Страница 89 из 93
Шиалистан не стал отвечать, лишь молчанием дал понять, что готов слушать.
- Мой род, как ты, наверное, знаешь, славился великими врачевателями. Мой прапрадед и прадед занимались лекарским делом - зашивали раны, лечили кости, приготавливали чудодейственные эликсиры. Год за годом они скрупулезно вели записи о своих находках, выводили новые рецепты порошков, чья сила была несоизмеримо велика в сравнении с другими целебными настойками. Шло время, и мой прадед отошел в мертвое царство, а дед, увлекшись науками, позабыл обезопасит наш род наследниками. Когда его единственный сын, мой отец, подхватил лихорадку и уже одной ногой стоял на ступенях, что ведут к Гартису, дед, отчаявшись, створил новое зелье. Его чудодейственные свойства были велики, но в уплату исцелению пришлось заплатить иным. Отец мой, поправившись, утратил всякую способность к продолжению рода. Меня купили на невольничьем рынке, господин, нарекли истинным наследником перед лицами Бессмертного и так я стал тем, кто теперь стоит перед тобой, и смиренно просит принять его скромный дар.
Эйран поклонился снова, так грациозно, что Шиалитстан, невольно, выпрямился, чувствуя себя кривым дубом рядом с этим рослым тополем. Слова купца походили на правду: в Иджале часто брали в семьи приемных детей, нарекали их своими именами и всякий, кто посмел бы назвать приемыша "безродным" подвергался суду плетьми, а за наклеп на знатное семейство могли отнять язык. Проверить слова иджальца не составляло труда.
- Я наслышан много о роде Грац, - сказал Шиалистан. - Молва о ваших чудодейственных лекарствах разошлась по свету, и не дает покоя многим служителям, у которых вы отбираете хлеб.
Губы Эйрана тронула едва заметная улыбка. Ему чудны́м образом удавалось оставаться и горделивым, и не опускаться в надменность. Он держался ровно настолько, чтоб не принижать ни себя, ни собеседника. Птица, что привыкла летать выше всех, но которая не забывает вовремя спуститься, чтоб не загораживать солнце повелителям неба.
- Мой род пользуется тем, чем одарил его Бессмертный, ни больше, и ни меньше. Если человеку послан дар, он поступает против воли богов, не воспользовавшись им в полной мере. Я прибыл, чтоб поглядеть на человека, который прославился своей мудростью и железной рукой. И принести дары, достойные человека, столь щедро одаренного богами.
Регент слышал в его словах лишь заранее приготовленные речи. Без сомнения, незнакомец приготовился к встрече, знал, что сказать чтоб не попасть впросак и усладить слух собеседника. Но Шиалистану это нравилось. В последнее время даже те, кто его боялся, все чаще позволяли себе пренебрежительный тон, и не утруждались угодить своему господину.
- Я благодарю тебя за дары, Эйран из рода Грац, и прошу разделить со мной трапезу.
Иджалец поклонился, а когда выпрямился, его лицо тронула печаль.
- Увы, господин, я знаю, что проявляю черное неуважение к тебе и твоей щедрости, но мои торговые обязательства вынуждают теня незамедлительно следовать в Тарем. Я исполнил то, зачем прибыл. Когда-нибудь, когда твоя звезда засияет ярче солнца, я стану горделиво рассказывать своим детям, что грелся в лучах славы величайшего дасирийского императора. Но прежде, позволь просить тебя о разговоре приватном.
Шиалистан насторожился.
- Речь пойдет о даре, который велел мне передать мой дед. Вещица, значительно меньшая в сравнении с десятью верблюдами, но гораздо более ценная. Мне бы не хотелось, чтоб она, по какой-либо случайности или по злому умыслу, попала в чужие руки, господин.
Он, как бы невзначай, посмотрел на Черную деву и двоих стражников, что стояли неподалеку. Шиалистан не стал испытывать терпение гостя, тем более, что и сам не хотел говорить о делах при посторонних ушах. Велев уйти всем, кроме Живии, дождался, пока покои опустеют. Если иджалец и впрямь засланный убийца, Черная дева вполне сможет разделаться с ним один на один. Шиалистану хотелось в это верить.
- Эта женщина - моя тень, ей я вверяю свою жизнь, Эйран, - пояснил регент, когда торговец недоуменно поднял бровь. - И она никуда не отойдет от меня, даже если я прикажу ей.
