Сердце мертвого мира

  - Он от шарашей заразу подхватил? - Переспросил карманник, чувствуя себя недоумком.

  Миэ молчала.

  - И ничего нельзя сделать?

  - Ты слышишь меня или разум тебя покинул? Вчера еще... - Она умолкла. - Я искала хоть кого, чтоб помог мне, но Арэн лежит в беспамятстве, а тебя и свет простыл. Никто из северян не захотел мне помочь, я бросалась в ноги жрецам, умоляла спасти его, найти хоть какие чары, но все отворачивались, точно меня тьма взяла.

  Раш не находил слов. И нужны ли они Миэ? Волшебница стояла, обхватив руками плечи, будто укрывала сама себя от мира.

  Он хорошо помнил, как поступили с порченными в Яркии, хоть и не видел самой расправы. Деревенские не роптали, молча шли на участь, точно безмозглые бараны под нож мясника. Никто не заламывал рук, никто не проклинал судьбу. Может, то и были варварские нравы, но если б его самого постигла участь стать одним из глодателей человеческих костей, карманник не задумываясь дал перерезать себе глотку. Даже если бы по нему рыдала самая красивая дева Эзершата. Лучше смерть. Смерть всегда самый подходящий выбор, если ничего иного не остается.

  - Эти варвары сожгли его, - как-то совсем глухо простонала Миэ. - Я даже не смогла проститься.

  - Может, так оно и лучше, - ответил Раш. - Думается мне, наш славный Банру сам не мог бы пожелать для себя лучшей участи. Пусть найдет покой в царстве Гартиса, думаю, такая праведная душа не найдет там для себя страданий.

  Миэ оставила его слова без ответа. Какое-то время они молча стояли на берегу. Северяне же начали грузиться на драккары. Деревенские собрали нехитрый скарб. Теперь над ними заправлял какой-то здоровяк с кривым носом. Он был крикливым и бранился через слово.

  Карманник поймал себя на мысли, что нутро его зачерствело. Словно Артумские холод все разом нашли приют в его костях.

  - Что нам теперь делать, Раш? - Таремка взглянула на него полными усталости глазами.

  Он пожал плечами.

  - А есть выбор? Все равно пока Арэн не встанет на ноги, нам придется оставаться в Северных землях. Поплывем в столицу, а там видно будет.

  - Ты вправду согласился помогать торговцу? - Неожиданно сменила тему Миэ.

  Карманник скосил на нее взгляд. Что она так волнуется, словно он душу харстам продал за медную полушку?

  - Я хоть сама таремка и почем зря чернить своего не стану, только Дюран мне не по душе. Он Арэна нанять хотел, но тот отказал. Видать, решил купить тебя.

  - Арэн пообещал мне золота как только приедем на Север и доставим письма. Я уж сколько раз жизнью рисковал, что притомился ждать обещанных кратов.

  - Купец тебя одурачит - ты и глазом моргнуть не успеешь.

  - Плохо ты меня знаешь, - буркнул Раш.

  Катарина

  Никогда прежде она не чувствовала себя так. Словно ее бросили на пол и обтерли ноги все, до самого жалкого раба. Леди Ластрик металась по коридорам Замка на Пике, не находя себе места нигде, даже в любимой оранжерее, где всегда чувствовала умиротворение.

  Многоликий потерял дратова бастарда, Саа-Рош вовсе был непонятно где. Когда мальчишка принес дурную весть, Катарина велела не показываться ей на глаза. И он, послушный, исчез. Прошло несколько дней, леди Ластрик металась по замку, пытаясь собрать вместе то, что разбилось мелкой крошкой. Многоликий же точно растворился. Она то и дело ловила себя на том, что слышит его вкрадчивый шаг, чувствует дыхание у себя на затылке, но каждый раз, стоило только обернуться, спутницей оказывалась пустота.

  План, который леди Ластрик взрастила с таким трудом, разбился. Как хрупкая ваза иджальской работы, что когда-то была подарена ей братом. Фиранд трижды предупреждал, что фарфоровый сосуд слишком тонкий, но Катарина не смогла его уберечь. Ваза разбилась на многие мелкие осколки, которые было уже не собрать. Только теперь отчаяние Катарины не знало границ.

