Страница 13 из 41
- Прошу тебя, продолжай, - сказал Ликамб.
- Прежде чем луна миновала, умер Савлий, а когда умирает царь, за ним в могилу уходит жена и служанка жены. Они должны быть с царем там, где живут после смерти.
- Какой страшный обычай.
- Он пришел к нам от предков, из стародавних времен. Но Одатис никогда не была служанкой, и вот теперь она едет в белой кибитке, ее убьют вместе с царской женой.
В облицованный камнем проход сверху свалился Филл.
- Это моя невеста. Девочка с волосами цвета пшеницы, ей грозит смерть! - закричал он, бросаясь к Арзаку.
- Я не верю своим глазам! - воскликнул Ликамб. - Мой племянник посмел подслушивать?
- Арзак, объясни скорее дяде, что речь идет о моей невесте, вспомни гадателя на агоре - он так все и сказал!
- Убирайся прочь, мальчишка, наш с тобой разговор впереди.
- Я не уйду, я знал, что здесь укрывается тайна.
Но Ликамб сдвинул брови, и Филл ушел. Он уходил, чуть не плача, оглядываясь через каждые три шага.
- Прости, Арзак. Мне в голову не пришло, что нас подслушивали. Ликамб обнял Арзака за плечи и повел вниз по ступеням.
- Ничего, что подслушивали, - сказал Арзак, всматриваясь в подземный проход, едва освещенный горевшим светильником. - Филл должен все знать. Если Одатис спасется, ей нельзя оставаться в степи. Скифы ее видели в кибитке царской жены, и для них она ушла за царем в вечную жизнь.
- Конечно, мы возьмем Одатис к себе. Но как ты рассчитываешь спасти сестренку? Чем может помочь настой? Надеюсь, ты не думаешь заставить уснуть сразу всех скифов?
- Нет, только Одатис. Если Одатис выпьет сонное зелье и станет как мертвая, ее выкинут из кибитки.
- Все понял, мой мальчик, ты рассчитал правильно, и да помогут тебе Аполлон и Асклепий.
Ликамб взял в руки мерцавший светильник, провел язычком пламени вдоль стены и, отыскав железную скобу, отодвинул один из камней. Открылась темная ниша, уходившая в глубину.
- Снотворный настой изготовлен из трав, растущих в местностях, обильных влагой. Поэтому я храню его близ воды.
Ликамб просветил внутрь, достал небольшой, в пол ладони сосудик из красной глины с высоким горлом и протянул Арзаку.
- Возьми, мой мальчик, - сказал Ликамб. - В этом амфориске заключен чудодейственный дар бога сна - Морфея, и если выпить содержимое, не разбавляя водой, бездыханный сон мгновенно скует тело. Сон будет длится три дня и три ночи и пройдет сам собой. Нет, плата мне не нужна, оставь при себе свое золото, - добавил он быстро, поняв, что Арзак хочет снова сдернуть с руки браслеты. - Лучше скажи, кто научил тебя так превосходно говорить на языке эллинов?
- Филл и Ксанф спрашивали меня об этом.
- Что ты ответил им?
- Я рассказал про Анархасиса, брата Савлия. Он отправился в Грецию и узнал всех наших богов. Савлий убил его за это.
- А что ты ответишь мне, мой мальчик?
- Тоже самое, господин. Анархисис был не единственным скифом, умевшим говорить и понимать ваши слова.
- Но кто-то должен был обучить тебя этому. Может быть твоя мать или кормилица родились здесь, в Ольвии? Может быть рядом с тобой находился постоянно раб с берегов Понта?
Голос Ликамба звучал все настойчивее. Светильник мигал и вздрагивал в его руке, напрягшейся от волнения. И что-то сильнее воли, сильнее торопливых бессвязных мыслей заставило Арзака опустить глаза.
- Раб научил, потом умер, - сказал он чуть слышно.
Ликамб вздохнул, унял в пальцах дрожь.
- Ну хорошо, мой мальчик, ступай, поспеши на помощь Одатис. Да облегчит ее участь снотворный настой.
Он повернулся и стал спускаться в глубь галереи, туда, где бойко журчал источник. Арзак с драгоценным маленьким сосудом - амфориском побежал в дом проститься с Филлом и Ксанфом.
- Молодой господин и Ксанф уехали, - такими словами встретил Арзака старый слуга. - Велели кланяться.
- Уехали в город Ольвию?
- Нет в другую сторону коней направили. Для госпожи Мирталлы молодой господин письмо оставил, - слуга показал вощенную дощечку, исчерченную непонятными знаками.
"Должно быть, Филл устыдился, что подслушивал, иначе не уехал бы тайно", - подумал Арзак, выводя Белонога. Он не знал, что отъезду Филла и Ксанфа предшествовал такой разговор:
- Собирайся, едем! - крикнул Филл. Потерпев неудачу в подземном коридоре, он бегом вернулся во дворик.
- Далеко ли путь предстоит?
- В скифскую степь, за Арзаком. Его сестра в смертельной опасности. И если ты друг, ты отправишься вместе со мной.
- Что за глупости, Филл, пожалей мать.
- После смерти отца я в доме старший. Мать пусть воспитывает малышей, я вышел из-под опеки.
- Нет, Филл, я не могу потакать твоим безумствам, Госпожа Мирталла всегда так добра ко мне.
- А врачеватель Ликамб не добр? Не он ли спас твоего отца? Тогда ты говорил, что ради Ликамба жизни не пожалеешь.
- Я и сейчас готов повторить то же.
- Тогда слушай, - Филл наклонился и, хотя дворик был совсем пуст, зашептал в самое ухо Ксанфа.
- Не может быть! - отшатнулся Ксанф.
- Может. Я об этом подумал еще на агоре, теперь совсем уверился. Только упрямый Медведь сам ни за что не скажет, нужно его выследить. Говори, едешь со мной или нет?
- Еду.
8. СТАРИК ОСТАЕТСЯ ОДИН
Кони чернее безлунной ночи, в звездочках-бляшках на сбруе, привыкли к крикам и звону. Узкие головы не запрокидывались, глаза не косили, открывая темный белок. Тонкие ноги спокойно переступали по влажной траве.
Все меньше дней отделяло Савлия от жилища Вещности, приготовленного для него в конце дороги. Все длинней становился хвост ползущего за повозкой змея. В кочевьях оставались лишь женщины с детьми, да старики, да несколько взрослых мужчин, чтобы было кому перегнать стада на летние пастбища. Те, кто носил оружие, присоединились к шествию. За семь дней пути змей увеличился вдвое, растянулся, насколько хватало глаз.
На восьмой день Иданфирс обнаружил возле себя высокую фигуру с седой головой, втянутой в плечи. Старик! Он опять был рядом. На этот раз он прибыл верхом и, судя по пене, клочьями висевшей на псалиях чалой с белыми ногами лошади, прибыл издалека. Иданфирс не стал дожидаться, пока упрямый кузнец вновь примется докучать просьбой.