Лежа со львами

Джейн понимала, что ей неизбежно придется с ним расстаться. Она любила его до безумия, но он, судя по всему, не мог ответить ей тем же. Эллису было тридцать три года, и если он до сих пор не постиг искусства сердечности, ему уже не постичь этого никогда.

Сидя на диване, Джейн стала читать "Обсервер", который купила в международном киоске на бульваре Распай по пути сюда. На первой полосе была напечатана статья о событиях в Афганистане, изложение которых убеждало ее в том, что именно туда надо ехать, чтобы забыть Эллиса. Эта идея сразу завладела ею. Хотя Джейн любила Париж, и ее работа по крайней мере не была однообразной, ей требовалось нечто большее: опыт, приключения и возможность ощутить себя причастной к борьбе за свободу. Ей неведомо было чувство страха. Жан-Пьер сказал, что врачей слишком высоко ценят, чтобы посылать в зону военных действий. Но всегда была опасность, что тебя настигнет шальная пуля или убьют в перестрелке. И все же, наверное, риск смерти был не больше, чем в Париже, где можно было запросто попасть под машину. В Джейн все больше пробуждался интерес к образу жизни афганских мятежников.

- Чем они там питаются? - спросила она однажды Жан-Пьера. - Во что они одеваются? Они живут в палатках? У них есть туалеты?

- Туалетов у них нет, - ответил он. - Нет электричества. Нет дорог. Нет вина. Нет автомобилей. Нет центрального отопления. Нет дантистов. Нет почтальонов. Нет телефона. Нет ресторанов. Нет объявлений. Нет Кока-колы. Нет прогнозов погоды. Нет бюллетеней фондовой биржи. Нет архитекторов-декораторов. Нет моды. Нет званых обедов. Нет стоянок такси. Нет очередей в автобус?

- Стоп! - проговорила Джейн, прерывая его, он мог продолжать эти разговоры часами. - У них должны быть и автобусы, и такси.

- Да. Но не в сельской местности. Я собираюсь поехать в район, который называется Долина Пяти Львов - оплот мятежников в предгорье Гималаев. Там был первобытный строй еще до того, как русские подвергли их бомбежке.

Джейн нисколько не сомневалась, что будет там счастлива без водопровода, губной помады и прогнозов погоды. У нее было предчувствие, что он недооценивает опасность даже вне зоны военных действий. Так или иначе он не удерживал ее. У ее матери наверняка случилась бы истерика. А ее отец, если бы он был жив, сказал бы: "Желаю удачи, Джейн!" Жан-Пьер понимал важность совершения чего-то полезного в жизни. Хотя он считался хорошим врачом, ему так и не удалось скопить денег, ибо где бы он ни жил - в Нассау, Каире, Сингапуре и главным образом в Родезии - он всегда лечил бедных бесплатно, из-за чего те приходили к нему толпами. А состоятельным клиентам Жан-Пьер неизменно отказывал.

В ее мысли ворвался шум шагов по лестнице. Джейн вспомнила, что успела прочесть лишь несколько газетных строчек. Она подняла голову и прислушалась. Шаги Эллиса звучали по-другому. Тем не менее раздался легкий стук в дверь.

Джейн отложила газету и открыла дверь. Перед нею стоял Жан-Пьер. Он был так же поражен, как и она. Какое-то время они молча пристально смотрели друг на друга.

- У тебя такой вид, будто ты в чем-то виноват. А у меня?

- Да, - сказал он и ухмыльнулся.

- Я как раз думала о тебе. Входи. Он переступил порог и огляделся.

- Эллиса дома нет?

- Он скоро будет. Садись.

Жан-Пьер опустил свое длинное тело на диван. Уже не в первый раз Джейн ловила себя на мысли о том, что он был, наверное, самым привлекательным мужчиной, который встретился ей в жизни. Его лицо было красивой правильной формы, с высоким лбом, крепким, ярко выраженным аристократическим носом, светлыми, подернутыми влагой, карими глазами, с чувственным ртом, который частично растворялся в окладистой темно-коричневой бороде с редкими рыжеватыми проблесками в усах. Он предпочитал дешевые, но тщательно подобранные вещи, причем носил их с небрежной элегантностью, вызывавшей зависть даже у Джейн.

Она испытывала к нему большую симпатию. Его огромная ошибка заключалась в том, что он был о себе слишком уж высокого мнения. Но при этом он был обезоруживающе наивным, как хвастливый ребенок. Ей нравился его идеализм и его преданность медицине. Жан-Пьер обладал колоссальным шармом. Кроме того, он отличался маниакальным воображением, которое иногда принимало весьма забавные формы, под влиянием некоторой абсурдности, а порой и соскользнувшего с языка словечка он мог разразиться причудливым монологом, продолжавшемся десять - пятнадцать минут. Когда кто-то напомнил ему замечание Жан-Поля Сартра о футболе, Жан-Пьер дал стихийный комментарий футбольному матчу словно устами философа-экзистенциалиста. Джейн хохотала до слез. Говорили, что его веселость иногда оборачивается своей противоположностью - наступлением мрачной депрессии. Однако Джейн никогда не была свидетельницей подобного превращения.

- Выпей вина, у Эллиса тут есть кое-что, - сказала Джейн.

- Нет, спасибо.

- Ты уже репетируешь, готовишься к жизни в мусульманской стране?

- Не очень.

В его взгляде засветилась какая-то торжественность.

- В чем дело? - спросила она.

- Мне нужно серьезно поговорить с тобой, - проговорил он.

- Ты разве не помнишь, мы уже беседовали три дня тому назад? - резко бросила Джейн. - Ты предложил мне бросить моего возлюбленного и отправиться с тобой в Афганистан. Немногие девушки устояли бы перед таким искушением.

- Прошу тебя, будь серьезней.

- Ладно. Я для себя еще не решила.

- Джейн! Я сделал страшное открытие в отношении Эллиса.

Она измерила его пристальным взглядом. Что там еще за сюрприз? Придумает какую-нибудь историю, нафантазирует, чтобы убедить ее отправиться вместе с ним? Скорее всего, ни то, ни другое.

- Ну так что же?

- Он не тот, за кого себя выдает, - проговорил Жан-Пьер, весь облик которого окрасился драматизмом. - Эллис вовсе не нищий поэт. Он работает на американское правительство.

Джейн нахмурилась.

- На американское правительство? - Прежде всего Джейн подумала, что у Жан-Пьера все смешалось в голове. - Он дает уроки английского языка французам, работающим на американское правительство.

- Я имею в виду другое. Он шпионит за группировками радикалов. Он агент. Работает на ЦРУ.