Капризы неба

Как герои из книги, не зная конца,

Мы проходим путями написанных сцен,

Где у каждой персоны своя колея.

Мы не Боги стремиться на скользкий Олимп,

Нам не в силах найти двери новых путей,

Мы находим лишь те, что таит Лабиринт,

Подчиняясь жестоким законам теней».

Когда Глен дочитывал стихотворение, почему-то вспоминая лорда Гобеля и его чучел на комнатных полках, Леонид ловко что-то начёркал на сиреневом листе и засунул ручку обратно в карман.

– Не смотри так. – Он отвёл взгляд в сторону окна. – Какое яркое солнце. Я представляю…

Последних слов Глен не расслышал. Вместо них по каюте разнеслось едва уловимое эхо незаконченной фразы – Леонид исчез. Прошло не менее пяти минут, прежде чем Глен сдвинулся с места. Он взял распечатки и с трудом расшифровал написанные Лео загогулины: «Твоя музыка – УГ. И нечего читать это!». Глен нашёл в себе ресурсы на ещё одну вялую улыбку.

– Ты неисправим, Лео, – сказал он вслух и бережно упаковал листы. – Даже перерождение тебя не изменит.

«Теперь эта папка для тебя как урна с прахом брата по разуму, – подкинул неожиданное сравнение внутренний голос. – После ужина сожги листы и развей их пепел по морю. Красиво сказал, да?».

Глен спрятал папку под подушку, вышел из каюты, закрыл дверь и подёргал за ручку. Надёжно заперто. Спускаясь по лестнице, он наткнулся на Палмера.

– Ты уже здесь? – Глен инстинктивно удивился вовсе не быстрому перемещению Палмера, но преподнёс всё именно в таком свете.

– Надо убедиться, что всё соответствует плану. А где Леонид?

На кой чёрт тебе он сдался именно сейчас??

– Прилёг отдохнуть, неважно чувствует. Что ты хотел?

– Да так, ничего. Просто я привык видеть вас всё время вместе. Вы для меня как одно целое, по раздельности я различаю вас лишь по росту. – Палмер одарил Глена своей голливудской улыбкой.

Надо было тебе сделать жёлтые зубы, чтобы ты меньше улыбался, кретин! – подумал Глен.

«Он что-то знает!», – перебил его возмущение внутренний голос. – Да ничего он не знает. Лишь то, что доктор прописал в рецепте извлечения.

– Ты не в курсе, сколько человек приглашено? – спросил Глен.

– Тысяча шестьсот тридцать семь, не считая сотрудников издательства. – Палмер будто ждал такого вопроса. – Но прибудет не больше полутора тысяч.

– И все – знатные литераторы?

– Издеваешься? Не со всей же страны едут, разумеется. Только с нашего края да пару десятков залётных персонажей.

Персонажей? Нахватался слов.

– И по правде говоря, – Палмер скривил лицо, будто ему в рот запихнули сочащуюся соком дольку лимона, – по большей части всё это окололитературная шелуха. Серьёзных авторов не наберётся и на полсотни.

– Зато какие привилегии для этой шелухи – целый лайнер.

– Что поделать, надо же с чего-то начинать. Ладно, побегу проверю всё до конца, а то уже треть приглашённых прибыла.

Палмер направился выше, а Глен спустился на нижнюю палубу и подошёл к борту. Он старался не думать о Лео, искусственно подменяя мысли. Он думал о книгах, которые написал и которые ещё собирался написать. Но когда он вспомнил про «Анархию разума», тут же перед глазами всплыла полуобнажённая Вероника, в халате и с книгой в руках. «Ситуация разрешилась сама собой, как нельзя лучше. Ты будешь неимоверным идиотом, если отпилишь сук, на котором так удобно твоей пятой точке. Вновь придётся сидеть на кустах, то есть на груде книг. Ты уверен, что хочешь вычеркнуть эту девушку из своей жизни?».

Глен принял решение и знал, что не отступит от него. Ни под натиском здравого смысла, ни голоса из его глубин. А ещё он знал, что само собой ничего не решается, и если Лео исчез с его пути, значит, кто-то убрал его, чтобы расчистить для Глена мост, соединяющий его сердце с инородными чувствами. Но зачем?

Глен остановился – дальше он не пойдёт. Он сожжёт этот мост, не переходя его. Пальцы машинально потянулись за ручкой в нагрудный карман, на ум приходили подходящие слова. Впрочем, любые слова подойдут, ему надо лишь донести смысл, а не упражняться в красивых эпитетах. Он собирался написать Веронике записку от своего имени и приложить к письму Лео.

– Глен? Это ты, дружище?

Глен обернулся. Перед ним стоял невысокий парень в очках, с короткой стрижкой и едва заметными веснушками на выпирающих скулах. Костя Раков.

– Кенст? – Глен уставился на него как на привидение. – Ты как здесь оказался?

– Смею напомнить тебе, я занял на конкурсе третье место. А сюда пригласили даже тех, кто не прошёл начальный отбор.

Сначала лайнер, приглашение на круиз, теперь встреча Ракова перед отплытием. Видение Раи сбывалось, в этом Глен уже не сомневался. Вот что предвидела она – будущее, которого не должно было быть, но оно наступило благодаря видению этого будущего. Но как такое возможно? «Чему ты удивляешься? Это замкнутый временной круг. Просто, как дважды два». Проще не придумаешь.

– А что ты написал, «Корабль-призрак»?

– Но-но, Гленушка, не делай вид, что ты забыл мой шедевр. Я проиграл лишь двум людям: своей ученице, прыгнувшей выше головы, и специалисту по конкурсам. К тому же, – Раков постучал пальцем по борту, – я работал в несвойственном для себя жанре.

Глена забавляла суетливая манера Константина говорить.

– Своей ученицей ты считаешь Раю Райс?

– А ты не знал? –Даже за толстыми линзами Глен заметил округлившиеся глаза Ракова. – Кстати, почему ты не участвовал? Муза покинула тебя, и не нашлось достойной идеи?