Ангары

Паук

Лавируя на роликах впотьмах, я понимаю:вокруг – вибрирующая страна.Паука паутина немаяотражает равностороннюю дрёму. И сатанаи кобра были б робеющей парой возле.Заоконный паук тише, чем телефон мой в Базеле.Начнём с середины: разлетелась шобла,                        а он ещё как-то ползал.Эхо Москвы и затворник моей головы.Вечный юбиляр, он секторный зал снял,чем показал, что идёт на «вы».Водоворот безнаказанных запятыхи – крюком под дых.Его отказ совершенству, как лезвием по стеклу.Пионер, отведи окуляры!Паук не напрашивался к столу.Перепуган, как если бы к горлу                        поднесли циркулярку…Он прибег к прозрачности, кошмары воспроизведя.Ловит сон.Паутинка сработает погодя.Тень от графина ребристого на скатерти с мухами —снова – он, меняющий муз на мух.Обеспеченный слухамисухопарый дух,он заперся между строк,паук.Начнём с середины. С самостоятельной тишины.Паук изнутри сграбастан нервной системой.Шаровая молния и разрывы воли его сведеныв вечный стоп, содрогающий стеныпанциря инсекта.поцарапанный ноль, мой паук, ваш – некто.Поцарапанный ноль – иллюминатор падающего боинга,когда человеки грызли стёкла и не достигали.Решётчатый бег однобокий, дающий бога, —ты. Ах, время, как цепочка на шее балаболки,переминается…Совпалисилы твоих расторопных касаний.Паук, спи,Везувий.Начнём с середины. Ты дорос до ядра Селены,плетя небытия алгебраические корзины,«любовь моя, цвет зелёный».Царь середины,замотавший муху в тусклую слюну,возвращая изваяние – сну.Паук мой, пастух смертей.Слюнтяй, разбросанный по вселенной.Тебе – вертетьсамоё себя, набычась обыкновеннойзлобой и решительностью, мой бывший друг,натасканный на «вдруг».

Тип. Октябрь

Шёл он кверху, однако, впотьмах поломался бесшумно.Помятый, как полотенце шахтёра и бессильный,                                                как сброшенный ремень.Он не нашёл ничего, а предназначения не предполагалось.Самообман, как дырка для гвоздика в календаре,на обложке которого – город (план сверху), поэтомуотверстие похоже на рекламный дирижабль,                                                        но его дважды нет.

Я жил на поле Полтавской битвы

поэма

Вступление

Беги моя строчка, мой пёс, – лови! – и возвращайся к ногес веткой в сходящихся челюстях, и снова служи дуге, —улетает посылка глазу на радость, а мышцам твоим на работу,море беру и метаю – куда? – и море приспосабливается к полёту,уменьшаясь, как тень от очков в жгучий день, когда их на пробуприближают к лицу, и твердея, как эта же тень, только чтобылечь меж бумагой и шрифтом и волниться во рту языком; наконец,вспышка! – и расширяется прежнее море, но за срезом страниц.Буквы, вы – армия, ослепшая вдруг и бредущая краем времён,мы вас видим вплотную – рис ресниц, и сверху – риски колонн, —брошена техника, люди, как на кукане, связаны температурой тел,но очнутся войска, доберись хоть один до двенадцатислойных стенИдеального Города, и выспись на чистом, и стань – херувим,новым зреньем обводит нас текст и от лиц наших неотделим.Всё, что я вижу, вилку даёт от хрусталика – в сердце и мозг,и, скрестившись на кончиках пальцев, ссыпается в лязгмашинописи; вот машинка – амфитеатр, спиной развёрнутый к хору,лист идёт, как лавина бы – вспять! – вбок – поправка – и в гору.Выиграй, мой инструмент, кинь на пальцах – очко! – а под угломиным – те же буквы летят, словно комья земли, и лепится холм,чуть станина дрожит, и блестят рычажки в капельках масла,а над ними – не раскрытые видом гребешки душистые смысла,сам не лёгок я на подъём, больше сил против лени затрачу,а в машинку заложены кипы полётов и способ движенья прыгучий!Правь на юг, с изворотом, чтоб цокнули мы языком над Стокгольмом,уцепившись за клавишу – Ъ – мы оставим первопрестольныйснег. Я обольщён жарой. Север спокоен, как на ботинке узел, —там глубже он занят собой, чем резче ты дёрнешь морозный усик.Не в благоденствии дело, но чтоб дух прокормить, соберём травы,на хуторах плодоносных петляя в окрестностях тёплой Полтавы,вот я, Господи, весь, вот мой пёс, он бежит моей властьювасильками – Велеса внук – и возвращается – Святой Власий.

1.1. Глава первая, в которой повествуется о происхождении оружия

Где точка опоры? Не по учебнику помню: галактики контур остист,где точка опоры? Ушедший в воронку, чем кончится гаснущий свист?Или перед собой её держит к забору теснящийся пыльный бурунчик,или на донце сознания носит её трясогузка – прыткий стаканчик?Но уронится заверть в расцепе с небесной зубчаткой, а птичкавдоль отмели прыг-скок и ушла… Надо мной ли висит эта точка?В сравнении с ней элементы восьмого периода – пух, дирижабли,так тяжела эта точка и неустойчива – лишь время её окружает,лишь ошмётки вселенной и палочки-души (две-три), прежде чемутратиться вовсе, край иглы озирают, и – нет глубже ям.Словно газета, заглавьем читая концовку, вращаясь и рея,ближе к точке кривляются все, – кто же мог быть смешон перед нею?От неё отделяются гладкие мелкие камушки – их пустота облизала —это души оружия, и сразу становится тесно в штабах и казармах.Обнаружились души оружия, намечаясь в эфире, как тольков лоск притёрлись приклады к ладоням, в идee – обычная галька.Меж людьми побродила винтовка и знает, что такое удар по улыбке,застилая полвоздуха, пуля из-под ног извергает булыжник.Ах, чем палить по мишеням новобранцами ада, лучше пить в одиночку!Хмельное тело затылком нащупывает самовитую точку.Она свободней, чем оборванный трос, чертящий на воздухе лепестки,гуляет – где хочет, и в неё никогда не прицеливаются стрелки.Это точка опоры галактики – не вершина, а низ блаженства,от неё и пушка и нож, их морозное совершенство.