Бесконечная дорога

Четырнадцать смертей, да еще и таких странных… Айви понимала, что она находится под защитой чудовищ, она делит тело с одним из них. И все равно ей становилось жутко при мысли о том, что убийца этих людей, возможно, скоро встретится на их пути.

Животные не умирали, но и не поднимались. Они были бесконечны слабы — настолько, что почти не поднимались. Их глаза были мутными, кожу покрывали крупные язвы. Они не могли продолжить путешествие — а люди не могли отправиться дальше без них.

Такая судьба постигла не только животных каравана, неизвестная болезнь охватила всех животных, которые прибыли в Приют со своими хозяевами. В саду посреди пустыни собиралось все больше купцов и путешественников, часть из которых были нервными и обозленными на весь мир ворами. Мест для ночлега в полукруглых хижинах оставалось все меньше, и Инрис с определенной опаской ждал того дня, когда сад больше не сможет принимать гостей.

— Это не магическая болезнь, а самая обычная, — заявила Флавия, осмотрев животных. — Должно быть, ее принес один из караванов, а остальные заразились уже здесь.

Инрис слабо представлял, как такое возможно, ведь все они шли через одну и ту же пустыню, но предпочел не спорить, он плохо разбирался в болезнях.

— Вы сможете вылечить их, леди Амарита? — с надеждой посмотрел на нее купец.

— Я буду пытаться. Но здесь нужны не заклинания, а травы. Я найду лекарство, не переживайте, просто на это уйдет чуть больше времени.

Того самого времени, которое Инрис так не хотел терять… Боги, должно быть, решили подшутить над ним: он отправился в опасное путешествие через пустыню, чтобы выиграть несколько дней, а теперь вполне может добраться до форта позже, чем если бы двигался через степи.

Но выбора у него не было, и он ждал вместе с остальными. Путешествие через пустыню в одиночку, без верхового животного, стало бы верной смертью, он зависел от каравана, а караван зависел от колдуньи. Ожидая, пока она справится, Инрис бродил по Приюту, наслаждаясь нереальной красотой этого места. Здесь неизменно царила уютная прохлада, солнце почти не проглядывало сквозь крышу из листьев. В этом саду расслаблялись даже самые жестокие из воинов, это было место всеобщего мира и покоя.

Одно лишь поражало Инриса: здесь совсем не было женщин, кроме Флавии. Гостям прислуживали только мужчины, они готовили еду, ухаживали за животными, лечили раненых, помогая своей госпоже. При этом все они были воинами, Инрис чувствовал их силу, и это сбивало его с толку. Зачем воинам принимать жизнь простых крестьянок?

Он еще мог понять, почему Флавия не приглашала сюда женщин. Благодаря этому все внимание было сосредоточено на ней, она была не просто королевой — богиней, на которую были обращены десятки обожающих взглядов. Да что там, сам Инрис порой ловил себя на том, что засматривается на нее, и его сердце начинает биться быстрее. Это было непривычно, дико даже: он смотрел так только на Эсме и хотел, чтобы это продолжалось и дальше. Вот поэтому и нужно было убираться отсюда как можно скорее!

Но он-то уедет, а остальные останутся, чтобы жить своей странной, не подходящей для них жизнью. Это настолько интриговало его, что однажды он не выдержал. Оказавшись наедине с одним из служителей на узкой тропинке, Инрис спросил:

— Послушай, как вы это выдерживаете вообще?

— Что выдерживаем? — уточнил служитель. — Здесь не нужно ничего выдерживать, у нас все хорошо.

Над полосой ткани, закрывавшей его лицо, мерцали темные, чуть раскосые глаза. Инрис уже видел такие глаза раньше — у горных воинов из дальней провинции, где когда-то служил его отряд. Но глаза тех воинов всегда были дикими, яростными, жаждущими охоты. У этого воина были безразличные ко всему глаза снулой рыбины.

Нет, он не был глуп, ему просто было все равно, где он и что происходит. Должно быть, поэтому он не остался со своим воинственным народом, а стал прислуживать колдунье.

— То, что здесь нет женщин, — пояснил Инрис. — Значит, и семей тоже не будет. Сколько можно такое выносить?

