Холодная зима

- Хорошо. Я понял, сенсей, - прошептал Рицка.

А потом он положил трубку, и в комнате стало вдруг очень тихо. И он вернулся в кровать к Соби, который вдруг обнял его крепко-крепко. Его дыхание сбивалось, и Рицка не знал, что сказать.

- Рицка, Рицка, - шептал Соби. – Почему ты мне ничего не сказал обо всём?

Мальчик невесело усмехнулся.

- Что, теперь ты понял, каково быть в шкуре того, кому вечно ничего не говорят?

- Рицка, спасибо тебе. Спасибо. Я в неоплатном долгу перед тобой теперь. За то, что ты выбрал меня… Я даже не думал… Я никогда ни на что подобное не смел надеяться. Рицка…

Рицка запустил пальцы в его мягкие волосы. Они долго молчали, а потом мальчик спросил:

- Что тебе сенсей сказал?

- Ничего интересного, - пробормотал Соби всё тем же обиженным детским тоном.

Рицка улыбнулся и прошептал:

- Соби, прости его.

Соби замер, и, казалось, даже перестал дышать. А Рицка осторожно продолжал:

- Он осознал свою вину перед тобой и глубоко раскаивается. Даже если он ещё не нашёл слов, чтобы выразить это, даже если его гордость не позволяет ему попросить прощения, ты в любом случае постарайся простить его. Тебе ведь тяжело жить с этим. Так отпусти это, Соби.

И Рицка знал, что говорит правильные слова. Но это были тяжёлые слова, оседающие на плечи неподъёмным грузом. Грузом всего того, что он сам ещё не простил. Люди, бесконечно причиняющие друг другу боль. Это будет всегда, это то, что так трудно отпустить. Это то, что давит на сердце и сжимает его, то, что является во сне со слезами на влажных подушках. Бесконечная боль и обида, чужая и своя, ничья и общая.

И когда Рицка уснул в ту ночь, ему снилось, что он бегает по бесконечным тёмным коридорам и лестницам, стучится в холодные комнаты, где всегда открыты окна и повсюду пыль, грязь, паутина. И везде, в каждой из этих комнат, ему говорили, что Соби мёртв. Все знали об этом, но Рицка не верил, и всё бегал и плакал, и звал.

И он проснулся от взволнованного шёпота Соби. И в комнате было темно.

- Рицка, проснись. Это просто кошмар.

И Рицка открывает глаза и чувствует слёзы на своём лице.

- Мне приснилось, что тебя снова нет, - шепчет он в испуге.

Но Соби обнимает его, успокаивает, и он тёплый. И он есть. И, кажется, сколько бы ни было боли и потерь, обид, которых невозможно отпустить и поверить снова, кажется, он сможет вынести всё, просто пока Соби будет обнимать его. Пока Рицка будет слышать, как бьется его сердце. Пока он жив и любит его. И нет ничего, чего они не могли бы сделать, пока они вместе.

========== Глава 8. Прощение ==========

«Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете».

Евангелие от Луки

«Только сильные умеют прощать».

Элиза Ожешко

Жизнь никогда не стоит на месте. И даже если кажется, что вокруг ничего не меняется, незримые изменения происходят со всей возможной осторожностью: медленно, почти безболезненно и неслышно. И рано или поздно всё равно замечаешь, что теперь-то всё по-другому. Память – довольно коварная штука.

Сейчас холодно. И ветер безжалостно бьёт по лицу. И в небе догорает огненно-красный закат, предвещая ещё более сильные холода. Багровые облака растекаются на горизонте жуткими тонкими полосами, тающими в тёмной синеве ледяного неба.

Это была самая холодная зима на памяти Сеймея. Это было самое страшное небо, что он видел когда-либо. Но сегодня был особый день, а значит, и небо должно быть особенным. В дни, подобные этому, Сеймей всегда вспоминал время, когда Рицка ещё был маленьким.

Он помнил, как они лежали в парке на большом клетчатом покрывале. И было тепло. И они смотрели на небо, на плывущие по нему пушистые облака, похожие на застывшие причудливые образы из снов и тающие, как только разум подберёт им имя.

