Страница 9 из 12
И сама отошла, села сзади. И началась служба, и мои дети сидят, сложив ручки на коленках. Они смотрят на служителя, на проповедника, и тихо ненавидят Бога. Я это увидела. Мне стало страшно. Мне стало страшно, и я поняла, почему впоследствии каждый из моих детей дал мне выпить горькую чашу…
Об аде. Мы спускались по кругам, и я видела знакомые лица. Я видела тех, кто ушел в вечность. Я думала, что эти люди спасенные, они шли на Небеса, а на самом деле некоторые из них попали в ад. Я увидела, как бесы, такие они, похожие были как на… кузнецов, в таких же, как бы, кожаных передниках с секирами в руках. Они рассекали души. Вот они рассекли пополам – каждая половина корчится от боли. Они рассекают дальше, и каждая отпадающая часть – она корчится от боли. И вот они уже изрубили, ну, в фарш, в мелкие кусочечки изрубили. Кажется, сейчас вот оно рассеется и муки прекратятся. Но это все вместе соединяется, и душа восстает опять. И опять начинается то же самое. Я опять увидела знакомые лица. Я закричала: «почему? За что им такая мука?»
И Ангел сказал: «это те, кто делал разделение». Я говорю: «я не поняла, какое разделение? О чем ты говоришь?» «Они делили Церковь, Тело Божие, и теперь они ощутили разделение в полном объеме. Они, ища своего, разделяли семьи. И теперь они ощущают это разделение. Они делали разделение на работе, ища своего. И они нашли свое – теперь делят их». Это ужасно!..
В Турции (будучи изгнанными с мужем из Украины и потерявшими все). На следующий день мы опять пришли в полицейский участок. Полицейские были страшно удивлены.
– Как, – говорит, – вам христианин не помог? Мы, мусульмане своих не оставляем. – Мы вынуждены были сказать:
– Он не христианин, он притворяется.
Они приняли этот ответ, хотя очень усомнились. Но через несколько дней они нам сказали, что они нашли другую церковь. Они искали для нас. Они прониклись состраданием. Они видели нашу покорность и что мы не прячемся, мы не воруем, а что мы только славим Господа.
Мы бежали туда, в церковь, но оказалось, что этот зал снимают только по воскресеньям. А это только вторник. Нам пришлось опять идти на вокзал, и опять все сначала. Но ничего. Наступает воскресенье. Конечно, мы идем, и я говорю: «Славик, мы такие чумазые». Мы снегом вытерли руки, лица. Но все равно, мы идем в церковь Божию, пред Бога. Господь усмотрел и это. Когда мы пришли в ту гостиницу, где снимался зал церковью, мы пришли очень рано, за два часа до служения, Господь нам показал, где можно умыться. Мы умылись и привели себя в порядок.
Так как перед операцией я перенесла химеотерапию, три сеанса, и облучение, мои волосы выпали. То, что вы сейчас видите (показывает свои длинные черные волосы), этим волосам всего четыре года. Они так растут. А до этого я была лысая. Мне очень легко было привести себя в порядок – помыть и все в порядке.
Мы вошли в зал. Нам предложили представиться. Муж встал и на английском языке сказал… а это была церковь, созданная для работников посольств. Для евангельских христиан, которые во всех посольствах есть. И мы представились. Муж сказал, что мы христиане-пятидесятники, за проповедь слова Божьего выгнанные из страны. Пастор спросил:
– А где вы живете? – Муж сказал:
– На вокзале.
Богатому американцу очень сложно было понять, что «на вокзале» – это в зале ожидания, на полу. Он думал – в отеле, на вокзале. Поэтому он спросил:
– Вы желали бы, чтобы мы помолились за вас?
– Да, конечно, мы бы очень хотели этого.
Мы вышли вперед, за нас молились. А потом, после собрания, сказали: вы не уходите, потому что мы переходим на общение за столом. За чашкой кофе. Конечно, мы радовались. Мы перешли в другой зал, на общение. И я мужу сказала: «не вздумай съесть больше одного печенья». Мы две недели ничего не ели. Вот одно сухое печенье и маленькая чашка чая. Мелкими глотками.
Я услышала звонкий голос мальчишеский над головой: «а почему вы запрещаете мужу кушать?» На русском языке, в Турции, в Анкаре, в англоязычной церкви. Мы очень удивились. А мальчик сказал: «а я гагауз, с Молдавии. Я здесь учусь в университете, и Бог так милостив, что ответил на молитву мамы. Здесь нашлась евангельская церковь».
