Страница 35 из 38
Амариэ кивнула.
- Ну, дальше, на самом деле, не так просто. Если первые две промашки можно было бы списать на уважение к виновнику торжества в стремлении следовать его обычаям, то вот с текстом песни вышел любопытный казус. Дело в том, что эту песню про журавлика я сам переводил с ах’энн. После некоторых хм… приключений, текст попал в руки известной девы-менестреля, Лютиэн Тинувиэль, ныне, увы, покойной. Тинувиэль изменила тот куплет, в котором говорилось о Мелькоре, досочинив взамен него другой, и стала петь эту песню на концертах. Я не знаю, каким образом эта песня попала в Валинор, где ты услышала ее и запомнила, но только спела ты ее именно в том виде, в каком ее пела Тинувиэль из Дориата. Эллери Ахэ пели иначе. Ну и последнее: оригинал песни был написан явно не на квэниа. Вначале я подумал было: вдруг ты просто решила сделать приятное Финроду, спев песню на его родном языке (совершенно, кстати, напрасно, он за это время успел ах’энн выучить, умная башка!), но потом сообразил, что ты не просто повторяешь заученные фразы, но и прекрасно понимаешь их значение. Следовательно, язык Светлых эльфов ты знаешь – я видел слезы на твоих щеках, когда пел о Тинувиэль – а Йолли из Лаан Гэлломэ его знать не могла. Вот она, четвертая и главная ошибка вашей маскировки, леди Сулимо!
Сотворенный умолк, самодовольно покачиваясь на стуле. Амариэ смотрела на него с тем восхищением, какое испытывает первогодок-ученик, глядя на работу мастера.
- Тху, ты гений! – наконец, выдала она. От такого неожиданного обращения Черный Майя потерял равновесие и вместе со стулом грохнулся в густую траву. Амариэ вскрикнула и бросилась ему помогать.
- Йолли? – длинный палец Гортхауэра уперся в нее.
- Что? – встревожено отозвалась девушка, на миг отвлекшись от попыток поднять стул вместе с таирни.
- Ты тоже умница!
И он подмигнул левым глазом, да так задорно, что Амариэ залилась смехом. Гортхауэр глянул на нее и расхохотался за компанию. Всеми забытый крахмальный журавлик кое-как добрался до края стола и попытался вспорхнуть, но поскольку крыло у него было только одно, то ожившая фигурка сумела лишь неуклюже перевалиться за край и шлепнуться Черному Майя на лицо. Хохот грянул с новой силой.
- Нет, ну что за гости пошли – на минуту нельзя одних оставить! – проворчал неожиданно подошедший к ним Финрод. В одной руке он сжимал пачку исписанных листов, а в другой, естественно, пыльную бутылку, – Стулья трещат, гости пищат, смех какой-то дурацкий на весь парк! Что вы тут творите, а?
Гортхауэр резво вскочил на ноги и пригладил растрепанные волосы. Затем вернул на место упавший стул.
- Смеемся, – как ни в чем не бывало, ответил он. – Стулья ломаем. А ты думал?
- Ничего я не думал, – возразил эльф, водружая добычу на стол. – Я вам песенку принес, слушать будете или как?
- Или как, – добродушно буркнул Черный Майя, вышибая пробку из бутылочного горлышка. – Шучу, конечно. Давай уже, не тяни кота за хвост, покажи свое творение даме!
И он поклонился Йолли.
- Сейчас! – зарделась она. – А можно сначала… ну, минуточку подождать, совсем чуть-чуть?
Девушка протянула Сотворенному сложенные горстью ладони. В их чаше смирно сидел игрушечный журавлик.
-Я ему крыло сделала, – застенчиво сообщила Йолли, – Теперь должен полететь…
Сотворенный усмехнулся, и, склонившись через плечо девушки, несильно дунул в подставленные ладони. Сорванный с руки потоком воздуха, журавлик пару раз неуверенно хлопнул крыльями, изогнул шею – точно обернулся посмотреть на тех, кто подарил ему жизнь, – и неровными толчками начал набирать высоту…
Они ушли. Ушли вдвоем. Я не останавливал, не уговаривал остаться – чувствовал, наверное, что не имею на это права… или скоро не буду иметь. Все складывалось так, как должно, в конце концов, эти двое встретились, несмотря на все преграды. Их теперешнюю участь трудно назвать легкой: Финрод столько веков прожил затворником, что привыкать к изменившемуся до неузнаваемости миру Средиземья ему придется столь же тяжело, как и беглой валинорской принцессе Амариэ. Но за этих двоих я спокоен. Хотя бы потому, что их двое. А я один… нда… как-то вот так получилось.
