Страница 2 из 32
Из-за бугра вставала наклонная Невьянская башня, тянулись серые заплоты. Завод черным помелом дыма грязнил прозрачное небо. На сердце Ивана Перфильевича вновь с большой силой вспыхнула тревога. Ему представился парализованный брат покойного хозяина - Никита Никитич Демидов. Постнолицый, с закорюченным носом и зоркими глазами, он походил на старую хищную птицу. Старик быстро раздражался, был неимоверно сердит и в гневе страшен. Приказчик прикидывал, как полегче сообщить ему печальную весть. "Брякнешь с маху, враз его кондрашка хватит!" - подумал Мосолов и беспокойно заерзал в седле.
Было время, когда Иван Перфильевич любил поозоровать. Теперь давно отошло оно. Приказчику пошел седьмой десяток, и хотя его тело еще не согнулось под тяжестью времени, еще сохранилась сила, но былое проворство уплыло. Сейчас Мосолов походил на старого седого волка, умудренного большой жизнью, и брал он теперь не нахрапом, а хитростью.
Еще раз всадник окинул взором невьянские просторы, свистнул и тронулся под угорье к заводу...
Был час, когда старый Никита Никитич под открытым небом, на крыльце, совершал свой ранний лечебный завтрак. Обряженный в добротный бухарский халат, с гладко причесанными реденькими волосами на высохших височках, он сидел на кресле-возиле. Рыжий зеленоглазый мужик-хожалый, широкий в плечах, с толстой шеей, поил хозяина из рожка кобыльим молоком. Острый кадычок паралитика ходил челноком, узкие глазки сошлись в щелочки от удовольствия.
Заслышав конский топот, Демидов открыл глаза, судорожно отстранил мужика с рожком.
- Ты что не ко времени примчал? - закричал он приказчику.
Мосолов молодо соскочил с коня; медленным шагом, как побитая собака, он трусливо побрел к хозяину. Никита Никитич пронзительным взглядом смотрел на приказчика. Костыль в руке хозяина нетерпеливо выстукивал дробь.
- Что стряслось? Беда? - тревожно спросил старик.
Мосолов смахнул шапку, поклонился Демидову.
- Господь бог посетил нас, хозяин! - тихо сказал приказчик.
- Пожар? - от страха расширил глаза Никита. - Лес варнаки подожгли?
- Никак нет, хозяин. Свершилось положенное от бога.
- Коломенки с железом потопли?
- Никак нет. Акинфий Никитич изволил отойти... - хрипло выдавил Мосолов.
Наступила минута тягостной тишины. Рожок выпал из рук хожалого и с дребезжащим стуком покатился по ступеням крыльца. Старик сидел неподвижно с отвислой нижней челюстью.
"Никак и этот отходит?" - со страхом покосился на хозяина Мосолов. Но в эту минуту старик встрепенулся, губы его дрогнули, он поднял костлявую руку и перекрестился:
- Упокой, господи, его душу суетную... Духовника зови, племянников кличь. В горницу вези! - прикрикнул он на мужика. Тот послушно стал за возилом и плавно покатил его в хоромы...
К удивлению Мосолова, старик Никита Никитич Демидов проявил неожиданную расторопность. Он не отпустил от себя приказчика.
Мужик-хожалый привез хозяина в обширный мрачный кабинет с грузными каменными сводами.
- Теперь уйди! - приказал слуге Демидов. - А ты, Иван, останься.
Мосолов покорно склонил голову.
В узкое стрельчатое окно скользнул робкий луч солнца и словно золотым мечом рассек полумрак горницы. Против кресла, в котором сидел больной старик, на стене в черной дубовой раме висел портрет Никиты Демидова-отца. Голый большой череп поблескивал на темном полотне портрета, курчавая смоляная борода спускалась до пояса, ироническая улыбка блуждала в густой бороде Демидова, властно глядевшего из рамы.
Никита-сын поднял глаза на портрет.
- Видишь? - указал он Мосолову.
Приказчик смутился: в него пронзительно впились жгучие глаза Никиты Демидова. Казалось, старый хозяин ожил и вот-вот заговорит насмешливо, с хрипотцой.
- Что молчишь? - стукнул об пол костылем Никита-сын. - Подойди к тятеньке, отодвинь в сторону, там - тайник.
Не спуская с портрета завороженных глаз, Мосолов неуверенно подошел и протянул дрожащие руки.
- Не бойся, не тяпнет! - подбодрил паралитик.
Приказчик взялся за дубовую раму, и она медленно, ровно отошла в сторону - будто посторонился хозяин, доверив секрет холопу. В стене устроен был тайник. Никита Никитич подал приказчику ключ, и тот открыл дверцу. В полутьме хранилища заиграли самоцветы. Одни отливали кровавым светом, другие сверкали голубизной, зелеными огоньками пылали изумруды... Теплыми огоньками мерцали и переливались топазы, рубины, сапфиры и бриллианты...
Казалось, в бархатном мраке качались фонарики, излучая ласковое тепло и радость. Самоцветы были сказочной стоимости. У Мосолова захватило дух, он не мог оторвать очарованный взор от сокровищ.
"Вот оно где богатство! Вот какому богу поклоняются!" Жадность пронзила все тело приказчика, словно огнем его прожгла. Окрик хозяина привел Мосолова в себя.
- Ну ты, не заглядывайся на чужое добро! - пригрозил паралитик. - Не тобою оно тут положено. Бери пакет да закрывай тайник!
Мосолов весь трепетал. Словно обжигаясь, он протянул руку к пакету. За своей спиной он чувствовал пронизывающий взгляд Никиты. Хозяин зорко следил за руками приказчика.
Пакет добыт, тайник задвинут. Никита-отец в дубовой черной раме вернулся на место сторожить семейное добро. Глаза его по-прежнему иронически смотрели на Мосолова, насмехаясь над ним. "Что, видел наше могущество, да руки коротки. Сукин ты сын, пошто позарился на хозяйское добро?"
Чтобы укрыться от демидовских глаз, приказчик повернулся к портрету спиной и вручил паралитику пакет. Пять почерневших от времени сургучных печатей отягощали его. Никита Никитич повертел пакет в руках, злая улыбка змейкой скользнула на тонких губах.
- Вот тут судьба человеков! - задумчиво сказал он и посмотрел на Мосолова.
Оба старика - один сухой, немощный, с угасающим взором, а другой корявый и могучий еще, как старый дуб, - пристально смотрели друг другу в глаза. Взор Мосолова был темен, недобрые помыслы затаились в нем. Куда девалась прежняя песья покорность и угодливость! Об этом сердцем догадался хозяин, и прикрикнул на Мосолова:
- Ну, ты забудь, что видел тут! Руки отрублю да псам скормлю в случае чего. Клич племянников, пусть входят.