  Фиранд отбыл в море с армадой, груженной разными товарами, а ей, несмотря на все протесты, велел оставаться дома. И Катарина знала, когда лучше не идти против воли брата. Достаточно того, что теперь ко всем несчастьям, добавилось еще одно. И звали его Яфа, рхельская царевна. После того, как Шиалистан привселюдно разоблачил Фарилиссу, более не было нужды принимать в свой дом обесчещенную девчонку. Катарина привыкла держать слово, но сделка перестала быть важной. По замыслу леди Ластрик, выдать рождение Нинэвель следовало после того, как рхельский шакал встал бы с нею под брачные молитвы. Тогда ему не нашлось бы слов, чтоб выбелить себя. Но Шиалистан откуда-то первым прознал о ее планах. Он всегда был на шаг вперед. Многоликий рассказывал: в тот день, когда они с бывшим советником наведались в храм Эрбата, что в Северной столице, Дратов бастард торопливо собирал пожитки и все кричал, что ничего не знает. Не мог же он и в самом деле быть озаренным божьей милостью и знать, кто и с какими намерениями придет по его гадкую душонку. Только тот клялся и божился всеми святыми ликами, что знать ничего не знает: получил птицу с письмом, где ему было велено поскорее уносить ноги из Сьёрга. Письмо то, стоило его прочесть, стало прахом, а вместе с ним и птица. Если только Дратов бастард с перепугу не тронулся умом. Катарина велела вызвать к себе мастера-волшебника, рассказала ему все, как передал Многоликий, и поставила один единственный вопрос: кто мог сотворить такое волшебство? Сама она мало что смыслила в чародействе, но еще с детства помнила многих волшебников, которые проходили через Замок на Пике. Кто-то оставался, кто-то сразу был отвергнут. Некоторые встречали в замке свою старость и мирную смерть. Как бы там ни был, но леди Ластрик нагляделась на всякие диковинки, чтоб понимать - то, о чем говорил бастард, никогда прежде не встречалось и не упоминалось.

  Мастер-волшебник долго гладил бороду, украшенную золотыми шнурками, теребил край рукава тонкими сухими пальцами, и все больше хмурился.

  - Только одна мне магия известна, чтоб превращала мертвое в живое, а живое - в мертвое. Темная богиня Шараяна дает такие чары своим волшебникам. - И скривился, неумело пряча за брезгливостью страх. Все презирали Шараяну, но все же ее и боялись.

  - Откуда бы взяться в Артуме чародею с черной отметиной? - Леди Ластрик, по природе своей склонной подвергать сомнению все, прежде чем принимать на веру, слова волшебника показались выдумками. - Может, ты незнание свое прячешь, а?

  Старик затрясся, побагровел точно ошпаренный рак. На покрасневшем лбу проступили белесые росчерки множества морщин.

  - Госпожа, если ты не желаешь верить моим словам, то мне очень прискорбно, что я...

  Она жестом велела ему умолкнуть. Слушать старческие стенания да глядеть, как немощный убивается в приступе ужаленной гордыни, Катарина не желала. Вместо того она велела ему сесть и замолкнуть, а сама подошла к окну и долго думала, прикидывая - откуда бы взяться в Северных землях черному волшебнику. Северяне, если и прославились по миру чем-то, кроме своего исполинского роста и мелкого ума, так же были известны как яростные ненавистники всякого, кого отметила Шараяна. Никто, на всех просторах Эзершата, до самых Краев мира, не почитал богиню Темной магии. Но в Народе драконов иногда прибегали к ее темной магии, а эфратийцы нарочно держали отмеченных Шараяной в зачарованных цепях, чтоб не гневить богиню смертью тех, кого она одарила. И только артумцы убивали всех, не глядя младенец то, или юная дева.

  - Как думаешь, сильный то мог быть чародей? - Не отводя взгляда от грозного моря, спросила Катарина мастера-волшебника.

  - Должно быть, госпожа, я темной магии вовсе никогда даже не трогал, знаю лишь, что иногда находил в древних книгах. В библиотеке твоего брата, господина Фиранда, есть такие редкие труды, что я могу теперь спокойно отправиться к Гартису, зная многие истины бытия.

  Леди Ластрик понятия не имела, о каких книгах толкует чародей, потому все ж обернулась, чтоб обрушить на него свое недовольство. Неужто старик до сих пор не взял в толк, что нужно отвечать прямо, когда госпожа спрашивает?!