Страница 4 из 20
– Она говорит, что уверена…
– Ладно, продолжай. Свидетели есть?
– Свидетелей, Олег Иванович, нет. Опросили практически всех жильцов, кто в это время был дома, – выстрела никто не слышал…
– Значит, был глушитель. Или плохо опросили, – сердито перебил полковник. – Чтобы в субботу вечером во дворе, пока такая погода, не было людей…
– По поводу погоды вы зря, – возразил Лобов, – во-первых, вечерами сейчас уже совсем не так тепло, во-вторых, сразу после убийства начался жуткий ливень…
– Ты мне мозги не пудри – давай дальше.
– Правая щека убитого обезображена кислотой… предположительно. Экспертиза будет готова к 15 часам.
– Орудие убийства?
– Отсутствует. В салоне машины обнаружена стреляная гильза от пистолета Макарова. Баллистика будет готова вот-вот…
– Кто там у нас сегодня?
– Демидов.
– Ну так поторопи его, пусть побыстрей сделают, – проворчал полковник, – меня уже достали с этим Сапрыкиным… Что еще?
– Еще в бардачке обнаружена интересная газетка «Спид-инфо». На странице, где предлагают телефоны девочек и прочих интимуслуг, несколько номеров обведены черным фломастером. А в самой газетке завернуты фотографии соответствующего содержания…
– Порнография, что ли? – перебил полковник, поморщившись.
– Она, родимая. Только не с девочками, так сказать, а с мальчиками…
– Так он голубой?
– Откуда ж мне знать, Олег Иванович? Вот получим отчет судмедэксперта, тогда что-то, может быть, и прояснится…
– А что по этому поводу говорит жена?
– Жена в больнице с гипертоническим кризом. Я у нее сегодня был – задал несколько вопросов. А потом меня оттуда выставили. Врач говорит, с ней можно будет побеседовать только завтра.
– Стало быть, завтра и побеседуешь.
– Я, конечно, готов, только она не в себе. Про «Спид-инфо» говорит, что ее муж никогда таких газет не читал, а про остальное вообще говорить не может – только повторяет: «Если бы не лифт, если бы не лифт…» Я от нее еле добился, куда они собирались ехать.
– И куда же?
– На пятидесятипятилетие к господину Гришакову…
– Что за Гришаков?.. – полковник наморщил лоб. – Знакомая фамилия…
– Владелец крупнейшей сети агентств по продаже недвижимости. И между прочим, бывший дипломат, коллега и друг Сапрыкина.
– А при чем тут лифт?
– Она застряла между вторым и третьим этажом, когда спускалась. Правда, просидела очень недолго, минут пять – семь, я в диспетчерской проверил – они подтверждают. А сигналил он ей за минуту до того, как она вышла из квартиры.
– А ты спросил, что было с лифтом? Может, его кто-то нарочно – того…
– Спросил. Говорят, этот лифт в четвертом подъезде барахлил еще с лета.
– А монтеры? Может, они чего видели?
– Нет. Они шли из диспетчерской – это справа от подъезда. А машина стояла слева, в стороне.
– Все равно, надо узнать, не болтался ли в подъезде кто-нибудь посторонний… Консьержка в доме есть?
– Нет.
– Н-да… – полковник почесал подбородок, – что ж, получается, убийца сел к нему в машину и выстрелил, пока жена была в лифте?..
– Выходит, так.
– Все?
– Пока все.
– Ну, – полковник обвел присутствующих сердитым взглядом, – какие будут соображения?
– Этот ожог у него на лице… – проговорил Сурин и замолчал, будто не решаясь высказать мысль до конца.
– Ну? Что – ожог?
– Не нравится он мне…
Все улыбнулись, а кто-то даже хихикнул вслух. «Не нравится мне» – было любимым выражением Сурина.
– Ты поконкретнее не хочешь высказаться? – спросил полковник.
– Может, и хочу… – неопределенно отозвался Сурин. – Я вот спрашиваю себя – зачем убийца это сделал? Если бы он хотел его изуродовать, чтобы затруднить опознание, то облил бы все лицо…
– А если он не успел?
– Неважно, успел или нет, потому что цель-то у него все равно была другая.
– Другая?
– Какой смысл уродовать лицо, если жертва сидит в собственном автомобиле возле подъезда собственного дома и ждет собственную жену, которая так и так его опознает, изуродован он или нет?
Все помолчали.
– Это ты верно заметил, – проговорил полковникЧто-то еще?
