когда участвовал в спасении укушенной змеёй девушки, но не помнил этого места.

— Видишь едва заметную колею? Когда два фургона в разном времени одновременно делают полный круг вокруг камня, из прошлого человек переносится в будущее. Из фургона прошлого в фургон будущего. Так это работает.

— А я, значит, тоже переместился, хотя не должен был? — еле слышным шёпотом спросил Дэн.