Мы пересказали свою историю. Этот молоденький брат, Николай, он побежал к столику, за которым сидел пастор. Он ему все пересказал. Пастор подошел к нам, и плакал. Он шел, и плакал. Он просил: «простите меня, чтобы и Бог меня простил». Конечно, мы тоже просили у него прощения, потому что нашего английского не хватило донести… весь трагизм нашего положения.
Мы больше на вокзал не вернулись. Слава Богу! А еще через несколько дней Господь дал нам работу.
Куда их поселили. Это была гостиница. Притом пять звезд. Роскошный номер. Конечно, первое, что мы сделали, мы сняли с себя одежду и приняли душ. Но мы уже не имели сил что-либо кушать. Легли и уснули. И только через двое суток я проснулась от того, что меня держат за руку. Это был врач. Пастор позвал врача, потому что мы спали не просыпаясь. Он испугался за наше здоровье, и позвал врача. А врач сказал: «ничего, они просто спят. Они просто истощены». Господь очень быстро восстановил нас. А еще через несколько дней мне предложили работу семейного врача к первому секретарю немецкого посольства. Как говорится: «из грязи да в князи».
Когда первый секретарь водил нас по своей квартире, показывал:
– Это ваша комната, это санитарный блок: ванна, туалет, а это ваша сауна… извините, что сауна маленькая. Мы сказали:
– Мы извиняем, нас это устраивает. – Он говорит:
– Наверное, у вас, в Украине, была больше? – Муж говорит:
– Да, в центре города – там большая.
– Питаться будете с нами за одним столом, какая нужна одежда – составьте список, мы вам купим эту одежду.
В общем, нас взяли на полное обеспечение. Плюс к этому еще сто пятьдесят долларов в месяц. Муж спросил:
– Что, за это все еще и платят? – Хозяин наш не понял. Но, когда наступила среда и мы собрались в церковь, он очень удивился. У него были другие планы, у нашего хозяина.
– Когда вы еще, – говорит, – в церковь? – Я говорю:
– В пятницу, и в воскресенье. – Он говорит:
– Как? В пятницу мы едем на уик-энд в Анталию. Вы поедете с нами! – Я говорю:
– Вы же обещали, что мы будем посещать церковь. – Он говорит:
– Да? А какая необходимость? Я плачу своему пастору (он лютеранин был) и он за меня молится. Давайте я заплачу вашему, и пусть он молится. А мы поедем в Анталию. Мы ему объяснили, почему надо молиться. И теперь, заходя наперед, скажу, что через год этот человек и его семья приняли Христа как личного Спасителя. Слава Богу!
Мы год прожили у них. За этот год его четверо детей, страдавшие экземой, были исцелены Господом. И к нам началось такое отношение – уже очень многие работники разных посольств хотели забрать нас к себе. Уговаривали: и в Австралию поедем, и туда, и сюда. Но Господь сказал: «вошли в дом, приняли вас, стойте там». Так мы и поступали. Мы не искали ничего, что неугодно было Господу.
Но прошел год. И опять Рождество. И вот мы в церкви, на коленях, Рождественская ночь. На Западе празднуется с 24-го на 25-е декабря Рождество Христово, а не так, как у нас – в январе. И мы стоим на коленях, и Господь говорит пастору теперь уже, что мы должны встать и идти на Болгарию. Мы очень удивились. Муж сказал: «да, Господи, на Болгарию, значит, на Болгарию». Заметьте, уже не через молодого брата. Через пастора говорит Господь для меня. Я встала с колен и сказала: «Господи, я принимаю. Только давай весной, а? Весной? Холодно!».
Друзья, покорного Господь ведет, а упрямого тащит. Это точная пословица. Потому что на следующий день нас уже арестовали. Турецкая полиция, в которой мы каждый день отмечались, вдруг приехали и сказали, что надо переоформить документы.
У хозяина… он, как первый секретарь, давал Рождественский праздничный обед. Прием был такой. И для этого был куплен новый костюм моему мужу, а мне платье. И я должна была вывести детей вечером перед гостями. Дети должны представиться, и потом я их так же должна была увести, положить спать и вернуться, принять участие в банкете.