Страница 3 из 16
3. Ангар в сумерках
Рога ангара воткнулись в поле.Шок высоты, где вещества – разжаты.Зияет сектор лобной долиполупостроенного дирижабля.Мы легче воздуха и по горизонталисвободно падаем. Мы заполняем складки, уголки.Пустея вдоль, как стёкла на вокзале.И дирижабль плывёт и из-под брюха выщёлкивает огоньки.Кто прятал днём под сварочным щиткомсвой маркий мозг? В кармашки вдетыопаловые инструменты. Целикомангар рассеялся. И роботы, оцепенев, поддерживают валкие пакеты.Ангар погас, пропал. Но всё же что-то движется в ангареот зоны к зоне, от сих до сих.– Что вертишь головой? Что ходишь вверх ногами?– Я ищу лики святых.4. Титонус-цикада
Эос встаёт, два британских историка приземляются в Кёльне.Бореи с заячьими губами дуют на старую карту в обе щеки.Улыбаясь, коллеги спускаются в прямогоугольный,лазурный архивный зал. Словно кровельщики,их перчатки хлопчатые ползают по скатам футляра,ощупывая картонаж, а под ним – по оценкам – цыганка.Движется египтянин, как по верёвочным лестницам, с камнем загара,наискосок, по частям. Скаважистые обломки и где-то вдали – цикада.В слоях футляра найден папирус с записью жалоб Сапфо.Плач, спрессованный под слоями наката.Забытая мумия периода Нового царствавспоминает мелкую сеточку для волос, которая на слух – цикада.В слово Эос вкатывается школьный глобус,когда сквозь экватор ты смог дотронутьсядо оси и обвёл полушария – получается монограмма: Эос.В минусовые времена в Эфиопии она с Титонусомшлёт прошения о его бессмертии и получает «да».Высшие забывают купировать ген старения и распада,и Титонус с Альцгеймером из городка Висбаденнезаметно заброшенны на дирижабль – в башню льда.Звук цикады выходит из ниоткуда, отчуждаясь в зёрнах феррита.Т-сс: рыжую пудру счищают бумажной салфеткой,или пачка купюр с оттяжкой спружинит по пальцу – и шито-крыто.Титонус, себя ощупав, обнаруживает цикаду на ветке.Он забывается, будто тело его из тысяч кармашков…Где? В каком? Тьмы подглазных мешочков, но глаз не найти в них.Два британских историка над Ла-Маншемпропадают в пространствах нефигуративных.5. Расписание
В. Х.
Капли дождя над морем большие, как вниз черенком отвёртки.В мягком наплыве усадьба и панорамы без чётких границ.Плащ её длинный между деревьев по ходу меняет оттенки.Что-то в ней от офицерской линейки – в повороте эллипсов и ресниц.– Мне надоело, – она говорит, – быть колесом во прахе, заложницей лотереи.Случай меня поджимает и, забегая вперёд, держит – на неподвижной оси.Листаю «Историю дирижаблей» – исполинские оболочки падают на колени,переламываясь о землю, качаясь и вспыхивая – хоть святых выноси.Выносят святых. Лотерейные барабаны – вращаются. Катастрофывеличавы, если выпарить звук и чёрные дыры – стравить.Геодезисты глядят друг на друга в упор, по карманам тротил расфасован…Запросто выкинуть руку вперёд и Солнце остановить.Движется вместе с Землёй корабль над облаками, не сходя с места,с места под Солнцем. А здесь у меня – дача с башней, шпионы и гжель.Над проектом колдую – что же делать ещё под домашним арестом? —чтобы урной пылал погребальной – километрами – дирижабль.Снилось, что дали мне хлеб легче воздуха (объект в форме круглого хлеба),в нём внутри стадион и в разгаре игра – миллиметр горький зерна.Я бегу по песку, я пускаю его – в филигранное тёмное небо.– Осторожней, там толпы народу, даже если ты застрахована в фазе сна…А поутру я брожу, как охранник уранового могильника,пробы беру и сверяю с таблицами, делаю йогу: себя гляжу на просвет.Куда делось светило? Как циркуль в пальцах Коперника,я висну над явью нейтральной, смущая углы планет.В моём вымытом доме на гравюрах шары, зазевавшиеся в очагах и зияниях,аэронавты летят на причальную мачту, но она постоянно у них за спиной.Настоящая буря. И куча растений, которым я не знаю названия…Хитрые пожиратели Солнца – змей воздушный и водяной.Может, я зацепилась за какие-то грабли в своём неуклюжем наряде,Может, я запустила компьютер не с правой, так с левой руки?Может быть, переставила книги не так, как угодно природе?Отражённая башня раздвоилась в пруду, как развязанные шнурки.Только вот моя запись в тетради: Солнце не преодолелолинию горизонта. Виды не повторились. Время держалось плашмя.Часть деревьев осела во тьме, часть прорвалась на свет пустотелый,гневно множились безделушки, но образовался завал, защитивший меня.И пятилась бестолково фауна в поисках рассвета,белковые и каменные твари покидали нажитые места.Из Сахары пришла эта щербатая особь с ушами, словно кассеты,и мерещится в белых температурах на кромке ледяного щита.Это просто, как в классе, по учебнику Пёрышкина: вагонытормозили, но скользкий багаж с пассажиром свой путь – продолжал.И пока разделялись начинка и контур на две чёрно-белые зоны,нахлобученный на траекторию, смещался в ночь дирижабль.И с ночной половины планеты уже виделись неразборчивокомандиры Навина, утомленое Солнце наивное на лбах перерезанных горожанНа приборной доске навзничь падали стрелки.На поверхности борта остывали пластины. И съёживался дирижабль.И она принимала его за одну из небесных отдушин.На три дня заблудилась в подвалах: пила и писала скрижаль.И казалось ей (страшной, нелепой, ревнивой, сошедшей с катушек),абордажи миражей, мираж абордажей роил обесточенный дирижабль.