Страница 12 из 14
Направление Москва – Санкт-Петербург перегружено, место в плацкартном вагоне надо брать загодя, в день отбытия билеты распроданы. В новой жизни я не могу позволить роскоши купе или сапсана – кто знает, когда Тохе удастся выручить денег. Накопления есть, но не понятно, на сколько их придётся растягивать.
Поэтому, когда вижу свободное место в общем вагоне за семьсот рублей, веселею и беру билет, не раздумывая. Ехать в ночи девять часов. В «Википедии» же об общем вагоне сказано: «вагон предназначен для перевозки пассажиров, едущих не дольше 5–6 часов с минимальным комфортом». В общем – в общем.
Еду без багажа, с собой сумка с ноутбуком на ремне через плечо, в которой, помимо самого ноутбука, паспорт и бритва.
Дойдя до вагона, закуриваю. Настораживает разговор двух толстяков, которые попеременно хватаясь за головы, обсуждают, как будут ехать:
– Там же не поспать, – возмущается первый толстяк второму.
– Вообще пипец! Что делать будем?
– Надо что-то придумать.
– Офигительно! И что предлагаешь?
– Договориться с проводником, может, кто из пассажиров сойдёт раньше. Если нет – спать будем вахтенным методом, по два часа каждый.
– Это ты пиздато придумал!!
Отправляю окурок с перрона вниз, на рельсы. Показываю проводнице билет, узнаю, что у меня второе купе, захожу в вагон, десятое место. Понимаю, что ожидает весёлая ночь.
Купе – двухместный СВ, где стены обставлены зеркалами, а на двух полках сидя едут шесть человек! На полке напротив моей: черноволосая девушка у окна, рядом таджик на вид лет пятидесяти и улыбчивый полноватый парень. На моей полке – две девушки, и я с краю, у двери. «Добрый вечер», – говорю рассеянно и стараюсь поудобнее усесться, что удаётся с трудом – в бок впивается металлическая складная лестница, предназначенная для того, чтобы удобнее было закинуть вещи на верхнюю багажную полку. В СВ это правда было бы очень удобно…
– Вы о вагоне тоже ничего не знали? – интересуется черноволосая девушка.
– Только приблизительно, – мотаю головой, ёрзая на месте в надежде найти положение, в котором лестницу не буду цеплять.
– Мы думали, – черноволосая девушка кивает на подругу, сидящую напротив, – что взяли места в плацкарте.
– А у меня так в билете и сказано, – добавляет полноватый парень.
Таджик на своём месте молчит.
– Такое отношение может быть только в России, – возмущается девушка, сидящая рядом со мной. – В любой другой стране пассажиры, увидев места, сошли, вернули бы деньги, железная дорога пару раз потерпела бы убытки и пустила дополнительные поезда с нормальными вагонами.
– Так почему не сойдёте? – спрашивает девушка с моей полки у окна.
– Ехать надо…
Таджик отрешённо молчит.
Становится душно, одновременно с этим поезд трогается. Проводница заглядывает в купе проверить билеты.
– Скажите, случайно нет свободных мест в плацкартном? – интересуется девушка, сидящая около меня.
– Весь поезд с общими местами.
– Как такое может быть, впервые встречаю подобное.
– Вы знали, на что идете.
– Нет, между прочим, – вмешивается полноватый парень, – пробовал на вашем сайте найти фотографии, есть только вагона-ресторана и мест в Сапсане…
– Нам же ехать девять часов, – с грустцой добавляет девушка, сидящая около меня.
Проводница тяжело вздыхает:
– В этом году такое впервые. А что поделать? Узбеки зимой заморозили сто семьдесят вагонов – десять составов. Поездов не хватает.
Таджик смотрит впереди себя. А может, он и узбек? Все они на одно лицо…
– Как заморозили? – спрашиваю.
– А вот так! Зимой поезда надо отапливать… трубы и полопались…
– Так это же зимой было… И вообще, причём тут узбеки?
– А кто у нас работает?
– Не знаю… А кто ими руководит?
Проводница не отвечает, завершает проверять билеты.
– Скажите, а окна открываются? – это девушка, сидящая около меня.
– Сейчас поезд скорость наберёт, наверное, кондиционер заработает, – туманно отвечает проводница.
