Страница 3 из 16
Двенадцатый потянулся к наполненному бокальчику, но старик стремительным движением остановил его. Он поднес рюмку парня к своему носу, принюхался, а затем выплеснул ее содержимое на ковровую дорожку, сопроводив сей поступок злым бормотанием: «Вредная иллюзия!..»
Самогон застрял в горле Ангелины. Она поперхнулась, закашлялась, точно неисправный двигатель, и прохрипела, брызгая слюной:
–Что же это вы, отец, хозяев обижаете! Нехорошо так!..
–Прости, хозяйка, но мы не пьем, – глухо извинился старик, нанизывая на вилку ломоть хлеба.
–Брезгуете? Ладно, поешьте хоть. Екатерина, неси самовар! Может, от чая не откажутся…
Екатерина встала и поманила за собой в соседнюю комнату Двенадцатого:
–Поможешь мне, земляк…
От первой же рюмки самогона Ангелина осоловела. Подперев полную, раскрасневшуюся пуще прежнего щеку кулаком, она со вздохом сказала:
–Это и к лучшему, что не пьете. Вот мой первый покойный муженек не просыхал совсем. Я его трезвым видела всего один раз. И то в день свадьбы, когда регистрироваться поехали. А потом… Умер-то он от того, что собственной блевотиной захлебнулся…
В соседней комнате послышалась слабая возня, скрип. Упало что-то тяжелое. Раздался чуть слышный стон, а затем равномерные, все нарастающие удары, смешанные с тонким попискиванием, начали сотрясать тонкую деревянную перегородку, разделявшую комнаты.
Ангелина прервала невеселое повествование, насторожилась.
–Господи, да что же это такое! – прошептала она.
Руки ее нервно забегали по столу. Вцепившись глазами в невозмутимо жующего старика, женщина нарочито громко продолжала рассказывать о своем втором супруге, бившем ее нещадно, о третьем, гулявшем направо и налево…
Деревянная перегородка трещала, словно кто-то изнутри корежил ее ломом. С потолка посыпалась штукатурка. Казалось, еще несколько секунд таких усилий и начнет крошиться кирпич стен.
Нервы Ангелины не выдержали напора страстей, бушевавших в ее спальне. Она осеклась, быстро налила себе в рюмку и, залпом выпив очередные пятьдесят граммов, крикнула:
–Да, когда же они закончат, паразиты! Сил моих больше нет!
После очередного мощного толчка от верхнего угла перегородки отвалился тяжелый пласт извести, за стеной трубно охнули и, наконец, наступила долгожданная тишина.
–Кажется, все! – с облегчением, одними губами произнесла Ангелина и утерла платком влажный подбородок.
«Ой, что это у тебя такое! Что с тобой!» – донесся из-за перегородки дрожащий девичий голосок. Следом за этим невинным вопросом в соседней комнате раздался короткий низкий рык, от которого Ангелина мигом протрезвела и изменилась в лице. Дверь ее спальни распахнулась. Оттуда выбежал Двенадцатый. Старик поднял с пола саквояж, встал, бросив хозяйке скупое «нам пора», и, метнув на парня холодный взгляд, не прощаясь, вышел вон…
Старик и Двенадцатый миновали переезд, когда до их ушей долетел пронзительный женский крик. Двенадцатый остановился, обернулся. Его небесно-голубые глаза сделались вдруг фиолетовыми, затем коричневыми. Парень протянул в сторону домика правую руку, до хруста сжал кисть. Все его тело напряглось, лоб покрылся испариной. Он резко раскрыл побелевшую пятерню и одновременно с этим стекла в трех окнах неказистого жилища бесшумно, точно в немом кино, полетели наружу. Следом в освобожденные оконные проемы изнутри рванулось пламя, в считанные секунды охватившее кирпичное строение огненными клещами. Не прекращавшийся женский крик перешел в вой, который вскоре оборвался.
–Почему ты это сделал? – спросил старик Двенадцатого, со звериным блеском в глазах созерцавшего догоравшее пепелище.
–Она была слишком настойчивой… Она сама виновата. И еще… она увидела это…
Выражение на лице старика неожиданно изменилось. С тревогой в голосе он выдавил из себя:
–Что ж, истина выше мелких обстоятельств. Ты прав. Я рад, что ты уже кое-чему у меня научился. Но, помни, что следует быть очень осторожным. Пока еще не пришло наше время…
Развернувшись, они двинулись дальше. Легкий ветерок щекотал им ноздри слабым запахом гари. Наконец, обугленный домик и переезд исчезли за поворотом, и железнодорожная насыпь стремительно начала расти вверх. Минут через пятнадцать в наступивших сумерках показались очертания того самого «стратегического объекта», о котором рассказывала теперь уже покойная Ангелина. Двенадцатый надел пиджак, застегнул его на все пуговицы. Старик, не оборачиваясь, спросил его:
–Ты чего-то боишься?
