Системный сбой

- О чём она? – не понял Громов.

- Мы не можем перенести сознание на жёсткий диск, – развёл руками Целтин. – Эта опция и впрямь под запертом. Только из головы в голову.

- Ну и... – Громов явно терял терпение.

- Нужна третья «болванка», – без выражения сказала Женя.

- Какая ещё болванка? – Громов насторожился.

- Она про голову, – объяснил оказавшийся в теме Панфилов. – Чтобы поменять местами две сущности, при этом сохранив невредимой каждую из них, необходимо временное хранилище – простая арифметика. Иначе, ничего не выйдет.

- Это так? – Громов видимо посчитал нужным свериться с мнением Целтина.

Целтин кивнул.

- Боюсь, именно сегодня обмен не получится. Нужно выждать время, ещё раз всё проверить...

- Об этом не может идти и речи! – Громов бахнул, как из гаубицы, так что Целтин невольно проглотил язык.

- Но... – Панфилов чуть было не оказался стёрт и развеян в пыль свирепым взглядом полковника, брошенным в сторону помощника.

- Мы закончим. Сейчас, – ответить на такое было нечего, хотя...

У Жени кое-что было.

- У нас есть болванка, – слова давались с трудом; ощущение, будто она наглоталась кусков льда – всё внутри дрожало, ныли дёсны. Мысли снова путались, чему Женя была несказанно рада. В противном случае, инстинкт самосохранения неминуче выбрался бы наружу.

- Женя, ты о чём? – медленно спросил Целтин, делая вид, что не догадывается, к чему именно подводит девушка.

Женя постучала указательным пальцем по голове.

- Глупость, – Целтин отвернулся, давая понять: проехали. – Нужно провести расчёты. Сделать предварительную подборку данных. Даже если не получится сохранить оригинал, есть шанс создать копию, которая ничем...

- У нас нет времени, – упорно проговорила Женя. – Сергей Сергеевич, вы и сами это прекрасно знаете.

Целтин резко обернулся, подошёл к Жене.

- Женя, прекрати! Ты всех пугаешь! Самопожертвование – это последнее, что может прийти в голову!

- А как же истина? – прошептала Женя.

- Да при чём тут это?! – Целтин аж взмок, пытаясь переубедить Женю сделать последний шаг.

- Может быть, смысл всей моей жизни заключается именно в этом моменте, – Женя улыбнулась, силясь не разреветься при всех. – Одному богу известно, сколько уже раз происходил этот разговор. Я как белка в колесе, кручусь на месте, уверенная, будто что-то открываю. На самом же деле просто прожигаю жизнь, с головой погрузившись в очередную иллюзию.

- Она бредит, – Панфилов испуганно глянул на Громова; тот ждал, плотно сжав губы.

- Мы должны спасти Соню! – Женя заломила кисти рук. – Ведь это первостепенная цель! Всё остальное не имеет значения. Я поклялась! Мы поклялись.

- Но ведь мы можем заместить ИПС сознанием девочки, – осторожно заметил Панфилов, избегая больше смотреть на босса. – Да, мы ещё не делали таких накладок, но велика вероятность, что прежняя сущность окажется полностью отформатированной. Девочка будет хоть и не совсем девочка, но... всё же наша, земная.

- Видишь. Женя, успокойся, – Целтин шагнул к Громову. – Ведь всегда есть...

- Нет, – сухо отозвался полковник, глядя Целтину в глаза.

- Нет? – Панфилов был явно удивлён, как будто не знал Громова все эти годы. – Но ведь...

- Я сказал нет, – Громов расстегнул кобуру. – Мне нужна информация. А у этого, – он кивнул на девочку, – она есть.

- Вы только послушайте себя, – изумился Целтин. – Это же бесчеловечно!

- Отнюдь, – Громов был непреступен, как скала. – Вы пытаетесь спасти девочку, которая уже никогда не станет одной из нас. Только представьте, ведь ей будет необходимо сырое мясо, или вы думаете, организм так легко перейдёт на йогурт и брокколи?

- При чём тут это? – Целтин уже понял, что спорить с федералом бессмысленно: тот запросто уделает их всех, найдя ещё с десяток сомнительных доводов, что Светлане никогда и ни за что не обрести человечность. Тем не менее, он не сдавался: – Всё зависит от социума, внутри которого существует индивид. Если девочка не обретёт себя заново, повинна в этом окажется вовсе не она, а мы с вами. Мы, потому что так и не смогли. Вы, потому что не позволили.

