Страница 14 из 34
Поворот, принципиально изменяющий содержание творчества в направлении «алгебраизации», произошел в контексте научно-технической революции XX века. Тогда же возникло авангардное искусство, которое не только не противостоит технике, но является ее порождением и приложением. Оно враждебно всему образному, чувственному и непосредственному в человеке, и дальше от прежних классических форм искусства, нежели от науки и техники. А в постмодернизме дело дошло до инсталляций, акционизма, конструкций и прочей игры ума. Сохраняющиеся «дионисийские», даже просто реалистические способы художественной активности не делают погоды. Что касается машинного творчества, компьютерной графики, музыкального программирования и т. п., то приоритет технического начала в нем не требует обоснования. Сальери переиграл Моцарта. А постепенно становится ненужным и он.
Обобщая эти тенденции, можно утверждать, что сейчас, когда творчество как будто вышло на авансцену истории и всячески воспевается, когда убеждают себя и других, что «не красота, а творчество спасет мир», в глубине сцены и за кулисами располагается информационно-материальная техника. Она эволюционирует, саморазвивается, стремительно наращивая сферу искусственного. Не искусство, а искусственное – продукт современного творчества. Творчество как парадигма, креативизм – это научно-техническая новационная деятельность. Остальные формы творчества еще существуют, но на периферии цивилизационного процесса, между тем как благо и опасность таятся в его ядре.
2. Творчество дьявола
По мере того как выясняется, что все дороги ведут в Рим – к творчеству, и оно провозглашается способом бытия человека в мире, возникает вопрос: может ли это бытие быть непротиворечивым? Очевидно, нет, но где анализ противоречий, плюсов и минусов творческой активности людей, данного типа развития вообще? Слабые сомнения, отдельные критические оценки феномена творчества тонут в потоке информации о новых бесчисленных проектах, изобретениях, операциях, новациях, внедрениях и т. д. Новое – значит обязательно полезное, хорошее, значит, его надо скорее воплощать в жизнь. Настроение похожее на то, которое еще недавно царило в отношении роли науки и техники в целом. Но если во втором случае произошло некоторое отрезвление, мы видим амбивалентность, пытаемся как-то в ней разобраться, толкуем о сциентизме и технократизме, то в отношении творчества эйфория продолжается. Ее пора развеять. Оно не должно быть вне критики, некой священной коровой. Потому что это единый процесс и последствия творческой деятельности могут быть столь же угрожающими, как и от безграничного господства техники.
Священная корова то и дело дает бешеное молоко. Чего только сейчас не придумывается, не творится? Очки по разрезанию торта с рисками для наведения ножа; тарелки с пружинами, чтобы при съедании супа они наклонялись; машинка для подсчета волос на голове с дисплеем; унитазы с дистанционным управлением и подсветкой при посадке; аппарат для надевания презерватива и т. д. Но это все мелкое творческое хулиганство. Другие, более опасные достижения связаны с вмешательством в глобальные ритмы природы и наследственность живого, манипуляциями с психикой, о размахе которых широкая публика не подозревает. Их творцы интуитивно чувствуют преступный характер своей деятельности и не хотят ее афишировать, хотя постепенно приучают к тому, что человек будет превзойден и останется на уровне мышления животного. А милитаристское творчество в различных креатологических центрах, сотрудники которых готовы пойти на что угодно, лишь бы была «хорошая физика»! Ради этого многие фанатики способны принести в жертву не только свои, но и чужие жизни. Программа войн в космосе в немалой мере стимулируется исследовательской страстью ученых. Часть специалистов согласна отказаться от нее, но при условии замены сходной по трудности и дороговизне, например, подготовкой полета на Марс. Или созданием щита от возможного падения на Землю какого-нибудь крупного небесного тела. Или от столкновения с кометой. Или вообще от следующего «Большого взрыва» Вселенной. Впрочем, что тут выбирать – не существенно. Главное – обеспечить продолжение работ в космосе. «Желание – отец мысли» и цель вслед за средствами всегда можно изобрести.