- Такая преданность достойна всяческих похвал, - согласился торговец, и прикоснулся ко лбу, поклонившись Живии чуть менее низко, чем до того отбивал поклоны Шиалитану. - Прошу просить меня, госпожа, за мое невежество и не считать мои предосторожности неуважением.
Живии и бровью не повела. Если слова иджальца и задели ее, она не подала виду.
- Позволь е я вручу тебе то, что, несомненно, пригодиться тебе. - Эйран вытащил из сумы, что висела у пояса, кисет, размером с кулак младенца. Испросив разрешения подойти ближе. Протянул кисет Шиалистану, но рхелька перегородила чужестранцу путь и первая взяла мешочек.
- Будьте осторожнее, госпожа, - предупредил регент, когда Черная дева развязала мешочек и сунулась туда носом. - Я бы не стал этого делать, иначе вскорости ваша душа окажется у владыки мертвого царства.
Все это Эйран говорил с легкой полуулыбкой, будто признавался в сущей безделицу.
- Объяснись, чужестранец, - потребовал регент, чувствуя озноб, который тут же прошелся по рукам и ногам, и свернулся снежным комом где-то меж ногами. - Вздумал меня отравить?
- Господин, вздумай я вас отравить - разве пришел сюда безоружным, без воинов? Да и стал бы я тебе отраву давать прямо в руки, да еще и предупреждать о том?
- Там будто толченый уголь внутри, - с сомнением произнесла Живии и, на всякий случай, приложила ладонь к эфесу меча.
- Это называется "Благочестий пепел", - сказал Эйран, не сводя глаз с ее руки у клинка. - Вещество, которое вышло у моего деда, когда тот пытался изготовить лекарство от зубной хвори. Если щепотку его подсыпать в еду или питье... Человека накроет слабость, после озноб, который сменится жаром, а потом он угаснет, как истаявшая свеча - тихо и мирно. Никто в здравом уме не станет думать, будто кто-то... - темный взгляд поймал вцепился в регента, и уже больше не отпускал. - Словом, никто не подумает, что дело не обошлось без отравителя.
Шиалистану вдруг сделалось не по себе. Просто слова - но и от них нутро леденело. "Отчего он пришел ко мне, это странный человек?" - думал регент, стараясь напустить на себя всякую серьезность, на которую был способен. А где-то позади, наушничал внутренний голос, будто самый въедливый советник: "Очень кстати появился этот человек..."
Шиалистан сотворил много того, о чем не мог вспомнить без содрогания. Но он никогда не убивал собственной рукой. Подписать указ о казни или подвести под то совет - разве это то же самое, что самому всыпать яд? Регент поймал себя на том, что еще не приняв дар, уже размышляет, как его применить.
- Господин? - позвала Живии. Рхелька не таясь показывала свое недоверие. Она даже потянулась, чтоб всучить торговцу мешочек с отравой, но тот не шелохнулся, неотрывно глядя на регента.
- И что ты хочешь взамен? - Шиалистан не сомневался, что в кисете именно то, о чем говорит торговец, и не хотел обижать его недоверием.
- Пусть это будет подарок, господин, - поклонился иджалец. - Это лишь одна порция, распорядись ею разумно, когда придет время.
Они попрощались, и торговец удалился. Шорох ткани его шаровар еще какое-то время нашептывал Шиалистану последние слова торговца: "Распорядись разумно... распорядись разумно... когда придет время..."
Стоило Эйрану покинуть покои, регент выхватил из ладони Живии кисет и сунул его в стол, положив себе не забыть после перепрятать. Так оно будет надежнее. Молодая женщина хранила молчание, но в нем регенту слышался укор. Уж лучше бы говорила, что на уме, чем молчит, будто в рот воды набрала, подумал Шиалистан.
- Иди, один хочу побыть, - велел он.
Рхелька незамедлительно покинула комнату.
Тишина давила. Регенту даже показалось, что стены стали стремительно приближаться, готовые встретить его смертельными объятиями, и он поспешил выйти на балкон, жадно глотая вечерний воздух. Во дворе громко ржали лошади под седлами десятка вооруженных наемников из гильдии Сопровождающих - Шиалистан узнал их по белым с красным лентам, перевязанных на правых предплечьях. Вскоре, к ним спустился торговец. Он легко вскочил в седло, распрямился, - Шиалистан в который раз почувствовал себя сутулым стариком, - и посмотрел вверх. Словно знал, что за ним наблюдают. Регенту захотелось отпрянуть, таким острым был тот взгляд.