Страница 20 из 44
У крыльца стоял какой-то высокий молодой человек в лыжном костюме, с широким смешным носом и тёмным пушком на верхней губе. Он нетерпеливо поглядывал вокруг и время от времени, постукивая двумя пальцами в Сонино окошко, басил:
– Сонечка, поторопитесь!
– Сейчас! Сейчас! – кричала в форточку Соня. Лида замедлила шаг и на всякий случай вежливо кивнула головой:
– Здравствуйте!
– Привет! Привет! Вы из школы? Какая смена? – деловито осведомился юноша.
– Я в первой смене, но сегодня после обеда у нас был сбор.
– Ого! Это, значит, часиков пять уже! Сонечка, поторопитесь!
– Может, и не пять, но у нас сегодня разбирали очень важный вопрос, – задерживаясь на крыльце, сказала Лида.
– Важный вопрос? Ого! Какой же это вопрос? – поглядывая на Сонино окошко, спросил юноша.
– Это, знаете, о дружбе девочек с мальчиками. У нас в классе… – охотно начала Лида.
– О дружбе девочек с мальчиками? Это очень важный вопрос… Сонечка, поторопитесь! Сонечка, ведь мы же опоздаем! – подбегая к окну и не обращая больше внимания на Лиду, закричал он.
Соня высунула в форточку розовое лицо и сделала сердитые глаза:
– Не кричите на весь двор, а то никуда не пойду!
– Сонечка!..
Лида открыла дверь и вошла в кухню.
– А, школьница наша пришла! – закричал из своей комнаты бухгалтер Николай Семёнович. – Это хорошо! А то я уж всякую надежду потерял её увидеть сегодня.
– Я на сборе была, – улыбнулась Лида. – У нас вожатый Митя наши дела разбирал.
– Дела разбирал? – копаясь в корзинке с бумагами, рассеянно сказал Николай Семёнович. – Хорошо бы, чтоб этот самый Митя и мои дела разобрал, а то я никак не разберу… Никак не разберу никаких своих дел, – глядя на заваленный бумагами стол, развёл руками Николай Семёнович. – Проклятая память! Такая небольшая синенькая тетрадка была у меня, и не знаю, куда делась. Куда делась? – потирая двумя пальцами лоб и глядя на Лиду светлыми близорукими глазами, пожаловался Николай Семёнович.
– Сейчас! Я только пальто сниму, – сказала Лида и, повесив в передней пальто, заглянула под стол Николая Семёновича. – Я знаю, вы иногда мимо корзины бросаете.
– Мимо корзины? Никогда! – возмутился старичок. – Я аккуратнейший человек. Я, прежде чем бросить что-нибудь в корзину, тысячу раз проверю. У меня с письменного стола ни одна бумажка не упадёт…
Лида неожиданно нырнула под стол:
– Вот она!
Николай Семёнович схватил тетрадку и близко поднёс её к глазам:
– Скажите пожалуйста! Как же это вы нашли?
– Да за ножкой стола, на самом видном месте лежала, – засмеялась Лида, поднимаясь с колен.
– Ну, спасибо! Спасибо, девочка! А то я как без рук, работа стоит, – усаживаясь за стол, благодарил старичок.
Лида вышла, постояла немного в кухне, потом тихо побрела в свою комнату.
Вечером пришла мама. Она ещё на пороге, снимая шапочку, крикнула:
– Был сбор, Лидуша?
– Был, был, мамочка! – бросилась к ней Лида.
– Интересно! Подожди только минутку. Я сейчас вымою руки, сядем за стол, и ты мне всё подробно расскажешь, – заторопилась мама. – Подожди, подожди только, я с самого начала хочу.
– С самого начала так… Митя прочёл мою заметку… Вот полотенце, мамочка. Вытирай одну руку, а я другую буду вытирать.
– Нет, я сама… Ну, прочёл заметку… Мама придвинула к столу два стула, вынула из портфеля булку, налила чай:
– Ну, теперь всё… Митя прочёл заметку, а что мальчики?
– Ну вот… Сначала никто из мальчиков ничего не говорил, и, наоборот, даже пересмеивались и толкали друг дружку.
– Это не наоборот вовсе. Ну, предположим… а девочки?
– Ой, мама, девочки сразу давай на ребят жаловаться: кто там кого дёрнул за косу, кого кто толкнул… Понимаешь, не обсуждали вопрос, а жаловались только! – высоко вскидывая брови и округляя глаза, сказала Лида.
– Ну, ну?
– А Митя слушал, слушал, потом так сморщился и говорит: «Вот я вас слушаю и удивляюсь. Лида Зорина подняла такой серьёзный вопрос…»
– Правильно, – кивнула головой мама, помешивая ложечкой в стакане.
