Страница 64 из 91
Уильям кивнул:
– Я приказал его арестовать. Думаю, яд был в вине, которое он дал вам во время причастия.
– Последнее причастие... – пробормотала я.
Уильям перекрестился:
– Гоните прочь плохие мысли, Елизавета! Вы будете жить очень долго, обещаю.
– Угу, и рожу Англии наследников… – пробормотала я.
– Вы уж постарайтесь! – попросил он, и в его голосе не было насмешки.
Смущенно ответила, что я как бы не сказать, что особо против, но пока не от кого... Государственный секретарь бросил на меня страдальческий взгляд. Ну да, я его прекрасно понимала! Список женихов он составил впечатляющий, но я же не виновата, что каждый из них оказался со своими тараканами!
Наконец, вернулись к коронации. Причастие – или Евхаристия – вкушение хлеба и вина как символов Плоти и Крови Христовых… Ритуал, от которого мы собирались отказаться. Елизавета сознательно шла на то, чтобы последний раз перед коронацией причаститься по старому образцу, и ей не простили… Она заплатила за это собственной жизнью.
А я? Мне, кажется, была дарована новая.
Слезы подкатились к горлу, напали исподтишка. Я собралась заплакать, но раздумала. Что-то я стала слишком уж чувствительная! Пора уже привыкать к тому, что меня ненавидят и предают. Один неверный шаг, неосторожное движение, и за углом уже поджидают убийцы, а в кубок с вином чья-то рука тайком бросила яд...
– Рассказывайте дальше! – попросила Уильяма.
Ага, какие еще вести с полей, вернее, из тюремных камер Тауэра!
– Архиепископ уповает на ваше христианское милосердие и умоляет его простить. Даже и не вздумайте, Елизавета! Хватит того, что вы уже выпустили итальянца...
Я покачала головой. Настоящую королеву отравили, убийцы ранили Роберта и чуть было не прикончили меня. О каком милосердии идет речь?! Но разве я смогу сознательно послать на смерть человека?
– Не давите на меня, Уильям! – попросила секретаря. – Мне нужны имена и факты, после чего будем решать, что делать с виновными.
– Тогда я вас покину, хочу присутствовать на допросе Оглторна. Уверен, что в заговоре участвовали не только эти двое. Ложитесь спать, Елизавета! Вам понадобятся силы для принятия правильного решения.
Вскоре Уильям ушел. Я же вернулась в спальню и упала на кровать, чувствуя себя опустошенной. Оказалось, ненароком разбудила Кэт.
– Вы плачете? – спросила фрейлина.
– Это слезы облегчения... Все закончилось, и мы поймали крысу, которая завелась во дворце.
Я назвала имя. Кэт покачала головой, пробормотала совсем не христианское ругательство, пожелав душе архиепископа гореть в аду. Затем отправилась за успокоительной настойкой, которую прописал мне Нонниус. Но я уже заснула - крепко и спокойно - намного раньше, чем вернулась фрейлина.
***
Уильям отсутствовал весь день, присылая короткие записки о ходе следствия. Я провела тревожное утро в церкви, затем у постели Роберта, которому так и не стало лучше. Нонниус делал ему спиртовые примочки, чтобы очистить рану, и даже уговорил меня, что больному пойдет на пользу кровопускание. Ненадолго пришедший в себя Роберт согласно кивнул, ничуть не возражая против процедуры. Я же ушла восвояси, испугавшись, что мне станет дурно.
По дороге размышляла об антибиотиках.
Они бы живо поставили лорда Дадли на ноги! Кажется, пенициллин делают из плесени, но я понятия не имела, каким образом... И все потому, что я – изнеженный продукт современной цивилизации, привыкший, что лекарства водятся в аптеке, а продукты – в магазине. Ну и пусть у меня экономические образование, полученное в одном из лучших вузов страны, но там не учили, где раздобыть эту долбаную плесень!
С такими мыслями отправилась на Совет. Пустующие кресла Роберта, архиепископа Хита и Томаса Говарда, чье имя промелькнуло в бумагах заговорщиков, действовали угнетающе не только на меня. Демонстративный арест лорда Говарда накалил атмосферу во дворце до такой степени, что, казалось, поднеси зажженную спичку – и все взорвется. Я окинула тяжелым взглядом мужчин, пытаясь угадать, остались ли предатели в Совете. Никто не отвел глаза и не попытался провалиться под землю от стыда за свое поведение. Ну что же, надеюсь, ограничимся лишь этими потерями!
Я зачитала сочиненные вчера трактаты о дезинфекции и санитарных нормах. Ответом служило непривычное молчание.
– Готова к вашим возражениям, господа! – с нажимом произнесла я.
Советники дружно закивали, словно сразу же прониклись идеей повсеместной гигиены и соблюдения чистоты. Ну, раз так, то… Почувствовав, что удача на моей стороне, с налету получила еще и одобрение на эксперименты Нонниуса. Он изучал использование опиума для общего наркоза, чтобы потом ввести его в больницах. Пока что местные хирурги из-за отсутствия обезболивания резали народ быстро, чтобы пациенты не успели умереть от болевого шока.