Рицке тогда было около двенадцати. Он щурился от солнца, зажмурив один глаз, и указывал пальчиком на облака, говоря, на каких зверей они похожи. Сеймей тоже невольно подключился к этой игре, но он не видел никаких зверей. Ни кошек, ни собак, ни даже медведей, которые так и чудились Рицке в каждом облаке. Когда медведи закончились, пошли самолёты. Прошлым вечером они вместе посмотрели фильм про американскую авиацию, и Рицка снова загорелся самолётами, как уже было лет пять назад. Но даже хоть чего-нибудь похожего на самолёт Сеймей не видел в тех облаках. Он видел то ястребов с добычей в когтях, то бабочку с одним крылом, а то клоуна, растянувшего губы в жуткой ухмылке. Он не говорил Рицке, что видел всё это, потому что Рицка пугался. Сеймей просто соглашался с ним, говоря, что да, это облако похоже на медведя, а это – на слоника. Он лгал. Он часто лгал Рицке.

Он даже лгал, что любит мороженое. И когда после облаков они пошли в ближайший киоск всё в том же парке, Сеймей купил себе порцию мороженого только потому, что знал, что Рицка один не любит есть. А Сеймею хотелось посмотреть, как Рицка будет есть мороженое. Как он перепачкается и будет смеяться и смущаться. И станет сразу самым милым ребёнком в мире. Ребёнком, который родился только для него. Почему ты вырос, Рицка?

Там было тепло, и облака были белые. И Рицка был маленьким и смеялся, держал его за руку и бежал чуть впереди, увлекая Сеймея за собой.

Здесь холодно и идёт снег, а облака окрашены в багряный цвет умирающего солнца. И Рицка здесь высокий и стоит напротив него, рядом с Соби. Здесь Рицка серьёзный и собранный, забывший улыбку и звонкий смех где-то в детстве. И в глазах его нет жалости.

Рицка. Ты так похож на меня сейчас.

Как же болезненны иногда бывают светлые воспоминания о том далёком времени, когда все были счастливы. Там они любили друг друга, а здесь – враги.

Когда Сеймей впервые взял красный кричащий комочек, называемый Рицкой, на руки, он решил, что больше никогда не отпустит его. И Рицка тогда сразу перестал плакать. И Сеймею казалось, что он сам особенный. Он всегда был уверен в своей уникальности. А если он был лучшим во всём, то разве удивительно, что судьба преподнесла ему в подарок лучшего ребёнка? Рицка всегда был только для него.

- Нисей, что стоишь?! Запускай систему!

Да… Он часто лгал Рицке. Он сказал вчера, что даст ему свободу, если Рицка выиграет эту битву. Он снова заставил Рицку поверить себе. Но это в последний раз. Он солгал в последний раз.

Конечно, он не отпустит Рицку. Он лучше умрёт. Или Рицка умрёт, но он не будет вместе с Агацумой. Никогда не будет. Никогда больше не будет держать его за руку, никогда не будет смеяться с Агацумой и гулять по парку, как когда-то давно с ним самим.

В этой битве не будет победителей и побеждённых, Рицка. Да, я солгал, но ты ведь простишь меня снова? В этой битве ты будешь либо со мной, либо мёртв. Да. Мне приятнее будет увидеть тебя в гробу, где много-много чистых белых цветов, чем с Агацумой. Наверное, это будет очень красиво. Прости. Прости меня, мой любимый маленький Рицка.

*

Сохранять хладнокровие всегда очень важно. Рицу-сенсей говорил, что спокойствие и собранность – основа битвы. Противнику всегда легко задеть того, кто очень боится этого.

И Рицка был спокоен. И он не боялся. Он хотел, чтобы его уверенность передалась и Соби, который нервничал с самого утра, но скрывал это всеми силами. Он спокойно, даже равнодушно смотрел на стоящего напротив Сеймея. Но внутри поднималась боль. Рицка думал, что, наверно, скоро научится жить с этой болью, и она уже не будет так сильно мешать ему. Но пока он ещё не научился. Он смотрел на этого родного для него человека и не понимал, как же так получилось, что они стоят уже не рядом. И уже никогда не будут стоять.

Это была боль, которую он так и не смог успокоить в себе перед битвой. Это была единственная его слабость, ну и пусть. Слабостей не нужно бояться. Рицу-сенсей говорил, что их просто нужно преодолевать в себе. Чтобы стать сильным, нужно постоянно работать над собой. Видимо, Рицка всё-таки плохо усвоил этот урок. Он так и не понял, как можно это преодолеть.