Страница 6 из 17
«Постоянно дышим, постоянно дышим», – дома радостно бормотала Маша, вешая сушиться купальник и полотенце. Что-то новое рождалось внутри нее, прокладывая путь от макушки и кончиков пальцев к сердцу.
3. Я увольняюсь
14.10.2016
Фейсбук
Мужчина – как ребенок для женщины. Вчера этого человека для нее не существовало, а сегодня он есть, и, кажется, нет никого ближе и роднее. Что это, если не рождение. И хочется взять этого ребенка и спрятать от всего на свете. А потом он уходит из твоей жизни по тем или иным причинам. Или ты уходишь от него. И каждый раз не хочется его терять.
Дневник
Не понимаю, почему это происходит, вот уже несколько недель мне снится Игорь. Я даже Варьке об этом не рассказываю, боюсь, что мне просто кажется и на самом деле ничего нет. И это меня пугает. Будто он окружает меня со всех сторон, словно вода, а я не знаю, умею ли плавать.
Утром Машу разбудил телефонный звонок.
– Книжный червяк, подъем! – В телефоне раздался радостный Варин голос. – Бросай свою упадническую литературу, пойдем в люди!
– Чалова, ты вообще нормальная? Сегодня суббота. – Сонно проговорила Маша. – Я всю неделю писала про этих… идиотов… Я могу выспаться хотя бы раз в неделю?
– Знаешь, почему ты такая? – не обратила внимание подруга. – Потому что тебя в пионеры не приняли! Всех приняли, а тебя не приняли!
– Слушай, какие пионеры, у нас даже формы не было, не морочь мне голову! – Марианна начала просыпаться.
– Ты, гражданочка, с больной головы на здоровую ответственность за бесцельно прожитые годы не перекладывай. При чем здесь форма? – притворно-угрожающе продолжала наступление Варя. – В общем, поднимай свои старорежимные кости, мы идем на ярмарку меда, она закрывается, а вечером заглянем в Брюсов переулок – я там такой бар обнаружила!
– Оставь мои кости в покое! – окончательно проснувшись, возмутилась Маша. – Никуда я не пойду! И вообще, мы пойдем бар смотреть или бармена?
– Его зовут Валера! – выдохнула Варвара. – Он разливает напитки как бог! А на вкус просто волшебный нектар! Ну просыпайся! Выпей кофе или чая…
– У меня есть чай со вкусом гибискуса и сушеных яблок. Знать бы, кто такой гибискус…
– Я бы сказала, что это или крыса, или кактус.
– Вот ты и есть крыса! – продолжала ворчать сонная Марианна. – Будить людей в такую рань! И чего это ты так рвешься в бой с утра пораньше? А ребенка куда дела, мать-ехидна?
– Рита у бабушки.
– Ну ладно, с баром все ясно. А мед-то тебе зачем?
– Мне на работе посоветовали для нее мед в сотах, чтоб меньше простужалась. Типа старое доброе средство. Ну что, идем?
– Ладно, идем, – недовольно согласилась Маша, села на кровати и стащила с кресла лиловый халат.
В Коломенском они сразу попали в лабиринты торговых рядов, заполненных сладкими баночками, сотами, медовухой и другими богатствами из улья… Вокруг жужжали осы и пчелы, было тепло, как редко бывает в октябре. Время от времени в воздухе слышался колокольный звон.
– Варьк, неужели мы в Москве? – восхитилась Маша.
– Да, – отозвалась подруга, – за что люблю я этот город – здесь можно найти все что угодно. Шума хочется или покоя – всего навалом!
– Точно, – согласилась Марианна. – Я когда была в командировке в Туле…
– Это с несчастным Геней? – перебила Варя.
– Тоже мне несчастный! А кто юристку лупоглазую приволок? Это он назло мне такую хорошенькую выбрал. Наверняка она дура!
– И что тебя больше раздражает, что она юрист или что она красивая?
– Да мне вообще все равно!
– Ха, а если тебе все равно, то чего ты бесишься? – хмыкнула Варька.
– Да, все равно! Просто чего он так сразу…
– О да, он, по-твоему, должен был ронять скупую мужскую слезу и заваливать тебя розами и любовными письмами?
– А почему бы и нет! – пожала плечами Марианна, запуская пробную палочку в золотистую тягучую массу. – Это какой мед? А, липовый. Вот видишь! Кругом сплошной обман.
