Страница 92 из 95
- И решили некоторые загадки, - добавил Ваня. – Но с одной так и не смогли разобраться.
- Продолжайте, - подбодрил его Орлиный Глаз.
- Эпизод, первый по значению, - произнес Ваня.
- А, это! – радостно улыбнулся Степан Пантелеевич. – Это же вообще не имеет отношения к делу. Поэтому и первый по значению.
- А если не имеет, то... как? и почему? – Опять он говорит загадками, это Орлиный Глаз.
- Сергей вернулся, чтобы найти рыболовный крючок в вашей ванной, - сжалился Степан Пантелеевич. – Влез в окно и случайно опрокинул варенье на книгу. Он не хотел, чтобы вы догадались, что кто-то влезал в окно, поэтому вырвал страницу и заменил книгу.
- Он думал, я не замечу, что книга другая?
- Конечно, нет. Он думал, что это вас запутает и отвлечет от мыслей об окне. А, может, и напугает немного, заодно.
- Никогда бы не подумала, - медленно проговорила я, - что у этого случая такое простое объяснение.
- Мы отвлекаемся от главного, - неожиданно произнес Орлиный Глаз.
- Да, - поддержал его Борис.
Интересно, о чем это они? Я в недоумении посмотрела на Ваню.
- Сокровище, - прошептал он одними губами.
- Точно! – воскликнула я. – Я совсем забыла о сокровище. То есть о сережке.
- Я вижу, вы напряженно думали, - обратился Глаз к Борису.
Интересно, как он это видит? Сквозь череп Бориса или по морщинам на его лбу?
- И у вас есть какая-то идея, - продолжил Глаз.
- Фотография, - произнес Борис медленно и замолчал.
По его виду легко можно было догадаться, что его гложет какая-то мысль, которую он считает гениальной.
- Ну, не томи! – накинулась я на него. – Что – фотография? Какая фотография?
- На столе, вот здесь, - он указал пальцем, - стояла фотография в рамке. Прислоненная к кувшину. Помнишь?
Я попыталась сосредоточиться. Да, что-то такое мелькало где-то на задворках моей памяти. Кувшин, васильки, фотография... Когда я пыталась рассмотреть это смутное воспоминание более пристально, оно теряло краски, расплывалось и вообще исчезало.
- Кажется, помню... но не могу понять, что именно.
- Эта фотография сейчас висит на стене в твоей комнате. Дома, в городе.
- Да! – воскликнула я. – Я поняла. Но я не помню, чтобы она стояла на столе. Мне кажется, она лежала в альбоме...
- Может, когда-то и лежала. Но, когда мы приехали сюда после смерти бабушки, она стояла на столе. Я это точно помню.
- Странно, - растеряно произнесла я. – Думаешь, это что-то значит?
Я посмотрела на Ваню. Он был спокоен и неподвижен, но что-то мне подсказывало, что его, как и меня охватило волнение. Потом я перевела взгляд на Степана Пантелеевича. Он встретился со мной взглядом и сразу низко наклонил голову, но я успела заметить его улыбку. Или усмешку.
- Черт побери, - неожиданно проговорил Орлиный Глаз. Слова словно сами сорвались с его губ.
- Так что было на этой фотографии? – спросил Ваня почти безразличным тоном.
- Я, - ответила я.
- И все?
- Из одушевленных предметов – все. Еще был стол, кувшин и... васильки, - закончила я почему-то шепотом.
- Кате на той фотографии лет восемь или девять, - решил прояснить Борис. – Она сидит вот на этом самом столе. Рядом с ней кувшин. В кувшине – васильки. Она обнимает его одной рукой. Правой, - добавил он, мгновение подумав. - А второй рукой опирается о стол. На ней платье... то ли с зайчиками, то ли с мишками. А на голове бабушкина соломенная шляпа.
- С мишками, - зачем-то сказала я. – С мишками и с мячиками.
Мы все уставились на кувшин, который стоял на столе. Первым из состояния оцепенения вышел Борис. Он подошел к столу и взял кувшин в руки.
- Тяжелый, - сказал он.
- Еще бы, - хмыкнула я. – Он же железный.
- Медный, - поправил меня Борис.
- Какая разница.
- Этому кувшину лет сто, - сказал Борис.
- Вряд ли, - сказал Орлиный Глаз. – Максимум – пятьдесят. Но скорее всего – сорок.
- А откуда вы знаете? – спросила я.
- Ваш дедушка привез его из Индии, куда ездил после аспирантуры.
Я подошла к Борису и взяла из его рук кувшин. Он действительно был очень тяжелым. Но это я и так знала. Я повертела кувшин в руках, заглянула вовнутрь, посмотрела на его дно... и снова вернула Борису. Потом кувшин оказался в руках Вани, который тоже очень тщательно его осмотрел. Степан Пантелеевич сидел молча и не пытался принять участия в наших исследованиях.
- Но что-то же должно быть! – воскликнула я в отчаянии. – Не может же быть, чтобы эта фотография оказалась там случайно?
Я с надеждой посмотрела на Степана Пантелеевича.
- Я бы не стал утверждать, что это совсем уж невероятно, - улыбнулся он. – Но в данном случае я склонен с вами согласиться.
- То есть вы думаете...
- Я думаю, что этот кувшин – и есть ключ к разгадке вашей тайны.
- Но... как?
- Точно пока не знаю. Но у меня есть одно предположение...
Он протянул руку, и кувшин в ту же секунду оказался у него в руках. Орлиный Глаз пристально осмотрел кувшин, медленно поворачивая его вокруг своей оси. Потом поднес его к лицу, потом перевернул. Он пробормотал что-то невнятное, и мне показалось, что он разговаривает с кувшином, и кувшин сейчас ему ответит... Мы застыли и затаили дыхание, наблюдая за его манипуляциями.
Вот он встал, подошел к окну, где было больше света, взялся одной рукой за горлышка кувшина, другой – за его дно... через мгновение мы увидели, что дно осталось у него в левой руке, а весь остальной кувшин – в правой. Дружно охнув, мы бросились к Степану Пантелеевичу и уставились на нижнюю часть кувшина, которая сейчас выглядела как медное блюдце. На дне этого блюдца лежал сложенный вчетверо листок бумаги. И больше ничего. Я протянула к листку дрожащую руку.