Страница 5 из 16
Но и Амаль не был бы собой, если бы пропустил подобное мимо уха. Приподнял мой подбородок, больно схватив двумя пальцами, и заставил смотреть себе в лицо. Дрожа от страха, я упрямо пялилась в его сверкающие злостью желтые глаза.
— Маран проследит, чтобы ты, как и раньше, скрывала свой запах, сестрица. Ослушаешься, он найдет способ наказать тебя за непослушание. И плат ты не имеешь права снимать до брака! За этим он тоже проследит. Поверь, я сделаю все, чтобы вернуть тебя в Волчий клык.
Кажется, мои надежды на счастье с шумным грохотом рухнули куда-то вниз и вдребезги разбились. Амаль невероятно хитер и коварен: заставил меня не только лицо скрывать, как обычной малолетке, но и вкусный кошачий запах, на который бы однозначно среагировали холостяки.
А ведь сама виновата — придумала чудную настойку, которая прячет ненужные запахи. Вновь жалость подвела, а дело было житейское. Живет у нас в городе семья — кошка Лена и волк Эрой. И все было бы у них отлично, ведь любовь больно крепкая и души верные. Да только беременная Лена на дух не переносила запах псины от мужа. А жить без любимого несколько месяцев у верной кошки душа не вынесет. Вот и страдали оба, пока я не придумала настоечку, приглушающую собственный запах. Хотела помочь влюбленным пережить несколько месяцев беременности, пока игры обоняния не пройдут сами собой. А брат прознал и заставил самой пить. Скоро, наверное, забуду собственный аромат.
— За что ты так со мной? — понурилась я.
В зеркале за спиной Амаля отразилась испуганная девушка с прижатыми к рыжей макушке темными ушами, почти круглыми зелеными глазами, в которых заблестели слезы. Затем одна капелька медленно покатилась по смуглой щеке. Губы задрожали от обиды и непонимания.
Как же жалко стало себя за годы юности, когда видела от Амаля, дававшего мне уроки смирения и послушания, сплошь унижение. Если бы он хотя бы любил меня, единственную родную сестру, а не только использовал для давления на соперников, я бы, возможно, смирилась с участью одиночки. Но кому как не мне знать, что брат не умеет любить. И, боюсь признаться даже себе, слишком близко подошел к грани, после которой превратится в отверженного. Еще лет десять от силы, если не случится в его жизни чуда и любви, зверь окончательно возьмет над ним верх. Быть может, сам тогда по горам с бывшей Фенькиной стаей будет бегать.
Горькие мысли прервал Амаль, пальцем вытер слезу с моей щеки, поморщился и ответил:
— Эта долина наша испокон веков. Только предки были более сильными и суровыми и не терпели слабости. Нам никто не смел перечить, не мог противостоять! А мы… наша слабая мать умерла в родах, причем, будучи сильной повитухой…
— Как ты смеешь?! Ты хоть представляешь, какую боль испытывают роженицы?
— Умерла, забрав с собой трех будущих воинов, сильных, но не рожденных щенков, — оборвал мой возмущенный возглас Амаль, опять больно вцепившись пальцами в подбородок. — А отец? Столь слаб духом, что несколько лет после нее мучился и чуть не потерял весь клан. За это время мы лишились части северных территорий, нас перестали уважать соседи, даже внутри клана стаи устроили грызню за верховенство.
— Поэтому ты убил отца? За то, что он слишком сильно любил маму и мог лишить тебя власти? — с обидой спросила я, чувствуя, что еще немного — и хрустнет моя челюсть, но остановиться не могла.
— Чтобы не позорил наш род и предков, — неожиданно спокойно ответил Амаль, оглушив быстрой сменой настроения. — Власть любит только сильных, запомни, сестрица, на будущее.
— Я же помогаю твоей власти, но меня ты тоже считаешь своей слабостью. И мне порой кажется, что если бы не дар, то убил бы, как и отца.
Амаль оттолкнул меня, но смотрел пристально, словно оценивая.
— Ты ошибаешься Савери, у меня ни разу не было желания убить тебя. Если бы не дар, я бы нашел способ получить выгоду и от твоего брака. А сейчас проще держать тебя на коротком поводке. Но в одном ты права: ты мое слабое место. Если бы дар достался мне, было бы одной проблемой меньше.