– Как теперь спать? – вздыхает всё та же девушка.
Полноватый парень кивает на другую девушку с моей полки, та, заняв витиеватую позу, засыпает.
– Она врач, – поясняет ее подруга, – ночами дежурит – так что может спать в любой ситуации и в любом положении…
Поезд набирает скорость, духота не сходит. Таджик выходит из купе, возвращается с горячим чаем в стакане с фирменным подстаканником. Выхожу покурить в тамбур (там, где раньше в стену была встроена пепельница – теперь наклейка с перечеркнутой сигаретой, которую все игнорируют). В тамбуре уже курят и что-то обсуждают трое ребят, объясняясь, оперируют русским и английским языком – интернационал, студенты по обмену, интеллигенция…
Возвращаюсь в купе. Идёт живое обсуждение зеркал, участвуют все, кроме таджика и спящей в странной позе йога девушки.
– Или мы как в передаче. «За стеклом». И большой брат сейчас наблюдает за стримом, – видимо, выдвигает уже не первое предположение девушка, сидящая около меня.
– Ага, – подхватывает полноватый парень, – и как доберёмся до Питера, начнётся второй тур, отцепят вагон, пассажиров распределят по восемь человек в купе и поедем обратно в Москву.
Почти все нервно смеются.
– А мне кажется, – говорю я, сам думая, чем бы закрыть впивающуюся в бок лестницу, – что зеркала для того, чтобы мы видели, какими вошли и какими выйдем после…
– А я бы даже поспала, – говорит черноволосая девушка, – если бы было, что положить под голову…
Таджик тянется на багажную полку, достаёт оттуда пакет с одеялом, протягивает девушке.
– Спасибо большое…
В купе молчание, у таджика заканчивается чай, он выходит и возвращается с новым полным стаканом в подстаканнике. Душно – спина и подмышки в поту…
Едем, разговаривая и как-то нервно шутя, час, другой, третий. Таджик молчит, девушка-врач (инфекционист, о чём нам сообщила её черноволосая подруга) спит. Народ всё чаще топает по коридору в сторону проводницы…
Проводница заходит, просит помочь Славу (уже успели познакомиться) помочь. Они открывают в коридоре все окна. Становится свежее.
Хожу курить. В тамбуре интернационал распивает пиво. Из подслушанных разговоров узнаю, что они – русский, немец и узбек. Немец на ломаном русском рассказывает товарищам впечатления о какой-то стране:
– Они животные, – акцентом выделяется звук «ТН», – я на площате фотографировал, ко мне попрасили закурить, я сказал, что не курю – а мне дали этого, как по-русски? Бзды!
В коридоре мужик у открытого окна говорит меланхолично:
– Сейчас ехали, лось стоял – килограммов на четыреста…
Понимающе киваю, возвращаюсь в купе. Ближайшая соседка по месту рассказывает:
– А я как-то в купе ехала три дня и две ночи. Тоже не спали. Место на верхней полке было у тучного такого мужика – он пришёл и заявил: «Обычно я раздаю соседям беруши, но сегодня забыл купить. Сейчас я пойду в ресторан, вы пока спите. Ночью приду сильно пьяный и буду храпеть». И он сдержал обещание.
Инфекционист, услышав смех, просыпается и на нас всех рассеяно смотрит.
– А столбняк – это инфекция? – спрашивает моя соседка. – Меня просто как-то медвежонок в заповеднике укусил…
Инфекционист занимает новую сложно выполнимую позу и засыпает.
Дремлю сидя – видятся мимолётные сны о тюрьме и переполненной камере… Просыпаюсь в ужасе.
В курилке интернационал пьян и по пояс гол. Узбек рассматривает волосатую грудь немца:
– У нас тут редко растут волосы, – говорит он немцу на русском без акцента, – если переводить с узбекского, то мы их называем «борода ангела». Все женщины были бы твоими…
Мужик у открытого окна в коридоре всё так же меланхолично делится своим очередным наблюдением:
– Сейчас проехали деревья, выглядит, будто они растут вверх ногами. Красиво…
Понимающе киваю, возвращаясь на место.
Сильно хочется спать, глаза слипаются.
– Смотрите, – ровно и спокойно говорит моя соседка, – туман и рассвет. И месяц…