— Это большая честь — служить госпоже.

— Не сомневаюсь. Она, наверно, неплохо вам платит?

— Зачем? — смутился служитель.

— За вашу работу. Разве нет?

— Нет, конечно. Это большая честь…

— Да, я уже слышал, — прервал его Инрис. — Получается, вы работаете только за честь? Готовите, убираете, стираете? Ведете себя, как жены, которых у вас нет? Где тут честь?

Но служитель больше ничего не сказал ему. Он как-то странно покосился на гостя и исчез среди зелени.

А вечером того же дня Инриса снова пригласили в дом колдуньи, и на этот раз он был там один.

Ее дом, в отличие от других полукруглых хижин, был разделен на комнаты. Флавия приняла его не в большом зале, где собирала гостей за столом, а в маленькой светлой комнатке, стены и потолок которой были увиты розами. Благодаря этому воздух был наполнен удивительной свежестью, заставлявшей забыть, что они в пустыне.

Инрис устроился на одной из больших кожаных подушек напротив Флавии, он уже привык, что по-другому здесь и не сидят. Колдунья смотрела на него, не мигая, и от ее взгляда становилось жутко.

— Я здесь из-за разговора с вашим слугой, не так ли? — поинтересовался он.

— Вовсе нет. Мои служители вольны говорить с кем угодно и когда угодно, это их дело.

Но она не стала отрицать, что знает о том разговоре, и уже это значило очень много.

— Тогда для чего вы пригласили меня?

— Просто поговорить, — улыбнулась Флавия. — Вы мне интересны, капитан. Военные Его Величества нечасто заглядывают в Приют.

— Я бы тоже не заглядывал, но такова была воля караванщика.

— Значит, мне повезло. Вы очень необычный человек.

— Разве?

— Безусловно, — кивнула колдунья. — Я вижу в вас желание, которое многие люди не способны познать и понять. У вас есть цель и вы идете к ней. Вы ни от чего не зависите и ни к чему не привязаны. Или все-таки привязаны?

— Не к вещам или местам, — усмехнулся Инрис.

Оставаться с ней наедине было даже сложнее, чем наблюдать за ней издалека. Его взгляд неизбежно возвращался к ней, Инрису легко было забыть, где они сейчас находятся, почему они здесь. Но он заставил себя снова и снова думать об Эсме; это было не сложно, пока рядом с ним были вьющиеся розы, алые, как ее волосы.

— Не к вещам, так, может, к человеку? — прищурилась Флавия.

— К цели, а поскольку моя цель — человек, можно сказать, что я привязан к человеку.

— Как любопытно… Вам нравятся мои розы?

В ее голосе мелькнула обида, настолько легкая, что Инрис даже сомневался: была она или ему почудилось? Но нет, похоже, была, потому что и во взгляде Флавии появилось что-то колючее.

Похоже, колдунья привыкла, что при разговоре с ней мужчины забывают обо всем — а Инрис смотрел на розы. Чем не оскорбление?

— У вас красивые сад, — отозвался Инрис.

— Я спросила про розы.

— А розы напоминают мне кое-кого.

— Ту женщину, к которой вы привязаны?

— Я не говорил, что это женщина.

— Перестаньте! — рассмеялась колдунья. — Кто еще может так покорить сердце мужчины?

— Тоже верно.

— Как ее зовут? Ту, кого вы ищите.

— Эсме.

Он рассказал ей все — от своей первой встречи с Эсме до того момента, когда дворец ведьм пал под атакой королевских войск. Такая откровенность поразила самого Инриса, она была ему совсем не свойственна, но он успокоил себя тем, что с хозяйкой Приюта иначе разговаривать нельзя.

Не упомянул он только свою встречу с Делиором. И снова Инрис не понял, почему это делает, но его не оставляло чувство, что кто-то запретил ему говорить о той встрече, велел хранить ее, как самую дорогую тайну.

Флавия слушала его внимательно, не перебивала вопросами, и он понятия не имел, о чем она сейчас думает. Лишь когда он закончил, она сказала:

— Это достойно восхищения — такая любовь. Надеюсь, вы с ней встретитесь.

— Я тоже на это надеюсь, поэтому мне нужно спешить.