Системный сбой

- Но ведь камеры всё пишут... – Женя не знала, что ещё спросить, потому спросила глупость.

- Вы же знаете, что вблизи ИПС цифровая техника ведёт себя нестабильно, – Панфилов был серьёзен, как учитель, тыкающий ученика носом в явный недочёт. – К тому же жёсткие носители ненадёжны. Зачастую форматируются сами по себе, – он глянул на Громова; тот кивнул.

- Спасибо, – сказал Целтин. – Так что дальше? Ведь так просто вы нас не отпустите...

- Вы правы, – кивнул Громов, хватаясь за каталку с девочкой. – Вы перемещаете ИПС из головы ребёнка в клон и можете быть свободны. На этом наши пути расходятся.

- А как же...

- Девочку можете забрать, – Громов бестактно перебил, отчего Женя смутилась.

Помещение лаборатории содрогнулось. И без того тусклый свет нервно замерцал. Погасла пара мониторов вдоль стен, другие заслонились бесконечной чредой ломаных графиков и цифр.

- Нужно спешить, – сказал Целтин, толкая каталку с клоном к оборудованию в дальнем конце помещения. – Женя, подготовь всё. Скорее!

Девушка побежала впереди, путаясь в полах халата. На душе снова было тяжело, но Женя не могла сказать, почему. Перед взором проигрывались сцены из её никчёмной жизни... Серость детдома. Унылые краски института. Свежая палитра из общения с Соней. И снова унылость, заканчивающаяся кромешной пустотой.

Только сейчас до Жени дошло, что она не переживёт этот вечер.

Алгоритм был задан. Событийность построена. Бежать от судьбы не было смысла.

Почему-то страха она так и не испытала. Было грустно... и только.

Кода стало понятно, что ничего путного из их затеи не выйдет, Женя нервно рассмеялась.

Целтин с Громовым переглянулись; Панфилов, на всякий случай, отодвинулся.

- Женя, может передохнёшь? – спросил Целтин, оглядываясь на пустующую кушетку за шторкой. – А мы тут пока без тебя покумекаем.

Женя была бы рада ответить, но смех не отставал, рискуя перетечь в самую настоящую истерию. Закончить именно так – рехнувшейся в глазах коллег и друзей – она не хотела. Пришлось заставить себя думать в другом русле. Раз ничего не входит, причина должна крыться в самом начале, там, до куда они не отматывали при Громове ещё ни разу.

- Солнце, – выдохнула Женя, снова набирая полную грудь воздуха и задерживая дыхание, чтобы не рассмеяться.

- Что солнце? – не понял Панфилов.

Женя глянула на Целтина, надеясь, что тот вспомнит и ей не придётся самой всё объяснять федералам.

- Ну, конечно... – До Целтина наконец дошло, чему Женя была бесконечно рада. – Солнце.

- Объясните, – потребовал Громов.

- Думаю, во всей этой канители, мы упустили один основополагающий момент, – Целтин задумался, потом продолжил: – Дело в том, что первичная информация была получена с Солнца. При этом произошёл некий сбой. Целенаправленный или случайный – нам неизвестно. Но так или иначе, всё свелось к тому, что сознание Светланы оказалось записанным на диск, а вовсе не на матрицу подсознания, как это заведено в нашем логичном мире. Некий системный сбой или целенаправленное вмешательство, но, повторюсь, что-то пошло не так...

- Ещё изначально нужно было плясать от этого, – Панфилов был искренне разочарован. – Мы упустили основополагающий момент, что теперь может стоить нам многого.

- Но Солнце... Чего там может быть такого? – спросил Громов, оглядывая коллег.

- Гравитация, – сказала Женя, больше не испытывая потребность в смехе. – В тот день было много пятен, я запомнила. А ночью произошла колоссальная вспышка, об этом ещё говорили в новостях. Что-то и впрямь случилось, причём прямо у нас под носом. Думаю, в нормальных условиях, Солнце представляет собой что-то типа звёздных врат. Именно благодаря гравитации звезды, мы и приходим на Землю и уходим, изменившимися, что-то преодолев в себе. Может быть, ту самую агрессию, которая якобы заложена в генах.

- Но где же тогда отправная и финишная точки? – Громов явно заинтересовался.