- Прекратите играть в слова! – перебил Громов. – По-вашему, гуманно то, что пытаетесь провернуть вы?

- Простите, я не понимаю...

- Вы уже так основательно прониклись идеей спасти девчушку, что и сами не понимаете, в угоду чему движетесь дальше. А ведь вами движет ни что иное, как интерес, а вовсе не сострадание. Вы – учёный. Таким как вы, не принято зацикливаться на частностях. Вопросы мирового масштаба, вот что должно волновать в первую очередь! Как спасти миллионы в той ситуации, в которой мы все оказались?! На что мы сможем пойти, чтобы сохранить человечество, как вид?

Целтин хотел было что-то возразить, но не смог, так и оставшись стоять с разинутым ртом. Политика Громова была верна, её поддержали бы многие, но вне сомнений, отыскались бы и такие, у кого противоположное мнение. Такие, которым вовсе не плевать на частности, ведь общеизвестно: порой за рутиной мельтешащих дней, мы упускаем из виду самое важное, неприметное, скрытое от глаз таких, как Громов, в виду того, что те могут всё испортить.

- Боюсь, ситуация развивается так, что мы сами не можем себе помочь, – Женя словно прочла мысли Целтина. – Я знаю, не спорьте. Потому и пришли они, – кивок в сторону тел. – Один, чтобы убить. Другая, чтобы спасти. Как ангел и демон, – Женя вздохнула. – Знаю, вы мне не верите, считая умалишённой, поэтому давайте закончим этот пустой разговор. Мне противен всякий спор, когда всё уже ясно наперёд.

Женя сорвалась с места. Обошла застывших в оцепенении мужчин. Остановилась за каталками у стола с инструментами, выбирая нужную ампулу.

- Женя, не дури! – Целтин первым пришёл в себя; рванул с места, но встретившись взглядом с Женей, невольно остановился. – Мы оба знаем, что это не выход. Пусть он замещает девочку. Это уже не важно.

- Что не важно? – грустно улыбнулась девушка. – Жизни семи с половиной миллиардов человек? Попробуйте сказать это с экрана телевизора – повесят ярлык.

- Женя!

- Я ничего не почувствую, – Женя показала ампулу. – Всё сделаю сама, так что винить себя вам не придётся.

Жене вдруг сделалось страшно. Они никогда и не подозревала, что может быть настолько сильной. Ведь именно сейчас она беспристрастно рассуждает о собственной смерти. Ноги вмиг сделались ватными. Осознание близкого конца повергло сознание в шок. Руки тряслись, зубы выбивали канонаду, всё внутри сжалось в комок. Женя поняла, что не сможет самостоятельно вколоть себе раствор, просто не попадёт в вену. Всё идёт не так! Ещё и в голове помутнело, не свалиться бы...

«Запомни, смерти страшится лишь тело. Душа жаждет освобождения, так как оковы земной оболочки – ей в тягость!»

Свет померк. Женя была уверена, что отрубилась. Однако уверенность длилась недолго. А в бессознательном состоянии не может быть никакой уверенности. Осознание данности вернуло к реальности, которая так никуда и не делась.

Под потолком вспыхнули красные лампы аварийного освещения. Предметы вокруг заскакали в каком-то жутком ритуальном танце. Мимо промелькнул карлик с головой гидроцефала. Присмотревшись, Женя распознала в уродце скукожившегося Панфилова; федерал поочерёдно склонялся над рябящими мониторами, отправляя системы в гибернацию – мощностей для дальнейшей нормальной работы катастрофически не хватало.

Здание содрогнулось. Протяжно громыхнуло. На головы посыпались потолочные панели, вперемешку с кожухами осветительных ламп. Женя машинально вскинула руки, заслоняя лицо. По ладоням и кистям что-то потекло. Заново опустив руки, Женя в ужасе смотрела на оставшиеся в ладони осколки от ампулы.

- Чтоб тебя! – выругалась Женя, как если бы цель самоубийства целиком и полностью завладела её разумом.

Из дверного проёма послышалась тревожная автоматная трель. Потом снова и снова, пока канитель звуков не слилась в отчётливую канонаду.