– Да, правильно, – протянула Лида, – а у меня зато сердце в пятки ушло.
– Трусишка!..
– Да, трусишка! У нас ведь знаешь как дразниться любят…
– Ну, об этом потом. Не перебивай себя. Что же сказал Митя ещё?
– Он очень хорошо сказал, мама… Он сказал, что при важном вопросе… то есть на важном вопросе пионеры себя так небрежно ведут. Мальчики позволяют себе всякие глупые шутки, пересмеиваются, а девочки только обиды свои перебирают. И что он уже тысячу раз слышал, как Мазин у Синицыной ленточку из косы выдернул, что это уже разбирали, и Мазина тогда наказали уже, а теперь надо поговорить не о случаях таких, а о том, чтобы их никогда больше не было, чтобы класс был дружный. Что и мальчики и девочки виноваты, и чтобы не торговаться здесь, кто больше виноват, а исправить это, потому что мы все пионеры и должны быть хорошими товарищами… Он, мама, прямо рассердился даже на нас…
– Ну, а ребята что?
– Ребята покраснели многие, а девочкам тоже стыдно стало. А потом все начали говорить, что у нас всё по пустякам выходят всякие глупые ссоры. А Митя сказал, что мы уже в четвёртом классе, а нам можно поставить в пример малышей – они так дружат между собой! Потом он привёл примеры всякие… а потом, мамочка, потом!.. – Лида вскочила, зажмурилась и подпрыгнула на одной ножке. – Мы все шли домой вместе. И никто никого не дразнил. И солнце было такое, прямо на всю улицу! Я пальто расстегнула. А Коля Одинцов шапку снял, у него густые волосы. И солнышко нагрело их, – они даже чуть-чуть тёплые стали, мы все трогали… а некоторые девочки завтра уже в драповом пальто придут. И я… Хорошо, мамочка?
– Нет, драповое ещё рано. А остальное всё хорошо! Всё хорошо, Лидок!
Вечером папа тоже слушал о сборе, но ему рассказывала не одна Лида. Лиде помогала мама, они перебивали друг друга и так часто начинали сначала, что папа не дождался конца и ушёл спать.
Глава 19. Срыв
Павел Васильевич всё ещё не возвращался. Васёк нервничал, придирался к тётке.
– Может, и были письма, да ты потеряла их! – подозрительно говорил он.
Тётка обижалась:
– Да что я, голову, что ли, потеряла?
Писем не было.
Не зная, чем объяснить молчание отца, Васёк беспокоился. Иногда ему начинало казаться, что с отцом что-то случилось. Он просыпался ночью и, лёжа с открытыми глазами, представлял себе всякие ужасы: то ему казалось, что отец, починяя паровоз, попал под колёса, то заболел и лежит где-нибудь в больнице.
Васёк плохо спал и в класс приходил хмурый и сонный.
В этот день Васёк Трубачёв дежурил. В паре с ним был Саша Булгаков.
– Давай так дежурить, чтоб ни сучка ни задоринки, – уславливались мальчики.
Первые три урока прошли без запинки. На большой перемене Сашу вызвала мать.
– Васёк, положи мел, вытряхни тряпку. Проверь, чтобы всё было в порядке. Я сейчас! – крикнул он, убегая.
Васёк, закрывшись один в классе, протёр парты, вытряхнул в форточку тряпку, сбегал за мелом, подлил в чернильницы свежих чернил. Когда Саша вернулся, осталось только подмести пол.
Пока дежурные наводили в классе чистоту, в укромном уголке раздевалки Русаков с расстроенным лицом говорил Мазину:
– Обязательно он меня вызовет! Пропал я, Колька!
На четвёртом уроке был русский язык. Учитель сказал, что будет вызывать тех, у кого плохая отметка.
– Не надо было по собачьим следам рыскать. Взял бы да почитал грамматику… Я хоть по географии хорошо ответил, а ты что? – сердился Мазин. – Чересчур уж… Ни по одному предмету ничего не знаешь.
– По арифметике лучше тебя ещё… Да всё равно мне пропадать сегодня.
Мазин нахмурился.
– Я подскажу тебе.
Русаков махнул рукой:
– Будет мне дома! Отец да ещё мачеха…
– Да ведь она уже неделю у вас живёт, и ничего ещё не было.
– Придраться не к чему было. Она начнёт разговаривать со мной, а я молчу… а сегодня… – Русаков покрутил головой и умоляюще посмотрел на Мазина: – Ты бы придумал что-нибудь, Коля.