Написанная Финродом опера вызвала небывалый восторг у Амариэ… или Йолли? – Тьма Изначальная, я уже и сам запутался, как правильно. Юная леди заявила, что эта вещь непременно должна увидеть свет, и что лично она приложит к этому все силы. Ну-ну… зная Амариэ, можно быть уверенным в том, что опера Финрода будет поставлена на лучших сценах Средиземья, а сама воспитанница Короля Мира будет исполнять главную женскую партию, причем, скорее всего – Элхэ, ибо из партии собственной героини малышка Йолли выросла окончательно и бесповоротно.
Финроду я поражаюсь, чем дальше, тем сильнее. Даже по прошествии тех сотен лет, что он проторчал в моем замке, я не всегда могу предсказать его мысли и поступки, хотя в случае Элдар я редко промахиваюсь в суждениях. Может, он – Эдайн? Шутка. Как-то раз, когда мы с ребятами обсуждали оперу, Инголдо посетовал на то, что Тинувиэль так рано покинула пределы Арты: он, мол, специально под ее голос некоторые партии писал. Нет, вы слышали? Это говорит ярый ненавистник средиземского фолк-рока, оголтелый фанат Даэрона! Вот и понимай, как хочешь.
Остатки клана Красного волка переселились в Ангмар. Из огромного племени уцелела едва лишь пятая часть, поэтому иртха Туманных гор приняли переселенцев куда менее враждебно, чем следовало. Что произошло с Хуркулух – не знаю, а вот Муфхар-иргит по сю пору жив и здоров, даже однажды заходил в гости. От почтенного шамана я и узнал о великом Северном переселении иртха Тол-ин-Гаурхота. Поговаривали также, что вскорости между Муфхар-иргитом и шаманом одного из соседних кланов, неким Рраугнуром, разгорелась настоящая идеологическая война. Камнем преткновения явилось несогласие двух мудрецов во взглядах на природу вашего покорного слуги. Ничего себе, да? Я уж думал, они найдут куда более важную причину для конфликта, например, поспорят о сущности Эллери Ахэ: были ли они уллах или все же существами из плоти и крови (впрочем, в отношении меня они и сами не пришли к окончательному выводу по данному вопросу). Ну, или какого на самом деле цвета были глаза у Тано…
Да, кстати, о Тано. Перед самым уходом, в последнюю ночь своего пребывания в Красном замке, Йолли поднялась ко мне в комнату. Я сразу понял, что она намерена сообщить мне нечто важное: в противном случае, она сделала бы это раньше или, напротив, дождалась утра. Ожидал услышать что угодно: у меня нервы крепкие, да и лекарство от мировой скорби всегда под рукой – захватывающую повесть о пиратском прошлом Кирдана Корабела, признание в любви ко мне, сожаления по поводу скорой разлуки, мысли о возвращении назад в Валинор, слезной просьбы воскресить ее родителей… Но вместо этого Амариэ рассказала мне о том, как однажды выпросила у Короля Мира позволения заглянуть за Двери Ночи и о том, что она там увидела.
В этом месте она разрыдалась, да так сильно, что бедной девочке пришлось налить. Сам я к этому моменту давно хлебал из горла, и «Пламя творения» казалось мне чем-то вроде чая: ни вкуса, ни крепости, ни горечи – один только аромат. А Йолли говорила и говорила…
…о сведенных судорогой боли руках, скованных цепью. О лице, обезображенном незаживающими ранами. О зрячих черных провалах на месте выжженных глаз. О невыносимом холоде межмирного одиночества и тяжести Ангайнор. О бессильно поникших плечах и сломанных крыльях. О моем создателе, Учителе и отце… о том, что сделали с моим Тано…
Амариэ рассказала мне, как, испугавшись его уродства, прибежала к Манвэ и долго плакала, уткнувшись носом в подол лазурной мантии. Как громко сожалела, что собственными руками не успела вырвать глаза этому мерзкому чудовищу, посмевшему назваться братом ее возлюбленного учителя, воспитателя и господина…. – здесь она снова разрыдалась, на этот раз настолько неуправляемо и безутешно, что оказался бессилен даже мой хваленый коньяк. В кратких перерывах между всхлипами она, стоя на коленях возле моего кресла, умоляла о прощении за эти ужасные слова. Повторяла, что больше не хочет и не умеет с этим жить, и что я имею полное право сейчас убить ее, потому что нет и быть не может никакого прощения, ибо тот, перед кем она виновата, никогда не услышит слов покаяния…