– Не знаю, – пожал плечами Сурин, – мне почему-то кажется, что это сделала женщина… может, я, конечно, ошибаюсь, но как-то это не по-мужски… И еще… что-то тут есть такое… сам не пойму – что именно…
Сурин замолчал и мрачно уставился в одну точку.
– Ну? Все сказал? Какие еще будут соображения?
Все молчали.
– Понятно. Никаких. Веселая история, ничего не скажешь.
– Олег Иванович, – начал Лобов, – подождем результатов экспертиз. Надо понять, что там с пальцами. В любом случае, на заказ это не похоже – слишком все непрофессионально.
– А на что, по-твоему, это похоже? Мотив, хоть какой-нибудь, можно предположить?
– Пока нет.
– Заместителем министра его назначили недавно, так?
– Да, в начале августа.
– Так, может, он кого обошел?
– Может, и обошел, но что ж вы думаете, из-за этого мочить? Это ж все-таки дипломаты, а не какие-нибудь там…
– Сказать тебе, что я думаю? – рявкнул полковник. – Я думаю, если это не заказное убийство, то убили его или из ревности, или из корысти, или из карьерных соображений. Так что берите ноги в руки и срочно выясняйте: ходил ли в казино, имел ли долги, не получал ли наследство, кто еще претендовал или мог претендовать на его место, бегал ли по девочкам или – тьфу! – по мальчикам, черт бы его побрал… Вообще, в том, что говорит Сурин, что-то есть… Может, действительно, баба? А если он голубой и у него ревнивый любовник, так это то же самое… – Полковник опять поморщился. – По телефонам этим газетным пройдитесь… Но прежде всего идите в МИД, говорите с людьми, ищите друзей, врагов, сплетников. И во дворе еще раз поработайте. Не верю я, чтобы не нашлось ни одной старушки, которая бы чего-нибудь да не видела… И к жене – завтра же. Спросите, кто мог знать о том, что они собираются в гости. И самого – как его, Гришаков? – тоже потрясите хорошенько… И завтра же доложите. На сегодня все.
5
Не так уж много лет прошло с тех пор, как обитатели большого ведомственного дома на Брянской провожали Василия Демьяновича и Валентину Георгиевну Шрамковых почтительными, а то и завистливыми взглядами. Каждое утро Василий Демьянович со строгим лицом выходил из подъезда, не замечая сидящих на лавочке старушек – такие старушки откуда-то берутся даже в дипломатических домах, – и погружался в служебный автомобиль, увозивший его в высотку на Смоленскую площадь.
Часом позже на работу отправлялась и Валентина Георгиевна – в добротном сером или темно-синем костюме, со строгой прической и небольшим дамским портфелем в руках. Она сворачивала под арку и шла к метро, так как, несмотря на высокое положение Василия Демьяновича, члены семьи служебной машиной никогда не пользовались.
Сын Шрамковых, Виктор Васильевич, жил в соседнем подъезде того же дома со своей семьей и тоже работал на Смоленской, но в отличие от отца ездил на собственной светло-бежевой «Волге», стоявшей в подземном гараже в дальней части двора. Злые языки в МИДе утверждали, что своей успешной карьерой Виктор Васильевич был обязан авторитету и высокой должности Шрамкова-старшего, так как ни умом, ни способностями отца он не обладал. Старушки же в профессиональных достоинствах мидовских сотрудников не разбирались и кланялись Шрамкову-младшему с таким же почтением, как и его отцу.
Часов в одиннадцать во дворе появлялась Ольга, невестка, вывозившая на прогулку новорожденного сына в красивой заграничной коляске.
Еще у Шрамковых была дочь Женя, школьница. Старушки про нее говорили, что она шалапутная и что в семье не без урода, и когда она проносилась мимо них по двору, осуждающе качали головами.
Первый удар по благополучию семьи судьба нанесла в конце 1991 года, когда Василия Демьяновича отправили на пенсию. Весь МИД перешептывался, передавая из уст в уста подробности декабрьской коллегии, на которой новый союзный министр, получивший назначение в качестве приза за отказ признать ГКЧП, в пух и прах разнес Василия Демьяновича и еще нескольких старейших работников министерства, поддержавших путчистов. «Пропуска на стол! Освобождайте кабинеты!» – орал он, брызжа слюной, и поговаривали, будто уволенный среди прочих посол Свенцицкий, выйдя из зала заседаний, истерически расхохотался на глазах у изумленного кэгэбэшника, дежурившего на этаже.