- Уверена, таких мест много, – Женя развела руками. – Зодиакальное расположение звёзд. Скорее всего, это ничто иное, как координаты. В какой альфе звезда – оттуда и образуется мост. Потому и характер человека сильно зависти от даты рождения, читай от того, откуда прибыла в заточение сущность.

- Бог ты мой... – Панфилов ухватился белыми ладошками за губы, словно сболтнул ересь.

- А ведь у нас коллективный побег, – сказал Громов, ни к кому конкретно не обращаясь. – А что в таком случае делают охранники?

Долго никто не решался нарушить тишину, сгустившуюся после слов полковника, так что последнему пришлось заговорить снова:

- Мне нужно оно, – он кивнул на тело девочки. – Я хочу знать всё.

Холодный тон федерала пробрал до костей. Жене даже показалось, будто на неё опрокинули ушат ледяной воды. По телу рассыпались гусиные мурашки, а вот в голове, как это ни странно, в кои-то веки установился завидный порядок. Сознание оказалось кристально чистым. В нём, как в аквариуме с прозрачной водой, степенно плавали мысли, одна карикатурнее другой, отчего сделалось вконец не по себе. Только сейчас до Жени дошло, что всё последнее время она на полном серьёзе думает о собственной смерти, а окончательно не рехнулась только потому, что в голове до сего момента царил полнейший кавардак. Так обычно роешься на чердаке в старых вещах, в поисках чего-то утерянного, откладываешь насущное, что на поверхности, подальше от себя, надеясь отрыть на глубине то самое, сокровенное. Когда поиски заканчиваются ничем, бредёшь обратно, неизменно спотыкаясь об отложенное ранее... Вот оно, никуда не делось.

«Бог мой, ведь так каждый человек копошится на протяжении жизни, откладывая помыслы о смерти на потом. Потом мы спотыкаемся об тот самый час и уже не можем подняться, принимая всё, как есть. Потом... Оно бесконечно коротко, потому что лежит вне координат времени. Оно просто настаёт из бездны, ставя перед фактом. Так, как меня сейчас».

Женя вдохнула полной грудью. Огляделась. Только сейчас поняла, что с момента последней речи Громова, никто больше не проронил ни слова. Все застыли, точно на полотне художника-модерниста; каким-то непостижимым образов вросли в реальность, сделавшись частью пространственно-временной ячейки, которая здесь и сейчас абстрагировалась от основного информационного канала Вселенной, потому что дальнейший смысл всего происходящего вытекал из этого самого момента. Здесь, под крышей лаборатории в городе Долгопрудный, образовалась та самая точка пересечения, из которой расходятся струны Мультивселенной. Просто раньше этого никто не видел. Сегодня что-то изменилось, простым смертным дозволили созерцать момент творения вживую. Осталось только принять решение, как быть дальше, и мир заново оживёт, покатившись, как по накатанной, в заданном направлении, стремительно удаляясь от своего альтернативного побратима, в котором решили поступить иначе.

- Нет. Не получится, – Целтин отмер, как если бы действительно персонаж акварельного полотна, под шелест отслаивающихся мазков, спустился с холста, в мир эмоций и звуков. – Мы можем перенести только кого-то одного.

Женя зажмурилась. Мотнула головой, силясь избавиться не то от неприятного зрительного образа, в котором все походили на вмиг оживших намалёванных на стене марионеток, не то желая во что бы то ни стало вытряхнуть из головы слова Целтина, потому что те чинили явный вред.

«Нет, боль! Веред себе сейчас могу причинить только я сама».

- Что не так? – тревожно спросил Громов.

- Не получится использовать, как временное хранилище жёсткий диск компьютера.

- Постойте, – Громов ухватился за переносицу, как при мигрени. – Ведь ваша девчушка «прожила» в системнике больше десяти лет! Или я чего-то не понимаю?

- Да, всё верно, – кивнул Целтин, с трудом отрывая руку от пачки сигарет в кармане.

- Тогда в чём проблема?

- Да если бы всё действительно было так просто, вы бы все посчитали за благо, после смерти физической оболочки, перебираться на ПМЖ в системник, – Женя не смогла сдержать саркастичной улыбки. – Вам же плевать на этику – вечной жизни подавай!