Страница 12 из 41
- Перед кем расхвастался, старый?
Из-за колонн появился плотный, среднего роста мужчина с крепко посаженной головой на квадратных плечах. В шапке черных волос и в завитой бороде, окаймлявшей тяжелый подбородок, не было ни одной белой нити. Арзак приготовился встретить старца, убеленного мудростью прожитых лет. Он смутился, но его успокоил приветливый взгляд, которым окинул его врачеватель, здороваясь.
- Здравствуйте, мальчики. Здравствуй, Филл, прекрасно, что навестил родича. Надеюсь, хвори еще не набросились ни на тебя, ни на твоих друзей. Как здоровье Мирталлы?
- Мать здорова, шлет тебе добрый привет и кусок египетского полотна чистейшего белого цвета, который так любят Асклепия, дочь Гигиея, и ты, сказал нараспев Филл.
Ликамб усмехнулся. Он действительно был одет во все белое. Даже подошвы сандалий были привязаны к ногам белыми ремешками.
- Не забудь передать Мирталле мою благодарность. - Он взял протянутый Филлом сверток и отдал слуге. Его движения, как и речь, были размеренны и неторопливы.
- Что привело тебя, Филл, в наше уединение? - спросил он. - В твои годы стремятся туда, где шум веселья и смех. Холм Асклепия погружен в тишину и печаль.
- Мой гость по имени Арзак - Медведь, скиф из племени царских скифов, стремился к тебе через степь, опережая ветер. Он набит тайнами, как мешок богача монетами, и на нашем языке говорит, как настоящий эллин, родившийся на берегах Понта или в самой Греции.
Ликамб внимательно оглядел чужеземца. Стройный мальчик с круглым скуластым лицом и светлыми волосами ему понравился. Особенно привлекательным показалось живое, взволнованное и неуловимо гордое выражение его лица.
- Значит, ты из племени "царских" скифов-пахарей. Говори, мальчик, что привело тебя ко мне?
- Хайре, мудрый врачеватель, знающий скифские племена! - сказал Арзак.
- Пусть не споткнется твой конь, не пролетит мимо цели стрела. Я пришел просить у тебя сонного зелья, от которого человек падает бездыханным, словно его настигла смерть.
По лицу Ликамба пробежала тень. Брови сдвинулись, выпуклый лоб прорезали вертикальные складки.
- Кто послал тебя, чужеземец? - спросил он быстро и глухо.
- Меня послала нужда, и заклинаю тебя мечом и твоими богами, не откажи. Вот золото. - Арзак сорвал с руки три браслета. - Возьми и дай мне взамен сонного зелья, цвета белужьей икры.
- Ты называешь цвет! Клянусь Аполлоном, отцом Асклепия, немногим случалось видеть неразведенный настой. Этот слуга, ученик и моя дорогая жена, с которой мы собирали травы, гуляя среди холмов, - вот и все, кто его видел. Ученик и слуга о настое болтать не будут. Ту, которую я любил, отняли боги. Мальчик, кто рассказал тебе обо всем?
Арзака охватила тревога. Мысли закружились с такой быстротой, что он испугался, как бы они не вырвались со словами. Нет, второй раз он не нарушит клятву. Прижав руки к груди и очень волнуясь, он сказал:
- Твое имя в степь принесли торговцы. Они клялись, что мудростью ты превосходишь всех врачевателей, что слава твоя на вечные времена. Я отправился в Ольвию на поводу их клятв. Дай мне зелье, и я привезу тебе золотые кольца, и траву-"безымянку" для лечения ран, и целый мешок "скифской" травы - с ней можно прожить без пищи десять и даже двенадцать дней. Я сделаю все, что ты скажешь. Дай мне зелье.
Во время этой сбивчивой речи Ликамб не отводил от Арзака горящего взгляда. Потом складки на лбу разгладились, взгляд прояснился, и Ликамб спокойно сказал:
- Не откажись, чужеземец, прогуляться со мной к источнику. Мне необходимо проверить уровень воды, и наш разговор мы продолжим в подземном коридоре.
- Слышал! - воскликнул Филл, не успела упасть на место завеса, за которой скрылись Ликамб и Арзак.
- Говорили в голос, конечно, слышал, - ответил Ксанф.
- Ах, Ксанф, неужели ты не заметил, что Ликамб, как и я, заподозрил тайну. Побегу послушаю, о чем они говорят.
- Подслушивать стыдно!
Но Филл исчез за колоннами, прежде чем Ксанф успел его задержать. Только мелькнул полотняный хитон.
- Купцы не солгали, мальчик, - сказал Ликамб, входя с Арзаком в галерею, наклонно сползавшую в толщу холма. - Мне открыты целебные свойства трав, я знаю действие соков, которыми плачут деревья. Снотворный настой, о котором ты говоришь, способен свалить даже быка. Это сильное средство, и прежде, чем дать тебе хотя бы каплю, я должен знать, что она не послужит во вред. Здесь мы одни, и ты скажешь мне правду.
Арзак не был уверен в том, что они одни. Ему слышался шорох, он косился по сторонам, стараясь понять, откуда доносятся звуки, но взгляд упирался в глухие каменные стены.
- Ты молчишь, чужеземец?
- Я боюсь утомить тебя длинным рассказом.
- Не беспокойся, я привык выслушивать истории целой жизни. Больные рассказывают их каждый день.
- Мне было четыре года, Одатис была меньше ягненка, когда мать привязала Одатис ко мне на спину и сказала: "Спрячься в овраге". Я так и сделал. Одатис плакала, потом затихла. Потом мы с ней очутились у Старика. Старик сказал, что был бой из-за пастбищ и что все люди нашего кочевья убиты, мать тоже.
- Старик приходится тебе дедом?
- Нет, он сам по себе. Его зовут "Стариком" из-за боязни накликать беду, по-настоящему его имя - Гнур.
Суеверия есть и у греков. Например, считается дурной приметой сидеть нога на ногу, скорее это должно назвать дурной манерой. Но скажи, почему твои соплеменники боятся Гнура?
- Из-за его мастерства, они думают, что в кузнечной работе Старику помогают духи земли и луна.
- Это Гнур сделал те замечательные браслеты?
- Да, только они не замечательные, они принесли беду.
Арзак настороженно посмотрел на Ликамба и замолчал. Ему снова послышался шорох, теперь совсем близко.
- Как случилась беда, мой мальчик?
- Из царского стойбища приехали пять дружинников за нетупеющим акинаком. С ними приехала царская жена. Она сказала: "Старик, сделай мне три золотых браслета на манер эллинских, каких не было ни у одной из жен". Старик сказал: "Сделаю". Потом царская жена услышала, как поет Одатис, и спросила: "Это твоя внучка?" Старик промолчал. Тогда она спросила Одатис: "Ты любишь петь?" - "Очень-очень-очень", - ответила Одатис. "Поедем со мной в царское стойбище". - "Нет", - сказал Старик. Но царская жена кивнула дружинникам. Один из них схватил Одатис и ускакал, четверо других выхватили кинжалы. "Нет", - повторял Старик. Он сделался белым, словно вся кровь ушла под землю. - "Ни одного акинака больше не будет". - "Зря беспокоишься, - сказала царская жена и повела глазами, - твоей внучке будет хорошо. Пусть повеселит меня песнями, а в следующую луну я приеду за браслетами и привезу тебе девчонку живой и невредимой". Так она сказала, и все ускакали. Пес Лохмат убежал еще раньше за конем, который помчал Одатис.