– А с отпуском твоим что?
– Я тебе что, еще не рассказала? Подписывать не хотел, представляешь! – не без удовольствия поделилась Марианна.
Такого она никак не ожидала.
– Сергей Дмитриевич сказал, что не подпишет, – виновато пробормотала Мила, протягивая Маше ее заявление на отпуск.
– Что значит не подпишет?! Да я год в отпуске не была! Один?
– Нет никого. Я скажу, что ты…
– Не надо! – Марианна толкнула черную дверь и очутилась в кабинете начальника.
– Сергей Дмитриевич, к вам можно?
– Да, Мария, проходите. – Он отложил в сторону какие-то бумаги.
«Надо же, как потолстел», – отметила Маша. И зачем так коротко подстригся?»
– Почему не подписываете отпуск? – сразу спросила она.
– Вы же понимаете, сейчас горячая пора, продажи пошли вверх, такая производственная необходимость…
– Какая необходимость? Хотите сказать, две недели без меня не обойдутся? А если я заболела? Или умерла?
– Маша!
– Что, Маша?!
– Не подпишу.
Марианна отвела взгляд в сторону и посмотрела на свою любимую вещь в его кабинете – гравюру старой Москвы с видом Покровки. Она любила подходить к ней и рассматривать детали: людей, вывески, окна в домах, экипажи. Отгадывала, куда едет вот эта повозка или что несет тот человек. Воображала обстановку квартиры за окном ближнего, углового дома или представляла, что видит та птица, летящая над куполами. Есть ли хозяева у этой лохматой собаки и какие деревья растут вдали… Сергей Дмитриевич, наоборот, эту картину недолюбливал, но так как это был подарок директора компании на его тридцатипятилетие, пришлось повесить дар на видное место. Сергей любил пейзажи, подобные Москва-Сити. «Фаллические высотки», по выражению Маши, недоумевавшей, как такое может нравиться. Он в ответ обзывал любимые ею тихие московские места затхлыми переулками, которые давно пора снести. Так они могли проспорить до утра. Почему-то Марианна с Геней почти во всех вопросах оказывались на разных сторонах. Заканчивались их дебаты одинаково: Геня переставал ей отвечать и молча смотрел на нее, а она не могла понять, любуется он ей или смотрит на нее как на красивое домашнее животное. И чем больше времени они проводили вместе, тем чаще Маша склонялась ко второму варианту. Уже не спасали ни подарки, ни романтические сюрпризы. Однажды, обнаружив на своей подушке очередные билеты в театр, она поняла, что ничего не чувствует. Ни радости, ни огорчения – ни-че-го. «Может быть, я разлюбила театр?» – подумала Марианна, на самом деле зная, что театр тут ни при чем.
Она пристально всмотрелась в картину, которую считала почти своей. Сегодня солнце на ней светило тускло, словно через силу, а птица еле летела, сопротивляясь сильному ветру, еще немного, и ее вынесет за пределы позолоченной рамы… «Надо было картину все-таки сфотографировать, – подумала она и произнесла:
– Тогда я увольняюсь. Я хочу в отпуск.
Геня молчал. Марианна повернулась и пошла к выходу.
– Маша!
Она остановилась. Сергей Дмитриевич, наморщив лоб, беспомощно замахал руками: «Ну хорошо, хорошо! Езжайте в свой отпуск! Давай сюда это заявление!..» Он поставил внизу листа витиеватую закорючку: буква «С» обхватывала фамилию Баулин и распускалась замысловатыми завитками.
– Спасибо, Сергеня, – грустно поблагодарила Маша, почувствовав себя виноватой.
Выходя из кабинета, она обернулась. Геня стоял у окна, спиной к ней, дергая жалюзи за шнурок, пытаясь то ли опустить их, то ли поднять.
Марианна прикрыла глаза от яркого солнца:
– Вот так.
– Бедный Геня! – покачала головой Варя.
– Бедный! – возмутилась Маша. – Да ему вообще достались мои лучшие годы!
– Еще скажи, что он сломал тебе жизнь! Кстати, никогда не слышала, чтобы говорили: «Он починил мне жизнь». Не звучит. И первая ассоциация с «починил» – сантехник дядя Коля. «Он построил мне жизнь» – еще хуже.