Страница 2 из 40
«Конечно, где ж еще вам денег взять, — не без ехидства думал Василий, спускаясь по лестнице в рукотворное подземелье и словно обращаясь к его обитателям, — ну не работать же, блин, в самом деле?»
Обитателей оных в этот раз лично он насчитал целых шесть.
Первым, кто попался на глаза Василию, был молодой музыкант — можно сказать, подросток. Он играл на флейте мелодию из какого-то старого фильма, протяжную и жалостливую, и при этом аж весь извивался. Отчего во-первых, смотрелся забавно, а вовсе не вызывал жалость. А во-вторых, напоминал дрессированную змею, которую Василий видел на улице индийского города, куда ездил в отпуск в позапрошлом году. Змеюка тогда так же виляла всем телом, покуда ее хозяин играл на дудочке.
Еще два музыканта — постарше и уже со щетиной на лице — занимали позицию в десятке шагов от юного флейтиста. Один бренчал на гитаре, второй пел что-то о несчастной неразделенной любви бедного мальчика к красивой, но презиравшей его девочке.
Неподалеку от этой парочки стояла, пританцовывая старушка — не иначе, из племени «городских сумасшедших». Эта игрой на каких-либо музыкальных инструментах себя не утруждала, простодушно заменив любой из них на мобильный телефон, из которого доносилась какая-то веселенькая мелодия.
«У тебя есть мобильник, бабуля?» — так и подмывало спросить… вернее, съязвить Василия, едва сдержавшего смех от такого зрелища. Но удержался он и от вопроса-подколки. Сочтя, что заговаривать с обитателями подземного перехода, значит, себя не уважать. А уж себя-то Василий уважал. Тут уж никаких сомнений быть не могло.
На контрасте с четырьмя любителями музыки пятый из «граждан» подземного перехода выделялся как раз за счет своей молчаливости. Усатый сорокалетний мужчина, облаченный в пятнистую (наверняка купленную в охотничьем магазине) куртку, отдаленно напоминавшую военный камуфляж. Привалившись спиною к стене, он сидел на полу, вернее на специально принесенном половичке, выставив вперед якобы единственную ногу. «Помогите участнику боевых действий на Донбассе», — обращалась к каждому проходящему надпись большими черными буквами на картонке, выставленной на временно пустующей инвалидной коляске.
Коротко и ясно, без слезоточивых подробностей — единственная нога должна была говорить сама за себя. И кто-то из прохожих наверняка на это велся: рядом с картонкой на коляске лежал перевернутый берет, и он не пустовал, отнюдь. Несмотря на то, что день только начался.
Да, кто-то клюнул на пятнистую куртку и надпись… но только не Василий. Потому как не очень-то верил. Таких вот как бы инвалидов, потерявших-де ногу в очередной «горячей точке» он успел повидать за свою жизнь не раз и не два. И отличались они только названием «точки», указанной в надписи-просьбе. То это Афган был, то Кавказ, а теперь вот, гляди ж ты, Донбасс.
«В ногу со временем идете, товарищи, — подумалось Василию, — в ногу, гы-гы! Каламбур получается!» Еще он еле удержался оттого, чтобы с самым невинным видом поинтересоваться у так называемого участника боевых действий: «А в каком добровольческом батальоне вы воевали, уважаемый?» Снова подколоть хотел… и снова сдержался. Так и прошел мимо мужика в пятнистой куртке, с трудом сохраняя на лице смешанное выражение серьезности и отрешенности.
И все же, когда до лестницы, ведущей наверх (к спасительной свежести!) осталось чуть больше десятка шагов, самообладание покинуло-таки Василия. Виной тому оказался последний из встреченных им обитателей подземной мини-страны сомнительных чудес — худенький невысокий старичок
Этот, похоже, отчаялся вконец. И потому не стал терять время в долгих и пустых ожиданиях, но метался по полутемному помещению перехода, заступая раз за разом дорогу прохожим. Да только что не совал им под нос приготовленную для подаяний шляпу.
— Сами мы не местные, — восклицал старик жалобным голосом, когда какой-нибудь из прохожих хотя бы чуть замедлял перед ним шаг, — не на что до дому доехать — подкиньте на билет… пожалуйста!