Удручаясь экологической трагедией человечества, ища выход из нее, усматривая ее причину в безудержной экспансии искусственного, не надо забывать, что в истоках трагедии лежит творчество. Дьявол тоже творит! За сциентизмом, технократизмом и трансгуманизмом стоит креативизм! Значит надо преодолевать вседозволенность творчества. Соотносить его с мерой человека, оценивать, квалифицировать, включать в систему нравственного регулирования. Если в начале человеческой истории социальные запреты в основном обуздывали чувственные страсти людей, беспорядочную похоть и зоологический индивидуализм, то теперь, когда возник техноэрос и у многих, особенно интеллектуалов, страсть к творчеству подавляет способность к любви и все другие жизненные проявления, перед обществом встает задача регулирования такого рода деятельности своих членов. От творчества надо уметь защищаться.
Трудно вообразить, какой крик обязан поднять по поводу этих предложений всякий уважающий себя интеллектуал. Ведь я посягаю на вторую «священную корову» эпохи Просвещения и либерализма: свободу мысли. Но как посягаю, насколько и посягаю ли вообще – здесь надо объясниться подробнее.
Положительное отношение к свободе человека продукт длительного исторического развития. Свободу чувствования, открытого проявления переживаний общество не признает до сих пор. Она имеет довольно низкую моральную ценность, не всегда одобряется и эстетически. К свободе же мысли отрицательное отношение сохраняет в основном церковь. Все великие религиозные конфессии – христианство, ислам, буддизм, наряду с требованием праведной жизни призывают своих членов к чистоте помыслов. Грех в душе человека, поэтому смирять и обуздывать следует, прежде всего намерения, мысли и воображение. Вера – антипод творчества, она ориентирует на традицию, а не новации, на послушание, а не свободу. Первый познавательно-творческий поступок Адама и Евы привел их к изгнанию из Рая. Творчество началось с греха, дьявол искусил человека творчеством и потому суть творчества – дьявольская. Творец токмо бог, а мы – твари. Занимающийся новациями неминуемо совершает мыслепрестуление, впадает в грех, ибо всякая свобода, всякая социально значимая самостоятельность есть нарушение какого-нибудь завета. В самом деле. Творческий человек редко является примером соблюдения христианских добродетелей. Гений вполне сочетается, если не со злодейством, то с грехом почти обязательно. В мыслях – совершенно обязательно. Об этом свидетельствует как опыт жизни, так и многочисленные признания великих творцов из Пантеона человечества. Импульс к творчеству идет от недовольства реальностью, от несмирения с ней, что никак нельзя считать свойством настоящего христианина. Или мусульманина. Импульс к творчеству идет от потребностей и привязанности к миру, что принципиально противоречит также и восточной религиозной традиции, особенно буддизму с его идеалом нирваны и «недеяния». Дух творчества и Дух религии – враги, хотя на практике это может сглаживаться неполнотой и непоследовательностью того и другого.
Примечательную попытку соединить творчество с религией предпринял Н. А. Бердяев. Он хотел спасти человека от порабощения научным Логосом или, как бы мы теперь сказали, от сциентизма. Он раньше многих увидел нарастающую рационализацию духа и через соединение с творческим началом Богочеловека хотел очеловечить, персонифицировать его, сделать Христологосом. Тогда человек превратится в сотворца бога. «Подлинное творчество есть теургия, богодейство, совместное с богом действие».[30] Увы, развитие событий в XX веке пошло по пути не персонализации, а технизации Логоса, дальнейшего отпадения от бога и человека не только науки, но и творчества. Оказалось, что творчество может быть тоже абстрактным и безличным – «научным». Оказалось, что творчество как создание нового может быть алгоритмизуемым, формализуемым, а значит – машинным. Чистое неограниченное творчество так же опасно, как чистый Логос, а вопрос, с кем будет сотворчествовать человек: с богом или дьяволом, остается открытым. Антроподицею Н. А. Бердяева через свободу и творчество история не подтвердила, а сейчас она становится вредоносной и, собственно говоря, наш подход направлен против нее. Рискуя заслужить упрек в дилетантизме, надо подчеркнуть, что нам ближе традиция другого современника и философского антипода Н. А. Бердяева – М. Хайдеггера с его пафосом не творения, а осмысления и сохранения бытия, его Не-творения.
30
Бердяев Н. А. Смысл творчества. Опыт оправдания человека. М 1989. С. 437.