— Тогда тебе, Амаль, придется самому вскоре жениться и найти способ влюбить в себя женщину, иначе наш род может прерваться окончательно! — ядовито прошипела я, отступая от него подальше.
Мужчина, до обидного несправедливо считающий меня слабым местом, а дар — проблемой, презрительно усмехнулся, заметив, что я попыталась выдохнуть с облегчением, и заявил:
— Нашла о чем переживать, кошка. Любая волчица полюбит сильнейшего волка клана! Хозяина долины! Стоит только пальцами щелкнуть.
На этот раз я благоразумно промолчала, но Амаль, кажется, заметил в моих глазах неверие. Да, он прав, у волков иерархия силы очень важна, но мама говорила, что любовь не подвластна законам. Она приходит к тем, кто ее совсем не ждет, а там, где ее требуют, могут безнадежно ждать годами. Значит и потомства брат может не дождаться!
Амаль смерил меня нечитаемым взглядом, спрятав все «страсти», бушующие у него в душе, и строго наказал:
— Следи за своим хвостом! Негоже женщине из Волчьего клыка демонстрировать слабость человеческой воли.
Наконец-то за ним захлопнулась дверь. Я тяжко вздохнула: разговор оставил мутный, гнетущий, горький осадок. Невольно бросила взгляд в зеркало: да, хвост и впрямь на вершок приподнимает подол сарафана над полом, незаметно для посторонних, но Амаль, кто бы сомневался, подметил.
— За собой бы следил, а то еще чуть-чуть — и не только хвост из штанов вылезет, но и шерстью навсегда покроешься, — огрызнулась в закрытую дверь.
В человеческой ипостаси по ушам и запаху можно определить, к какому виду относится незнакомец. Выпускать когти, хвосты и прочие звериные части тела — дурно и непозволительно, как и выражаться между собой словами, применимыми для домашней скотины и лесного зверья. Это признак слабости человеческой души. И все из-за душников — отщепенцев, от которых оборотни стараются держаться подальше. Хотя, по слухам, в больших торговых городах многим плевать на эти «мелочи», там в чести удобство. Частенько заезжие купцы и прочие гости были одеты в штаны, как у наших охотников для походов в лес или горы. Ткань на заднице крепится крест на крест для свободного доступа хвоста наружу.
И женщинам там тоже больше дозволяют, да и под платьем кто увидит хвост? Я свой не слишком длинный хвостик редко прячу. Мне вообще сложно следить за ним: вся выдержка уходит на брата, чтоб ему икалось.
И плевать!
Присев на лавку, осмотрела свою горницу, с детства, всю жизнь мою. С ней больнее всего расставаться. Здесь мама мне колыбельные своей родины пела. Вновь глянула на сундуки и медленно, вдумчиво проговорила про себя: «У меня есть цель: не вернуться к брату никогда, и значит — светлое будущее. Не хочу! Не могу! И не позволю рушить мою жизнь в угоду его чересчур честолюбивым желаниям, доходящим до безумия!
Сразу стало легче на душе и светлее вокруг. Это добрый знак!
Глава 3
Темно-синий плат привычно закрыл пол-лица и фигуру до пояса. Закрепила его петелькой под подбородком и нарядной красной лентой на голове — этаким послаблением, утешением для сопливых, несозревших девчонок, которым только дай покрасоваться. Но обязанным носить эту накидку, впрочем, нисколько не сковывающую движений. А то мало ли что может случиться, еще помешает обороту.
«Как же обрыдла мерзкая, уже в печенках сидящая тряпка! Задрала!» — раздраженно прошипела я, морщась, рассматривая себя в зеркале.
И ведь только у северян принят девичий плат. Наверное, уже даже и не помнит никто толком, откуда пошла эта традиция: когда девочка становится подростком, отроковицей, и у нее меняется запах, то должна надеть плат и носить, пока не придет возраст невесты. Считается, что таким образом будущая хранительница очага и мать учится терпению, ведь юным свойственны порывы, необдуманные выходки, желание показать всем, что самая красивая. А ценится в жизни больше не красота, а характер женщины, сила воли.