Или, как вариант:
— Внучка больна тяжело, лекарства дорогие! Помогите, кто сколько может, а то умрет дитя.
Успел услышать Василий и третью вариацию жалостливой речи:
— Пособите жертве мошенников! Обещали квартиру новую, я, дурак поверил. Вложился в долевое строительство. В итоге ни квартиры, ни денег, еще и должен остался. Теперь даже из моей халупы грозят меня выселить!
Наверняка были и другие версии несчастья, что постигло этого крикливого беспокойного старика. Причем, что дивно, такое разнообразие этих версий, их взаимное противоречие, ничуть его, кажется, не смущало.
— И как ты дожил до таких лет, — вполголоса пробормотал Василий, идя по направлению к лестнице и одновременно наблюдая за старичком да слушая его выкрики потехи ради.
— Молодой человек! — теперь и сам старичок заметил Василия и устремился ему наперерез, — молодой человек, подождите! Ну, постойте, подождите же, пожалуйста!
«Решил и при мне свое шоу разыграть, — веселость Василия мгновенно сменилась злобой, — театр одного актера, ёпрст! Ну, держись! Я тоже могу сыграть… кое-что».
Под «кое-чем» он понимал единственную роль, которой сумел овладеть в своей профессии — изображать занятость. Делать вид, словно все беды и радости этого мира суть пустяки и суета в сравнении с той проблемой, на которой он, Василий, в данный момент сосредоточен.
Для роли этой требовалось немногое. Напустить на себя серьезный, даже чуточку хмурый и тревожный вид — и сконцентрировать на чем-нибудь внимание. То есть, как бы сконцентрировать.
В родном офисе для этого лучше всего годился монитор компьютера, на котором хотя бы на всякий пожарный стоило еще держать открытым какой-нибудь документ. Ну, хотя бы текст выбранного наобум закона с «Гаранта». В переходе компьютера, разумеется, не было… зато имелся под рукой смартфон. На него-то Василий и уставился с вышеупомянутым выражением серьезности. Так, будто читал некое, бесспорно, важное и возможно даже срочное сообщение.
Да так и пошел в направлении заветных ступенек: со смартфоном перед глазами, света белого не видя… и потому, не разбирая дороги. Такому не то, что стенаниям старика-попрошайки внимать — самого старика на пути своем заметить затруднительно.
Василий и не заметил… вроде как. А потому лишь в последнюю секунду старичок успел отпрянуть в сторону, избегая столкновения. Не иначе, уличная выучка сказалась — вовсе не такой он был беспомощный лопух, каким пытался себя представить в своих жалостливых россказнях.
А вот шляпе повезло меньше — в руке старика она не удержалась. Перевернулась на лету. И вся мелочь, которую он успел собрать, с легким позвякиванием рассыпалась по выложенному мрамором полу.
На пару мгновений старичок-попрошайка замер в молчании — не то недоуменном, не то выжидательном. Не иначе, надеялся, что толкнувший его прохожий остановится. И, быть может, извинится. Возможно, даже поможет собрать рассыпанные монетки. А если уж совсем совесть припечет, то добавит к оным монеткам… ну, сколько не жалко.
Но не случилось ни первого, ни второго, ни, тем более, третьего. Даже не оглянувшись, Василий, как ни в чем не бывало, уже поднимался по ступенькам к выходу.
Невесело вздохнув, старик присел на корточки и принялся собирать с пола рассыпанную мелочь, одновременно стараясь не попадать под ноги прохожих.
— Прошел… как мимо пустого места, — с горечью сетовал старичок, чуть ли не через каждые пару секунд оглядываясь на шествовавшего вверх по лестнице Василия, — важный такой! Других за людей не считаешь! Ничего… вот сам на моем месте окажешься… как пустое место — тогда попомнишь меня!
Говорил старичок вполголоса. Скорее даже бурчал себе под нос, как многие в его возрасте. И прохожие его причитания едва ли даже замечали. А если и замечали, то воспринимали примерно как жужжание мухи. Придавая оным столько же значения.
И только в ушах Василия горькие слова обиженного попрошайки отчего-то звучали предельно отчетливо, только что в мозг не впечатывались.