Дорога на Астапово

Все гуляющие к ней (а к этой могиле не ходят, а именно гуляют, идут неспешно, постепенно приворачивая разговор, как фитиль) говорят о материальном положении семьи графа. О чём же ещё говорить экскурсанту?

Когда я в первый раз подошёл к этой могиле, то внезапно оказался в темноте. Это была храмовая темнота.

Вершины деревьев сомкнулись у меня над головой. В храме царили неясные потусторонние звуки. Солнечные лучи играли на листьях, ещё державших на спинах капельки воды. Капли скатывались, падали вниз, в лесу происходило шуршание и шелест.

Лес высыхал.

Кроме разговоров о материальном, у могилы часто говорят о немецких оккупантах.

Я как-то беседовал с патриотически настроенными людьми о русской истории, могиле Толстого, немецкой скверне и был от этого печален.

Кстати, одной из самых известных перевранных во всём цитат стало знаменитое выражение о патриотизме как о последнем прибежище негодяя.

Множится загадочное употребление неверного авторства и странные трактовки этой фразы: «Великий русский писатель Л. Н. Толстой однажды сказал, что патриотизм – последнее прибежище негодяев». «В последние годы чуть не каждую неделю в какой-нибудь из газет или телевизионных программ повторяется одно из любимых изречений Льва Николаевича Толстого: “Патриотизм – последнее прибежище негодяя”. Авторство принадлежит не ему, но именно огромный авторитет Льва Николаевича обеспечил афоризму популярность и непререкаемость… Но Толстой писал именно о патриотизме. А великий мастер языка всегда говорил именно то, что хотел сказать». «Мне кажется, нет смысла для душевного спокойствия приглаживать мысль Льва Николаевича – гораздо важней её понять».

А вот что говорил Никита Михалков: «Правозащитник г-н Ковалёв говорит с экрана телевизора (НТВ), ссылаясь на Толстого, будто тот назвал патриотизм последним прибежищем негодяя. Но только это не его фраза, опубликована она в книге “Круг чтения” и принадлежит английскому писателю-консерватору XVIII века Сэмуэлю Джонсону, и смысл её прямо противоположный: даже для последнего негодяя патриотизм является последним прибежищем»[34].

Да что там! Это выражение приписывают даже Черчиллю!

Однажды Толстой писал что-то похожее в статье «О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии»: «Патриотизм, в самом простом, ясном и несомненном значении своём, есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых – отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так оно и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм. Патриотизм есть рабство»[35].

Но Толстой не говорил и не писал слов о прибежище. Они действительно принадлежат англичанину Джонсону и были напечатаны со ссылкой на автора в толстовском «Круге чтения» за 1905 год. Кто именно включил изречение Джонсона в книгу, сам ли Толстой или её редакторы, неизвестно. Правда, говорят, что потом он выкинул этот афоризм, видимо осознавая его неоднозначность, и в сборниках «На каждый день» и «Путь жизни», изданных десять лет спустя, афоризма уже нет.

Да и в знаменитой статье «Патриот» Джонсона нет этой фразы, а суть статьи именно в обличении ложного патриотизма – Британия в сложном положении, а негодяи, прикрывающиеся «патриотизмом», могут ввергнуть её в войну, а в этот момент, пишет Джонсон, и без этой войны в стране царит ужас. Особый элемент путаницы вносит то, что под одним и тем же словом «патриотизм» в разное время понимали совершенно разные вещи. Джонсон пишет: A patriot is he whose public conduct is regulated by one single motive, the love of his country; who, as an agent in parliament, has, for himself, neither hope nor fear, neither kindness nor resentment, but refers every thing to the common interest[36]. А уже его биограф Босуэлл оговаривается: Johnson suddenly uttered, in a strong deter- mined tone, an apophthegm, at which many will start: «Patriotism is the last refuge of a scoundrel». But let it be considered that he did not mean a real and generous love of our country, but that pretended patriotism which so many, in all ages and countries, have made a cloak of self-interest[37].