–Нет. Я же с тобой!
Старик поднял над головой руку, указательный и средний палец которой показывали латинскую букву «V». Парень ответил тем же. Они ускорили шаг…
Учуяв что-то, холеная немецкая овчарка охранника забеспокоилась и принялась скрести когтями дверь сторожки. Охранник отставил чашку с недопитым кофе, перекинул автомат на грудь и, взяв пса на поводок, вышел на улицу.
В первые секунды он ничего подозрительного не замечал. Однако овчарка продолжала нервничать. Она оскалила желтоватые клыки, шерсть на ее загривке поднялась и пошла волнами. Но вот и охранник, наконец, услышал приглушенное постукивание камней. Он снял автомат с предохранителя и положил палец на спусковой крючок. А вдруг медведь!.. Прошедшей весной оголодавший шатун задрал корову в соседней деревне. А летом его, якобы, видели на окраине города в лесопарковой зоне. Поведение хорошо выдрессированной собаки удивило охранника и навело на мысль, что это вполне мог быть какой-нибудь крупный зверь.
Постукивание усилилось. Овчарка рванулась вперед, но крепкая рука хозяина и прочная цепь удержали ее.
–Сидеть! – шикнул на нее охранник и сам присел на корточки, пристально вглядываясь в темноту.
В фиолетовых сумерках вначале размыто, а затем все более отчетливо проступали очертания двух человеческих фигур. Охранник облегченно вздохнул, потрепал возбужденную собаку по спине и, встав в полный рост, негромко крикнул:
–Эй, кто там!
Ответа не последовало. Незнакомцы приближались молча.
Наконец охранник смог разглядеть ночных путников – худого старика и молодого мужчину. Охранник шагнул к ним навстречу. Его собака снова испытала на прочность поводок, залившись злобным лаем.
–Да, замолчи ты! – пнул ее в бок сапогом охранник, а незнакомцам скомандовал миролюбиво:
–Стой! Кто идет?!
–Мил человек, – отозвался старик. – Нам бы в город попасть.
–В город? – удивился охранник. – Вы знаете, сколько до города километров!
–Знаем, мил человек! Но нам очень надо туда попасть, – просительно лепетал старик.
–Садитесь на поезд и езжайте. Через мост пешими я не могу вас пропустить. Таков порядок.
–А если мы, все же, нарушим этот порядок? – в голосе старика блеснула сталь. – Ведь не бывает правил без исключений!
–Только не для меня! – отрезал охранник. – Поворачивайте обратно! Иначе я буду вынужден вас задержать!
Почувствовав, как изменилось отношение хозяина к чужакам, овчарка, натянув поводок до предела, вскочила на задние лапы и клацнула пастью перед носом старика. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Обнажив безупречно белые зубы, он процедил, обращаясь к Двенадцатому:
–Какие злые люди бывают на свете! Очень жаль, очень жаль… А ведь все могло быть иначе!
Старик вздохнул, подошел к перилам моста и глянул вниз. Охранник не сводил глаз с подозрительных незнакомцев. Теперь только он заметил, что те не имели обуви, и это обстоятельство еще более его насторожило. Он обернулся и поглядел на дощатую сторожку, в которой находился телефон. Охранник прикидывал: стоит ли сообщать о данном инциденте или будет разумным не поднимать лишней шумихи.
На пульте связи, который был хорошо виден охраннику, загорелась красная кнопка – с противоположной стороны моста его вызывал напарник для очередного доклада. Охранник сделал инстинктивное движение в сторону сторожки, и на секунду потерял из поля зрения незваных гостей. В тот же миг старик, опершись руками о перила, молодецки перемахнул через них и полетел в реку. Его спутник бросился на охранника. Вернее, так тому показалось. Охранник отпустил поводок и вскинул ствол автомата, но парень, ловко увернувшись от острых собачьих клыков, запрыгнул на мостовое ограждение и, на какое-то мгновение застыв, обернулся. От его прощальной улыбки волосы шевельнулись у охранника по кепи. Не успел он прийти в себя, как молодой незнакомец полетел вниз вслед за стариком.