Страница 102 из 142
— Ах ты сукин сын! — в сердцах стукнул он кулаком по земле, поднимаясь.
— Дэн! — кинулась к нему Изабелла.
— Это приказчик, сука! Приказчик!
Кэкэчэн рыдала, сидя на земле. Она набирала полные пригоршни земли и кидала их в сторону горевшего дома, не зная, как это пережить.
— Папа! — кричала она. — Неееет! Пааааапааааа!
— Пойдём, пойдём, миленькая, — наклонилась к ней сухонькая старушка. — Смотри, у самой волосы-то как обгорели, — она протянула руку, подслеповато щурясь и проводя рукой по её лицу. — Да и лицо ведь обожгла. Пойдём, им уже ничем не поможешь.
Она прижала к себе Кэкэчэн, и та продолжала рыдать у неё на груди.
Дэн провожал её глазами, понимая, что они не могут ей ничем помочь. Ей всю жизнь придётся жить с этим чувством вины. Вины за то, что она не делала.
Они думали, она про них не вспомнит, но Кэкэчэн догнала их на холме. Была какая-то мрачная торжественность в виде горящей деревни с высоты. В отсветах огромного костра они хоронили Ватэса.
Вернее, он сам себя хоронил. Он рассказал, что и как сделать, им осталось только чётко выполнить инструкцию, как когда-то далёким предкам Кэкэчэн похоронившим его на этом холме первый раз.
— Что ты там сказал на счёт того, что я тоже могу всё это забыть? — спросила Кэкэчэн, прежде чем начать читать древние надписи с каменной крышки.
Не без труда чашу Дэн с Арсением подняли и заново установили внутри гроба.
— Ладно, я помогу тебе с этими воспоминаниями, — сказал Ватэс, всё ещё изображая Дэна, — Но теперь ты мне будешь кое-что должна.
— Кто бы сомневался, — тяжело вздохнула она.
Волосы её с одной стороны действительно обгорели, а вот лицо было просто грязным.
— Запомни, как я выгляжу. Однажды ты встретишь меня. Но за сорок шесть лет до этого ты увидишь мёртвую девушку, несчастную, потерянную. Спрячь её и спрячь то, что она тебе даст так надёжно, чтобы взять это смогла только та, что я назову своей. И ты не умрёшь, пока я не отпущу тебя. Возьми, — он протянул ей кольцо.
Она подставила ладонь и вздрогнула, когда он одел его ей на палец, и слегка нажав на него, проткнул подушечку.
— Что это? — из пораненного пальца закапала кровь.
— Оно само расскажет тебе. Ты же знаешь, я всегда требую крови. Принимаешь, мои условия, Кэкэчэн?
— Принимаю, чужой Белый Бог.
Он собрал с её пальца кровь и предъявил ей свой запачканный её кровью палец.
— Ты поклялась кровью! И ещё. Ваш род не должен прерваться, даже если отцом твоего ребёнка станет твой злейший враг. Так договорились наши предки, не нам с тобой отменять их договор. Помни, я освобожу тебя, только когда ты приведёшь преемницу. — Я помню, — сказала она и посмотрела на него с вызовом. — Мою преемницу или хотя бы одного из твоих детей.
— Принято, — сказал он, помедлив. — Что ж, буду ждать вашего возвращения! — радостно заявил он Дэну, и тут же скорчился, тонкой струйкой вползая в чашу. — Кэкэчэн начала читать древний текст без предупреждения.
— Чёрт, я же забыл спросить, кто были эти маленькие дети, — стукнул себя по лбу Дэн, когда на примятой их ногами траве косогора снова вырос большой пирамидообразный камень, словно стоял здесь веками, и знать не знал ни про каких богов.
— Это же очевидно, Дэн, — сказала Изабелла. — Его дети. Видимо те, что родятся после его сегодняшней отлучки.
— Так значит, Феликс и Эмма…
— Да, Дэн, да! Ведь они тоже близнецы. И Феликсу с Эммой нельзя было здесь появляться, иначе вместо своей внучки, Кэкэчэн с их помощью расторгла бы свой договор, — пояснила Изабелла.
— И она бы смогла. Уж она за эти годы явно поднатореет в договорах. С такого-то старта, — добавил Арсений.
Они снова постояли на холме, глядя на догорающие угли деревни.
— Давайте назовём этот холм Холмом Памяти, — предложила Изабелла.
— И когда всё закончится, поставим на нём памятники с именами погибших в этой предпоследней попытке, — добавил Арсений.
— Надеюсь, только в предпоследней, — сказал Дэн. И только он один, знал, как сильно он на это надеялся.