Сэмюэль Джонсон был сложный человек, непростой политик и парадоксалист, живший в то время, когда затрещали устои прежнего мира и треснула даже привычная географическая карта. Для того чтобы понимать, когда это писалось, можно выстроить следующий хронологический ряд: двадцатые годы XVIII века, когда появилось понятие «патриотизм», воспринимающееся сперва как сугубо положительное, но затем, в четвёртом издании словаря английского языка, к нему добавляется уничижительный оттенок в одном из значений – именно тот, что потом использует Джонсон в своей знаменитой статье. В 1773 году происходит «Бостонское чаепитие», через год устанавливается запрет на импорт британских товаров – и вот тогда же появляется статья The Patriot. Скоро в Северной Америке начинается война за независимость, Британия признаёт независимость США, а ещё через год Джонсон умирает. Ещё через пять, когда Великая французская революция в разгаре, публикуется биографическая книга Босуэлла «Жизнь Сэмюэля Джонсона». Тут-то, через семь лет после смерти якобы автора, и после провозглашения независимости США, и даже после взятия Бастилии, сгущается из воздуха этот афоризм.

Но и узнав эти подробности, многие люди не отказываются от собственных трактовок фразы про негодяев и патриотизм. Почему Толстой стал названым автором этой фразы? Да потому что и для давних, и для современных граждан России Джонсон – абстракция, непонятная заморская зверушка. А вот Лев Толстой, как с ним кто ни спорь, символ русской литературы, к которой сохранилось инерциальное уважение. Кого хочется иметь в качестве союзника в пикейно-жилетных спорах? Ответ очевиден, и коллективное бессознательное выпихивает бородатого писателя в центр круга.

Второе обстоятельство – тридцать лет назад, в середине восьмидесятых годов прошлого века, кое-кто использовал афоризм Джонсона, низводя патриотизм любого рода до гадкого свойства недостойных людей. Это было время странной эйфории непослушания и не менее странного противостояния «демократов» и «патриотов» – названия этих человеческих партий сейчас звучат даже как-то неловко.

Теперь времена изменились, и в патриотизме ищется опора. Происходит обратное движение политического поршня. Поэтому и говорят о том, что патриотизм может спасти даже закоренелого негодяя. Можно прочитать это иначе: есть патриотизм двух сортов: один для хороших людей, а другой для дурных. Прочтений может быть масса. И всегда человек обосновывает своё допущение тем, что оно – во спасение. Теперь это не призыв правых или левых, это бессознательная мольба о сплочении, которая в слепоте хватается за попавшийся под руку лозунг.

Патриотизм – такая штука: куда повернёшь, туда и вышло.

И вся эта неразбериха приводит нас к мысли о возрастании нашей ответственности за высказывание в современном мире.

Мире, где самые известные лозунги – это цитаты неточного смысла.

Словом, дело ещё и в том, что спокойно говорить о русской истории можно только с непатриотическими людьми: столько в ней страха, ужаса и величия.

Зашёл разговор о Московской битве и о Ясной Поляне, и я вновь подивился живучести мифа об осквернении могилы Толстого. Дело в том, что хороший писатель Владимир Богомолов в своей давней, но очень интересной статье «Срам имут и живые, и мёртвые, и Россия…» написал один странный пассаж. Вначале он цитировал материалы Нюрнбергского процесса: «В течение полутора месяцев немцы оккупировали всемирно известную Ясную Поляну… Этот православный памятник русской культуры нацистские вандалы разгромили, изгадили и, наконец, подожгли. Могила великого писателя была осквернена оккупантами. Неповторимые реликвии, связанные с жизнью и творчеством Льва Толстого – редчайшие рукописи, книги, картины, – были либо разорваны немецкой военщиной, либо выброшены и уничтожены». А потом сообщил: «(Под “изгадили” подразумевалось устройство в помещениях музея-усадьбы конюшни для обозных лошадей, а под осквернением могилы Толстого имелось в виду сооружение там нужника солдатами полка “Великая Германия”)»[38]. Это очень печальная ошибка, всё дело в том, что в доме немецкие солдаты, конечно, напакостили, кое-где нагадили, кое-что стащили, а вот никакого нужника на могиле не было. Историю про сортир придумали какие-то пропагандистские дураки.

34

Михалков Н. «Объединяться на нелюбви бесперспективно» / записал И. Иванов // Христианская газета Севера России «ВЕРА»-«ЭСКОМ». (http://vera.mrezha.ru/18/37.html.)

35

Толстой Л. О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии // ПСС: в 90 т. Т. 37. С. 123–124.

36

Johnson S. The Patriot // The Works of Samuel Johnson. London, 1837. P. 423.

37

Boswell J. The life of Samuel Johnson. London, 1817. P. 410.

38

Богомолов В. Сердца моего боль. М.: Вагриус, 2008. С. 240.