Страница 9 из 112
- Он хочет видеть тебя сейчас.
- Сейчас? - спросил раздраженно Жан-Пьер. - У меня сейчас дежурство. У меня больные.
- Кто-нибудь наверняка о них позаботится.
- Но к чему такая спешка? В ближайшие два месяца я все равно никуда не поеду.
- Речь идет не об Афганистане. - Тогда о чем же еще?
- Я не знаю.
- В таком случае почему в твоих глазах столько страха? поинтересовался Жан-Пьер. - Какие-нибудь предчувствия?
- Мне известно, что арестован Рахми Коскун.
- Турецкий студент?
- Да.
- За что?
- Я не знаю.
- А какое это имеет отношение ко мне? Я с ним почти не знаком.
- Господин Леблон все разъяснит.
Жан-Пьер вскинул руки.
- Я не могу все здесь бросить и уйти.
- Что бы случилось, если бы ты заболел? - спросил Рауль.
- Я бы сказал об этом дежурной сестре, а она вызвала бы замену. Но...
- Ну, так позвони ей.
Они подошли к входу в больницу, где на стене был установлен целый ряд внутренних телефонов.
"Это может быть своего рода тест, - подумал Жан-Пьер, - тест на верность, чтобы проверить, достаточно ни я серьезен, чтобы выполнить это поручение". Он решил испытать гнев больничного начальства и снял телефонную трубку.
- Я вынужден отлучиться из-за непредвиденных семейных обстоятельств, сказал он в трубку. - Немедленно свяжитесь с доктором Рошем.
Слушаю, доктор, - спокойно ответила сестра. - Надеюсь, вас миновали печальные известия.
- Расскажу вам об этом позже, - проговорил он торопливо. - До свидания. О, минутку. - У него была одна послеоперационная больная, у которой ночью было обильное кровотечение.
- Как чувствует себя мадам Ферье?
- Хорошо. Кровотечение прекратилось.
- Ясно. Наблюдайте за нею!
- Да, доктор.
Жан-Пьер повесил трубку.
- Все в порядке, - сказал он Раулю. - Пошли.
Они направились на автомобильную стоянку и сели в принадлежащий Раулю "Рено-5". От полуденного солнца в машине стало жарко. Рауль быстро ехал по каким-то закоулкам. Жан-Пьер нервничал, потому что точно не знал, кто такой Леблон. Он считал, что Леблон имеет отношение к КГБ. Сам Жан-Пьер размышлял о том, не сделал ли он чего-нибудь плохого для этой организации, внушавшей всеобщий страх. А если он был в чем-то виноват, то каким наказанием это для него обернется.
Ясное дело, что насчет Джейн они ничего разузнать не смогут.
То, что он предложил ей отправиться вместе с ним в Афганистан, касалось только их двоих и больше никого. В партии наверняка найдутся другие, к примеру, какая-нибудь медсестра, которая не откажется помочь Жан-Пьеру на месте, или врачи, отправляющиеся в разные районы страны. Почему бы Джейн не быть среди них? Правда, Джейн не медсестра, но она могла бы пройти курсы по укороченной программе. Ее преимущество перед другими заключалось в том, что она немного говорит на фарси, варианте персидского языка в том районе, куда собирался ехать Жан-Пьер.
Он надеялся, что Джейн поедет с ним из идеалистических соображений, а также из жажды приключений. Он надеялся, что пока будет в Афганистане, она забудет Эллиса и влюбится в ближайшего рядом с ней европейца, которым, разумеется, окажется Жан-Пьер.
Кроме того, он рассчитывал, что партия никогда не узнает, что он побудил ее поехать из личных соображений. "Незачем им это знать, да и едва ил это можно разузнать", - думал он. А может, он заблуждался или они держали зло на него.
"Все это глупости, - размышлял Жан-Пьер про себя. - Я действительно ничего плохого не сделал, но даже если и сделал, никакого наказания за это не будет. Таков настоящий облик КГБ. Это вовсе не мифическая организация, внушающая страх подписчикам журнала "Ридерс дайджест".
Рауль припарковал машину около роскошного многоквартирного дома на Университетской улице. Это было то самое место, где Жан-Пьер встречался с Леблоном в последний раз. Они вышли из машины и вошли в дом.
В холле царил полумрак. Они поднялись по изогнутой лестнице на первый этаж и позвонили в дверь. "Как много изменилось в моей жизни, - подумал Жан-Пьер, - с того момента, когда я в последний раз стоял в ожидании у этой двери".
Дверь открыл господин Леблон. Это был невысокого роста, худощавый, лысеющий мужчина в очках. В своем темно-сером костюме и серебристом галстуке он выглядел как дворецкий. Он отвел их в комнату, расположенную в тыльной части здания, где состоялась первая беседа с Жан-Пьером. Высокие окна и утонченный дизайн свидетельствовали о том, что когда-то это была элегантная гостиная. Сейчас на нейлоновом паласе стояли дешевый письменный стол и несколько оранжевых пластмассовых кресел.
- Немного подождите здесь, - сказал Леблон. Его голос был тихий, глухой и сухой, как пыль. Легкий акцент говорил о том, что Леблон не было его настоящим именем. Он вышел через другую дверь.
Жан-Пьер опустился на одно из пластмассовых кресел. Рауль продолжал стоять. "В этой комнате, - подумал Жан-Пьер, - тот самый скрипучий голос сказал мне: "Вы с детства были абсолютно лояльным членом партии. Ваш характер и ваше семейное положение позволяют рассчитывать, что вы будете полезны партии и в тайной роли".
"Надеюсь, что ничего не испортил из-за Джейн", - подумалось Жан-Пьеру.
Леблон вернулся в сопровождении какого-то мужчины. Оба остановились в дверях, и Леблон указал жестом на Жан-Пьера. Второй уперся взглядом в Жан-Пьера, словно желая запечатлеть в памяти его лицо. Жан-Пьер ответил таким же взглядом. Мужчина был очень крупным, с широченными плечами, как у футболиста. Волосы были длинные, но редкие на макушке. Усы смотрели уныло в пол. На нем был вельветовый зеленый пиджак, с разрезом на рукаве. Мгновение спустя он кивнул и вышел из комнаты.
Леблон закрыл за ним дверь и сел за стол.
- Случилась беда, - проговорил он.
"Это не связано с Джейн, - подумал Жан-Пьер. - Слава Богу".
- В кругу наших друзей оказался агент ЦРУ, - произнес Леблон.
- Боже милостивый! - сказал Жан-Пьер.
- Но не в этом беда, - раздраженно добавил Леблон. - Едва ли стоит удивляться тому, что в круг наших друзей просочился американский шпион. Без сомнения, внедрились еще израильские, южно-африканские и французские агенты. Чем бы пришлось заниматься этим людям, если бы они не проникли в группировки юных политических активистов? У нас, разумеется, тоже есть свой агент.